бит всем сердцем; он совершил ужасную ошибку, но он очень любит тебя». В те ночи, когда отец оставался дома, чтобы присматривать за вами, я ее увозила. Чуть дальше по дороге от дома, в котором вы жили, был небольшой бар «У Кеннеди» – мы заезжали туда, заказывали «девчачьи напитки», и она могла выговориться – рассказать все, что у нее на душе. Однако не помогало делу то, что поездки отца не прекращались. На самом деле их даже стало больше. Он заполучил контракт с компанией Элси, и их сотрудничество принесло именно тот эффект, на который он рассчитывал. К тому времени, когда он познакомился с вашей мамой, его состояние достигло нескольких миллионов, а когда появились вы, эта сумма увеличилась втрое. Но сколько бы денег ни приносила его фирма, их казалось недостаточно. (Клянусь, как он умудрился найти время завести роман, я никогда не узнаю.) Примерно на месяц после того, как он рассказал об Элси Дюрант, ваш отец, образно говоря, «поставил на паузу» тот период своей жизни, передав повседневное управление фирмой помощнику, своей правой руке. Однако этот его Правая Рука в течение того месяца названивал ему не реже трех-четырех раз в день, и в конце концов отец решил вернуться к работе. Я хотела, чтобы он продал бизнес, забрал деньги и вложил их, но все без толку.
Когда мимо столика прошла официантка, Виктория подняла свой бокал.
– Значит… Получается, отец встречался с этой женщиной во время своих поездок? – спросила Герт.
– По словам Димарко – нет. Ваш папа ездил туда, куда должен был, встречался с тем, с кем был должен, а в остальном не общался ни с кем. Никаких тайных встреч, телефонных звонков или открыток. Единственным потаканием своим слабостям можно было назвать покупки подарков – в основном игрушек для тебя и твоего брата, а иногда, правда, он привозил кое-что и вашей маме. По большей части драгоценности – дорогие, но… заурядные. Ваш отец никогда не обладал особым вкусом в таких делах, все красивые украшения вашей мамы – те, купить которые советовала ему я. Была, правда, одна весьма необычная вещица, которую он привез ей из поездки в Юту: маленькая статуэтка, копия статуи Венеры Виллендорфской [41], невероятно древняя, вырезанная из камня, изображавшая женщину, богиню, или символ плодородия, или то и другое вместе, с огромными грудями, сливающимися в единое целое с пышными бедрами. Копия была изготовлена из зернистого камня, не песчаника, структурой похожего на него, только более грубой. Размером как раз такая, чтобы удобно помещаться в руке.
– Погодите, – сказала Герт. – Я что-то не догоняю.
– Прошу вас, – официантка поставила Виктории очередную «Кровавую Мэри» и забрала пустой бокал. – Все хорошо?
– Все замечательно, – ответила ей Виктория. На этот раз официантка не стала поддерживать разговор, а улыбнулась и ушла. Посмотрев на Герт, Виктория продолжила: – К твоему третьему дню рождения ваши родители были… не то чтобы они вернулись к нормальной жизни, но, так сказать, «пошли на поправку». Наконец-то. И вот как-то днем звонит телефон. Ваша мама берет трубку, а на другом конце женщина. Не какая-то женщина, а эта, Элси Дюрант.
– О, нет!
– О, да. И говорит: «Меня зовут Элси Дюрант. Я знаю, вы знаете, кто я. Извините, что звоню вам, но мне нужно поговорить с вашим мужем».
– А что сказала мама?
– А что, по-твоему, она могла сказать? «Какого хрена ты звонишь сюда, кошка драная? Тебе мало, разве ты недостаточно сделала?» Мама так взбесилась, что не могла разжать пальцы, чтобы бросить трубку, и это дало Элси несколько мгновений, чтобы успеть сказать: «Прошу вас. Я умираю».
– О, нет.
– Да.
– А что за…
– Да, да, – сказала Виктория. – Ваша мама среагировала именно так: «Ты меня за дуру держишь?» Но женщина была готова к такой реакции и сказала, что отправила копию последнего медицинского заключения на адрес дома, где вы тогда жили, вместе с последним рентгеновским снимком. Ваша мама, мол, завтра получит его, после чего сможет решить, что ей делать.
– И что мама решила?
– Для начала ваша мама позвонила мне и спросила, что я об этом думаю. Я посоветовала ей забыть о разговоре с этой женщиной и выяснить, как заблокировать ее звонки вам домой. «А что насчет медзаключения и рентгена?» – спросила она. Я сказала: не вздумай даже открывать конверт, отнеси его в барбекю-гриль и сожги.
– И она этого не сделала.
– Не сделала. Я почти уверена: Элси Дюрант знала, что соблазн содержимого простого коричневого конверта слишком велик. Мама вскрыла его и узнала, что женщина, бывшая источником стольких страданий в ее браке, больна мультиформной глиобластомой. Это наиболее распространенный тип рака мозга. Он весьма агрессивен, и в то время, думаю, вариантов его лечения существовало меньше, чем сейчас. Из приложенной к заключению истории болезни следовало, что Элси не обращалась за лечением головных болей до тех пор, пока опухоль не достигла значительной степени развития. На тот момент ей оставалось от шести недель до трех месяцев, хотя три месяца – прогноз весьма оптимистичный. Когда ваша мама посмотрела рентгеновский снимок на свет, она увидела эту штуку – темное дерево, распускающее свои ветви по всему головному мозгу.
– И рассказала папе, – догадалась Герт.
– Конечно. Как она могла не рассказать? Именно так она мне и сказала: «Как я могла утаить от него такое? Она же умирает». Для нее это было слишком, чтобы держать в себе. Я готова поставить деньги на то, что эта сучка знала, что ваша мама именно это и почувствует.
– Что было дальше? Отец виделся с Элси?
– Он говорил с ней. Ваша мама все ему рассказала, а когда закончила, он подошел к телефону и позвонил ей.
– И что он сказал?
– Не знаю. Ваша мама вышла…
– Она – что?
– Не могла она там находиться – так она объяснила мне.
Герт не заметила, как поднесла бокал к губам. В нем осталось меньше, чем она предполагала. Когда он опустел, она сказала:
– Ты должна была спросить у папы, о чем они говорили.
– Да он бы не сказал.
– Почему же?
Виктория покачала головой:
– Он вообще ничего не сказал. Просто отвернулся и молчал, пока я не сменила тему. Поначалу я подумала, что он просто еще не готов обсуждать разговор, но сколько бы времени ни прошло, он упорно молчал об этом.
– А мама что? Ей он когда-нибудь рассказывал?
– А мама отказывалась спрашивать его, объясняя, мол, если бы хотел, то все бы ей рассказал. Могу ошибаться, но мне кажется, ваш отец ждал, что мама спросит его и он воспримет это как знак того, что она действительно его простила.
– В то время как мама ждала, что он придет к ней в знак того, что он действительно раскаялся.
– Именно.
– Боже, – Герт поискала глазами официантку и не нашла ее. – Как долго… после того как они с папой поговорили, как долго продержалась Элси Дюрант?
– Две недели.
– Так мало…
– Так мало.
– А как они узнали?
– Страница некрологов в «Таймсе», – ответила Виктория. – Я тоже ее видела и, признаюсь, вздохнула с облегчением. Пока Элси была жива – не говоря уже о том, что она была местной жительницей, – она оставалась… Не хотелось бы называть ее угрозой, но она определенно отвлекала на себя внимание. Ваша семья могла бы переехать куда-нибудь за пределы штата, но в тот период твой отец разъезжал так часто, как никогда. Поскольку Элси навсегда исчезла из поля зрения, я предполагала, что ваши родители, свободные от ее присутствия, теперь смогут, так сказать, двигаться вперед так, как им не удавалось при ее жизни. Помню, у меня даже была мысль сходить на похороны к ней, чтобы окончательно убедиться, что ее больше нет.
– И ты пошла? – как только вопрос слетел с губ, ответ стал очевиден: – Из-за моего отца: ты пошла убедиться, пришел ли на похороны он.
– Ваша мама была уверена, что он пойдет. Честно говоря, я тоже, особенно после его молчания о последнем разговоре с Элси. Конечно, этого я вашей маме не говорила, а сказала, что его точно не будет на похоронах. Ну, и наверняка ведь там будет муж этой женщины, не получится ли неловкая ситуация? На это она не купилась. Я могла лишь убедить ее не идти туда самой. «Богом тебя молю, – просила я ее, – останься дома. Ты и так столько натерпелась от этой женщины. Зачем отдавать ей что-то еще?» Эти слова произвели на нее сильное впечатление, но в конце концов мне пришлось пообещать ей, что туда поеду я. Если кто спросит, я решила, что смогу выдать себя за сочувствующего соседа.
– А мой папа…
– Да. Церемония похорон Элси Дюрант проходила в крошечной церкви больницы Святого Тристана, на севере штата, минутах в десяти езды от границы Коннектикута. Красиво там – холмы и широкие равнины. Не знаю, что ее связывало с этим местом. Сама церковь маленькая, в высоту гораздо больше, чем в ширину, так что казалось, будто сидишь на дне колодца. Окна – некоторые витражи старинные, наверное, ровесники церкви, но остальные, думаю, заменены на более поздние. И эти новые выполнены в угловатом, почти абстрактном стиле, так что создавалось впечатление, будто в них меньше святых и больше странных скоплений фигур. С твоим отцом мы сидели по разные стороны в задней части церкви, но все же не слишком далеко от алтаря. Проститься пришло гораздо меньше народу, чем я ожидала: учитывая священника и служителей, – человек десять или одиннадцать. Присутствующие сидели на передних скамьях: пожилой мужчина с широкой спиной – по-видимому, муж Элси; группка тощих женщин, то ли сестры, то ли кузины покойной, и пара невзрачных типов, возможно, друзья семьи. Если честно, меня шокировало, насколько пустой была церковь. Я… может, это прозвучит глупо, но Элси Дюрант была такой… она словно нависала над жизнью твоих родителей, их браком, над моей жизнью тоже… она ощущалась настолько заметной, значимой, что казалось, наши жизни вращались вокруг нее. Я представила себе церковь, полную скорбящих, – может, половину из них составляли ее тайные любовники, но тем не менее, воображаемая церковь набилась битком. А к той тишине я оказалась не готова. Ты знаешь, как в церкви звучат, будто усиленные, каждый всхлип, каждый кашель, каждый скрип скамьи, когда ерзаешь, чтобы устроиться поудобнее. Именно такими оказались для меня ее похороны – набор случайных звуков, эхом отдававшихся в почти пустой цeркви.