[35], Васкес проследовала за ним в тускло освещенный интерьер. Поднявшись по короткому пролету ступеней, Бьюкенен зашагал по полу, сияющему бледным светом, – стеклянному, убедилась Васкес: квадраты из толстого стекла, парящие над мерцающим аквамарином. У нее из-под ног метнулся карп в полруки размером, и она поняла, что стоит над огромным неглубоким аквариумом: белый, и коричневый, и оранжевый карпы метались друг за другом над его дном, иногда задевая более медлительную черепаху. За исключением одного, все столы, поддерживаемые прозрачным полом, пустовали. «Слишком поздно, – подумала Васкес, – для обеда и слишком рано для ужина. Впрочем, не исключено, что и еда здесь не так хороша…»
Прямо перед ней спиной к дальней стене за столиком сидел Пахарь. Бьюкенен уже опускался на стул напротив него. «Глупо», – подумала Васкес, глядя на широкий незащищенный квадрат его спины. Ее ботинки цокали по стеклу. Она обошла стол и села рядом с Пахарем, сменившим темный костюм, в котором встречал их в аэропорту Шарль-де-Голль, на пиджак рыжевато-коричневого цвета поверх кремовых рубашки и слаксов. Его наряд как бы улавливал свет, проникающий из аквариума снизу, и удерживал его в виде тусклого отлива. Перед ним на подставке стояла металлическая миска с пельменями, справа в стакане с прозрачной жидкостью плавала долька лимона. Когда она устроилась рядом с ним, Пахарь приподнял бровь, но не стал комментировать ее выбор и вместо этого проговорил:
– Приехали.
«Да» Васкес перебило ответ Бьюкенена:
– Приехали, и есть некоторые моменты, которые хорошо бы прояснить.
Васкес пристально смотрела на него. Пахарь спросил:
– Вот как?
– Да, – сказал Бьюкенен. – Мы тут поразмыслили… В этом вашем плане есть нестыковки.
– Реально? – тон Пахаря ничуть не изменился.
– Реально, – кивнул Бьюкенен.
– А не могли бы вы пояснить мне, в чем именно нестыковки?
– Неужели вы полагаете, что мы с Васкес поверим, будто вы потратили кучу денег лишь на то, чтобы мы с ней вдвоем провели пятиминутную беседу с мистером Уайтом?
Васкес вздрогнула.
– Есть кое-что еще.
– Мы должны уговорить его пройти вместе с нами двадцать метров к лифту.
– Если точнее, семьдесят четыре фута и три дюйма.
– Без разницы, – Бьюкенен глянул на Васкес. Та отвела взгляд. Справа от нее по стене журчала вода, по ряду миниатюрных каменных террас сбегая в аквариум через отверстие в полу.
– Нет, Бьюкенен, не «без разницы». Семьдесят четыре фута и три дюйма, – возразил Пахарь. – Именно поэтому самая высокая ответственность, с которой вы сталкиваетесь каждый день, – это вынимать корзину для жарки из кипящего масла всякий раз, когда раздастся звуковой сигнал. А на мелочи внимания не обращаете.
У локтя Бьюкенена застыл хозяин, сжимая в руках пару длинных буклетов меню. Пахарь кивнул ему, и тот передал меню Васкес и Бьюкенену. Наклонившись к ним, хозяин спросил:
– Могу ли я принести вам напитки, пока вы определитесь с заказом?
Не отрывая глаз от меню, Бьюкенен сказал:
– Воды.
– Moi aussi, – сказала Васкес. – Merçi [36].
– Прекрасное произношение, – похвалил Пахарь, принимая меню из рук хозяина.
– Благодарю.
– Я и не подозревал, что вы говорите на французском.
Васкес пожала плечами:
– Так ведь особой нужды в этом не было, не так ли?
– А еще на каком? – спросил Пахарь. – Испанский?
– Понимаю больше, чем могу сказать.
– Вы, ребята, кстати, откуда родом – напомните?
– Чили, – ответила Васкес. – Отец оттуда. Мама американка, но ее родители из Аргентины.
– Полезная информация.
– На случай, если ее наймет Стиллуотер, – вставил Бьюкенен.
– Верно, – кивнул Пахарь. – У компании имеются проекты в ряде мест, где свободное владение французским и испанским было бы преимуществом.
– Например?
– Давайте не валить все в кучу, – сказал Пахарь, – сначала разберемся с сегодняшним вечером, а потом можете побеспокоиться о своем следующем задании.
– И каким оно будет? – спросил Бьюкенен. – Еще двадцать тысяч за то, чтобы проводить кого-нибудь до лифта?
– Вряд ли что-то настолько обыденное, – ответил Пахарь. – И вряд ли менее, чем за двадцать тысяч.
– Послушайте, – начала было Васкес, но в этот момент вернулся хозяин с водой. Поставив стаканы на стол, он выудил из кармана блокнот и ручку и принял заказ Бьюкенена на утку с хрустящей корочкой, а Васкес – пельмени на пару.
Как только он удалился, Пахарь повернулся к Васкес и сказал:
– Вы что-то начали говорить?..
– Да, просто… Бьюкенен пытается сказать, что это слишком много, понимаете? Если бы вы предложили нам… скажем, по пятьсот баксов каждому, чтобы мы приехали сюда и изобразили сопровождение, все равно было бы много, но не настолько… Я о двадцати тысячах, плюс стоимость авиабилетов, отель, ежедневные расходы. Это кажется чересчур большим для того, что вы просите нас сделать. Вы можете это понять?
Пахарь покивал:
– Могу. Я понимаю, насколько странным может показаться предложение таких денег за такой короткий срок службы. Но… – Он поднес стакан к губам. Когда он опустил руку, стакан оказался наполовину опустошен. – Мистер Уайт… Сказать, что этот человек ценен, значит не сказать ничего. Этот парень тертый калач и настоящий кладезь информации: того, что забыл мистер Уайт, хватило бы на дюжину карьер. А то, что он помнит, даст любому, кто сможет заставить его поделиться этим, постоянное тактическое преимущество.
– Так не бывает, – возразил Бьюкенен. – Неважно, сколько, по его словам, он знает…
– Нет-нет, – Пахарь вытянул руку, как коп-регулировщик. – Поверьте мне. Это весьма ценный человек.
– А разве контрразведчики… Что на этот счет говорит Зови-Меня-Просто-Билл? – спросила Васкес.
– Билл мертв.
Одновременно Бьюкенен охнул, а Васкес выпалила:
– Что? Когда?
– Не знаю. Когда мои боссы дали мне добро на это задание, Билл был первым, о ком я подумал. Я не знал наверняка, работает ли он все еще в Агентстве, поэтому навел кое-какие справки. Многого узнать не удалось – чертовы контрразведчики держат рот на замке, – но по тому, что добыл, понял: Билл в живых не числится. Вроде как крушение вертолета в Гильменде, но это предположение. Отвечая на ваш вопрос, Васкес: Биллу особо нечего было сказать.
– Черт, – обронил Бьюкенен.
– Так, ладно, – выдохнула Васкес. – Он единственный, кто знал о мистере Уайте?
– Трудно поверить, что это так, – ответил Пахарь. – Но никто до сих пор не клюнул ни на одну приманку, что я оставлял. Сам удивлен, признаюсь. Но это значительно упрощает нашу работу, так что я не жалуюсь.
– Хорошо, – сказала Васкес, – но деньги…
Глаза Пахаря загорелись, он подался вперед:
– Чтобы заполучить мистера Уайта, я заплатил бы каждому из вас в десять раз больше. Вот насколько важна эта операция. Наши затраты сейчас – ничто по сравнению с тем, что мы получим от этого парня.
– Что ж, вам виднее, – заметил Бьюкенен.
Пахарь улыбнулся и расслабился.
– Бухгалтеришки ценят, когда удается контролировать расходы. – Он повернулся к Васкес: – Ну как, ваши беспокойства разрешились?
– Минуточку, – встрял Бьюкенен. – Вопросы-то задавал я.
– Да будет вам, – ответил ему Пахарь. – Начальник здесь я, не забыли? Какими бы ни были ваши достоинства, Бьюкенен, оригинальность мысли в их число не входит.
– Так как насчет мистера Уайта? – спросила Васкес. – Предположим, он откажется идти с вами.
– Не думаю, что он так поступит, – сказал Пахарь. – Не думаю, что он будет так уж заинтересован в оказании помощи, когда окажется под нашей опекой. Это нормально, – Пахарь взял одну из палочек рядом со своей тарелкой, повертел ее в руке и воткнул в один из пельменей, поднес его ко рту, и на мгновение Васкес представила себе гиганта, смыкающего зубы на человеческой голове. Жуя пельмень, Пахарь продолжил: – Скажу честно, этот сукин сын кажется мне весьма крепким орешком. Из-за него я потерял все, что было хорошего в моей жизни. Благодаря этому ублюдку я отмотал срок в тюрьме, мать его, в долбаной тюрьме! – Пахарь проглотил пережеванное и наколол еще один пельмень. – Поэтому верьте мне, когда говорю, что у нас с мистером Уайтом впереди масса не впустую проведенного времени.
Под ними неспешно разошлись в стороны лениво плававшие полдюжины карпов.
V
Бьюкенен настаивал на том, чтобы найти отель мистера Уайта и расположиться в его холле.
– Ага, прикрывшись парой газет? – съязвила Васкес.
Они застряли в пробке по казалось бы самому короткому пути к отелю «Конкорд опера», в полулюксе которого поселился мистер Уайт, и салон такси наполняли вонь выхлопных газов и низкий гул окружавших их машин.
– Ну да, а что? Сработает.
– Господи, и это я фильмов насмотрелась?
– А что такого-то? – удивился Бьюкенен.
– Начнем с того, что такими темпами мы доползем туда как минимум к шести. Много народу вечером сидит и читает в холле отеля дневную газету? Прелесть новости в ее свежести.
– А может, мы в отпуске.
– Да без разницы. Все равно будем выделяться. И во-вторых, даже если в холле засядет куча туристов с газетами перед физиономиями, план Пахаря не сработает до одиннадцати. Ты хочешь сказать, что никто не обратит внимание на двух человек, занимающихся одним и тем же в течение пяти часов? Кроме того, мистер Уайт увидит нас, когда будет выходить и потом возвращаться.
– И снова повторюсь, Васкес, ты слишком все накручиваешь. Люди зачастую не видят того, чего увидеть не ожидают. Мистер Уайт не ждет нас в холле своего роскошного отеля и, следовательно, не заметит нас там.
– Ты прикалываешься? Он не «люди», он мистер Уайт.
– Приди в себя. Он ест, гадит и спит точно так же, как ты и я.
На кратчайшее мгновение окно над плечом Бьюкенена заполнило огромное лицо, которое Васкес видела (или ей показалось) в пещерах под тюрьмой. И вновь, как тогда, ее поразила топорная грубость его черт – как если бы скульптор второпях высек подобие человеческого образа на куске скалы, уже естественно сформированном таким образом, что напоминал лицо.