Сефира была ужасающа. Мало того, что похожа на скелет, двигалась она со странной механической грацией насекомого – богомола, пугающе огромного. (Кто же из ее подруг назвал Сефиру палочником? Знала бы она, насколько оказалась близка к истине!) Губчато-белую плоть Сефиры покрывала мозаика из того, что могло бы показаться осколками, мерцавшими в свете ламп тоннеля: как будто изначально Сефиру покрывало некое вещество, которое в один прекрасный момент вдруг растрескалось. Ее вытянутый вверх череп был из стекла и кости. Ее лицо отчасти напоминало человеческое: большие темные глаза, нос в виде пары прорезей, рот, усеянный костяными и стеклянными иглами. Глаза Сефиры сверкнули, и Лиза увидела, что они как бы запорошены мелким крошевом стекла. Злоба оживила ее лицо, придав ему выражение морды хищника, преследующего добычу, смерть которой утолила бы кое-что больше голода. Она подняла руки в защитном жесте, демонстрируя осколки стекла, торчащие из ее предплечий, превращая каждое в зазубренное лезвие.
Чистейший страх, острее, чем любой другой, что она испытывала за последние восемь дней (а точнее – никогда прежде), отбросил Лизу назад, за пределы досягаемости стеклянного оружия. На мгновение ее охватил безумный порыв бежать, вырваться из туннеля, забраться в свою машину с разбитым лобовым стеклом и мчаться как можно дальше от всего этого, мчаться так быстро, как только возможно. Ее заверения мадам Сосострис (и Гэри), яростная клятва самой себе эхом отозвались в памяти. Зеленые вопли утихли, но теперь она слышала, как пронзительно скрежещут друг о друга осколки стекла на теле Сефиры, когда та двинулась вперед, окружая ее оглушительной мерзкой фугой. Не опорожни Лиза желудок, охвативший ее ужас ускорил бы эту процедуру сейчас. Удастся ли ей убежать от Сефиры? Ответа у нее не было, но перспектива показать свою спину этому чудовищу была сейчас абсолютно непривлекательной. Каким бы это ни казалось невероятным, единственным разумным вариантом была схватка. Правой рукой Лиза потянулась за спину и вытащила из-за пояса джинсов разделочный нож.
Оружие подействовало на Сефиру мгновенно. Широко раскрыв глаза, она резко остановилась. Вид ножа поразил также и Лизу. Имена и символы, нацарапанные на его лезвии, сияли, светились белым светом причудливые созвездья в металлическом небе. Свечение отражалось от стеклянных доспехов Сефиры, превращая их осколки в жуткий калейдоскоп огней. Лиза держала нож наготове в правой руке, чтобы нанести прямой удар, а левую выставила перед собой, готовая отразить любую атаку. (Хотя ее совсем не ободряли шансы голых пальцев против осколков, торчащих из плоти Сефиры.) Лиза снова сплюнула. Дрожащим голосом она предложила:
– Может, поговорим?
Ответа нет. Все внимание Сефира сосредоточила на мясницком ноже.
– Я пришла за тем, что ты забрала у Гэри, – сказала Лиза. – Я шла по твоему следу. Я разобралась с людьми, которых ты послала, чтобы меня остановить, с твоими ловушками. Я разобралась с людьми из твоего офиса. Я прошла через заслон клещей – клеток душ. И теперь я готова биться с тобой, если потребуется. Не знаю, удастся ли мне убить тебя, но почти уверена, что смогу причинить тебе боль, и думаю, не малую. Скажи, может есть способ избежать этого: можешь ли ты отдать мне то, за чем я пришла? Я заберу это и уйду, и на этом покончим.
Кожа вокруг рта Сефиры пришла в движение, вздулась, превратившись в пару губ, а иглы в деснах втянулись, оставив на своих местах ряд зубов прямоугольной формы. Она заговорила тем же медовым голоском, который Лиза слышала в машине по телефону:
– Пришла заключить сделку с дьяволом?
– Едва ли ты дьявол, – ответила Лиза.
– Я настолько к нему близка, насколько к нему собираешься подобраться ты.
– Возможно. Наполовину ты права: я здесь, чтобы договориться.
– Ты это так называешь? – сказала Сефира. – Хорошо, я даю тебе то, что принадлежит мне по праву, а ты даешь мне… Что это было? О да, ничего.
– Ты меня не слушала. Ты возвращаешь мне сердце Гэри, а взамен я не убиваю тебя.
– А ты попробуй убить меня, – сказала Сефира. – Не думаю, что это предмет торга.
– Ладно, – сказала Лиза. – Чего ты хочешь?
– То, чего я хочу, у меня есть, – ответила Сефира. – Ты как будто веришь, что можешь угрожать мне болью, что боль – это то, чего я боюсь. Очаровательно. Там, откуда я родом, боль – это явление повседневной жизни. Как солнечный свет или воздух, часть окружающего, воспринимаемая как должное. И так было издавна, всегда, сколько я себя помню. А помню я себя так давно, что, честно говоря, этого могло, наверное, и не быть. Я пытаюсь сказать, что тебе придется добиться чего-то большего.
– Именно это я и собираюсь сделать, – сказала Лиза и сделала выпад, выставив перед собой нож.
Она надеялась застигнуть Сефиру врасплох, вонзить клинок ей в грудь до того, как та сообразит, что происходит. Однако, какой бы быстрой ни была Лиза (а она была быстрой, быстрее, чем когда-либо), Сефира все же успела махнуть правой рукой, чтобы отразить атаку; тем не менее, острие лезвия нашло пространство между двумя осколками стекла, торчащими из ее кожи, и оставило там глубокий порез. И слава богу, резиновая лента, намотанная на рукоять, позволила Лизе удержать нож, когда Сефира с шипением отдернула руку.
– Уверена, ты даже не почувствовала, – сказала Лиза, возвращаясь в защитную позу.
– Пытаюсь.
Сефира ударила тыльной стороной сжатой в кулак левой руки с разворота, но Лиза ждала удара и уклонилась. Менее готовой она оказалась к удару ногой справа, который нанесла Сефира, и хотя тот не достиг цели – нервного узла в левом бедре Лизы, – все же полоснул стеклянными бритвами, закрывающими пальцы ног, по ноге Лизы, разорвав джинсы и кожу под ними. С криком «Блин!» Лиза отшатнулась назад, ударившись каблуком о рукоять пожарного топора, который она до этого уронила. Пальцы ее сомкнулись на рукояти в тот момент, когда Сефира прыгнула на нее. Лиза запустила топор по полу, со всей силы постаравшись придать ему вращение. Сефира попыталась подпрыгнуть над ним, но ошиблась в расчете и приземлилась левой ногой на рукоять, запнулась и едва не напоролась на нож в вытянутой руке Лизы. Пока Сефира пыталась удержать равновесие, Лиза атаковала, нанося колющие и режущие удары, используя свое пре- имущество. Сефира встречала ее удары сначала здоровой рукой, затем рукой раненой, металл и стекло звенели, встречаясь. Лиза зацепила ее до крови еще пару раз. Ни одна рана не была такой глубокой, как первая, хотя при каждом ранении Сефира резко выдыхала. Она нацелила удар по левой ноге Лизы, но, кажется, сама не поверила в способность нанести его с нужной скоростью, и Лиза убрала ногу за пределы досягаемости удара, одновременно развернув нож и вонзив его в бедро Сефиры с такой силой, что лезвие, пробив его насквозь, вышло с другой стороны. Сефира с криком отпрянула назад. На этот раз резина на рукояти ножа не помогла Лизе удержать оружие в руке. С глазами, полными шока и паники, Сефира зашаталась и опустилась на колено раненой ноги и схватилась за рукоять в попытке вытащить нож из раны. Лиза двинулась к ней.
На занятиях карате самым сложным для Лизы был свободный спарринг. И не из-за излишней своей робости, – как раз наоборот. Бойцом она была азартным, ее удары руками и ногами подпитывались злостью по отношению к сопернице, которую она распаляла в себе, едва лишь пересекала границу синей ленты спарринг-ринга. На турнирах, где она выступала в качестве носительницы белого и желтого поясов, ее напористость принесла ей череду побед. Однако, как только она получила зеленый пояс и начала встречаться на ринге с более опытными бойцами как в своем додзё, так и на тех же турнирах, в которых раньше доминировала, эффективность ее стратегии снизилась, поскольку ее натиск ошеломлял не всех соперников, и они с большей вероятностью находили и использовали открывавшиеся перед ними возможности. Обескураженная, она пропустила один турнир, затем два, а следом и целый осенний сезон. Инструкторам школы, интересовавшимся, все ли у нее в порядке, она отвечала, что хочет сосредоточиться на других аспектах своей подготовки, на технике рук, формах и комбинациях самообороны, – чем она и занялась, правда, уже не с таким энтузиазмом.
Наконец после спарринг-класса, на котором Лиза проиграла все поединки, в том числе и встречу с начинающей, которую по идее должна была победить с легкостью, старшая ученица по имени Джесс, обладательница коричневого пояса, пригласила ее в паб «Уголок Питера», на «разбор полетов». Оценка выступления Лизы была проста:
– Вся твоя проблема в том, что ты злишься.
– А разве не так надо биться? – спросила Лиза.
Джесс покачала головой и сделала глоточек крепкого сидра.
– Ты путаешь злость с агрессией, – сказала она. – Это нормально. Большинство людей считают: когда выходишь драться, даже если это свободный спарринг, ты должен хорошенько разозлиться. Это потому, что нормальному человеку на самом деле довольно сложно сцепиться физически с другим человеком. Нужна работа над собой. Проблема в том, что злость штука ненадежная. Она вынуждает тебя перегружать свои атаки на начальном этапе, и потому к концу боя ты выматываешься. Она делает тебя неаккуратной, безрассудной, дает твоим оппонентам массу возможностей, которые они не должны были получить. Звучит знакомо, согласна?
Лиза кивнула, щеки ее порозовели.
– Если хочешь продолжать спарринги, – продолжила Джесс, – необходимо переходить от злости к агрессии. Агрессия – это сила, но она более невозмутима и выдержана. Она умнее и находчивее. Она сочетает в себе технику и обучение. Твои эмоции могут оставаться высокими, но ты направляешь их на то, чтобы помочь себе биться лучше, – Джесс отпила еще сидра. – Если поработаешь над развитием своей агрессии, то сможешь надрать задницу мне, причем легко.
Возможно, Джесс и преувеличивала, но уверенность, с которой она озвучила это предсказание, обнадежила Лизу и побудила возобновить спарринги. Произошедшее очень напоминало клише из всех когда-либо просмотренных ею фильмов о спорте: умудренный опытом ветеран дает перспективному, но разочарованному новичку совет, который позволяет тому поднять свои результаты на новый уровень, однако переосмысление подхода Джесс к бою сработало для Лизы; и хотя вскоре после их разговора Джесс бросила школу карате – отправившись на Аляску по неизвестным Лизе причинам, – Лиза подозревала, что, останься Джесс рядом, ее предсказание вполне могло сбыться.