Мы любим ходить в бассейн. Нет ничего приятнее – поплавать на следующий день после концерта и помочь себе справиться с похмельем. На гастролях мы стараемся останавливаться в таких отелях, в которых есть бассейны. И тогда идем купаться сразу после концерта. Обычно в гостиницах они вечерами не работают. Но Тому удается договориться, чтобы для нас их оставляли открытыми. Он говорит администраторам, что нам нужно после выступления срочно расслабить мышцы. И, конечно, не упоминает о том, что мы, скорее всего, устроим там шабаш. Раньше мы брали туда с собой много женщин и без промедления бросали их в воду. В большинстве случаев дамы были обнаженными. Мы швыряли их вещи в бассейн, чтобы они не имели возможности быстро одеться и убежать. Вдогонку за вещами в воду летели бутылки со шнапсом. Когда мы проплывали мимо них, прикладывались – очень удобно! После этого мы слонялись по спящему отелю нагишом в поисках лифта. На следующее утро служащие смотрели на нас крайне неприветливо. А как иначе? В бассейне грустно плавали пустые бутылки, на пластмассовых шезлонгах некрасиво валялись чьи-то забытые смятые одежды. А на дне бассейна стояли, например, горшки с растениями. Никто из нас не помнил, как образовалось все это. Ведь, на самом деле, мы ничего не пили и все вместе ушли пораньше!..
Теперь исполняется песня Asche zu Asche («Пепел к пеплу», нем.). Господи, как быстро летит время! У меня такое чувство, что концерт только начинается. Иногда я боюсь, что моя жизнь проходит так же быстро, как выступление. А какое удовольствие – играть на бис!.. Но до этого еще далеко. Надеюсь, что я прожил только половину своей жизни…
Пауль стоит впереди, по центру сцены, и играет один. Он прямо-таки полирует яркий гриф своей гитары. Затем Рихард выходит и встает рядом с ним. Они стоят плечом к плечу, оба играют один и тот же риф, и это выглядит эффектно. Они берут аккорды немного по-разному, поэтому между гитарами как бы возникают разногласия, «трения звука». Когда два инструмента играют в унисон, может неожиданно случиться такое, что звуки не будут чистыми, а станут гасить друг друга. Я люблю, когда гитаристы стоят рядом бок о бок. Тогда от них исходит мощная энергетика. Они – воплощение силы. Так же, как в шахматах: когда две ладьи стоят рядом, кажется, что на доске их ничто не возьмет.
Говорят, что между гитаристами в группах идет конкурентная борьба: они оспаривают значимость друг друга. Может быть. Но в Rammstein не так. Мы прошли долгий путь, чтобы понять: все вместе, в дружбе и согласии, мы сильнее, чем поодиночке и во вражде.
В начале нам и в голову не могло прийти, что на сцене во время выступления можно устраивать ошеломительные пиротехнические эффекты. Конечно, при грамотном подходе к этому делу. Когда мы поняли, что с помощью пиротехнических ракет можно создавать особое настроение зрителей, то просто скупили за несколько дней до Нового года столько фейерверков, сколько смогли найти. К сожалению, их хватило ненадолго. К тому же некоторые из них оказались чересчур мощными для закрытых помещений.
Однажды нам повезло, и мы смогли достать у друзей кое-что из старых армейских запасов. Например, замечательные дымовые шашки для парашютистов. Это были гранаты, которые, взрываясь, на протяжении пяти минут выпускали плотный шлейф оранжевого дыма. Когда мы однажды попробовали это на концерте, некоторое время абсолютно ничего не видели. Потом почувствовали удушье и, хрипя, попадали на пол. Конечно, мы не могли дальше играть, просто слепо ползали по сцене, пока на ощупь не отыскали друг друга. В последующие дни мы постоянно ощущали в носу едкий запах дыма, и мне даже показалось, что на всех наших вещах появился налет оранжевой краски. Я спросил у ребят: так оно и было на самом деле. После этого случая наши эксперименты временно прекратились.
Незадолго до этого, во время поездки на концерт, мы случайно увидели какое-то заброшенное производственное строение. Там в стену были встроены два больших вентилятора, которые вяло крутились на ветру. Без лишних слов мы попросту демонтировали их и установили на сцене. Затем прикрепили дымовые шашки на лопастях. Получилось отлично: мы вставляли вилку в розетку, шашки взрывались, и дым, отгоняемый вентиляторами, валил в сторону публики. Мы собирались позади дымовой завесы и в спокойной обстановке могли даже выпить текилы, потому что сквозь густой туман нас никто не мог видеть. Если помещение клуба было очень тесным или сырым, после этой песни вообще никто не мог разглядеть сцену. Правда, потом нам всегда было так плохо! Мы сморкались в носовые платки, и они становились черными и оранжевыми. Но мы быстро привыкли. На открытых фестивальных площадках дым рассеивался быстрее, хотя здесь возникла новая проблема. Мы не знали, что делать, когда шашки вдруг начинали взрываться одновременно. Если был ветер, он сдувал густой дым на другую сцену, и концерт группы, которая там выступала, срывался.
Сейчас, к сожалению, использование дымовых шашек запрещено. А жаль! Если бы мы все же имели их при себе, то они обязательно взорвались бы во втором припеве песни Asche zu Asche!
В нашем первом гастрольном туре на разогреве у Project Pitchfork[68] мы познакомились с бывшим солдатом Иностранного легиона. Он любезно показал нам, как легко и просто можно делать бомбы. Вскоре перед концертом мы купили в магазине несколько надувных резиновых зверюшек и засунули в каждую из них небольшие заряды взрывчатки. Развесили игрушки по сцене так, чтобы их было хорошо видно. Во время исполнения песни один из нас в определенный момент замыкал провод на аккумуляторной батарее, и тогда раздавался взрыв. Резиновые фигурки разносило в лоскуты! Этот фокус мы часто проделывали на концертах. Иногда взрывы раздавались настолько неожиданно, что от испуга мы роняли инструменты и не могли играть дальше. После этого я еще несколько минут слышал все, как сквозь вату. По-настоящему слух у меня уже не восстановится никогда. Но нас так забавляли эти взрывы, что мы не думали о вреде, который они приносят здоровью.
Специально для песни Laichzeit («Нерест», нем.) мы покупали на рынке огромную рыбину, которую потом взрывали. Куски и крошки разлетались в разные стороны. Наши инструменты и усилители после этого так жутко воняли дохлой рыбой, что иногда хотелось их выбросить.
Иногда мы проводим «огненные спектакли». Расскажу о первом из них, потому что он показателен. К сожалению, я сам не принимал в нем участия, но дело не в этом. Один дрезденский художник, с которым мы дружили, иногда устраивал тематические костюмированные вечеринки. Они проходили под определенными названиями и всегда получались забавными. В тот раз должна была состояться «Венецианская ночь». Наш друг очень хотел, чтобы мы сыграли на ней. Все, что мы знали, связанное с Италией, это песня Azzurro[69] в исполнении Адриано Челентано и группы Toten Hosen[70]. Мы решили выдать собственную версию песни.
Рихард предложил довольно интересный вариант, но основная тема сильно отличалась от оригинала. Тогда мы поместили диск с оригиналом в мой сэмплер. Естественно, в монозвучании, чтобы хватило оперативной памяти. Но вопреки всем хитростям уже после второго припева память была заполнена. Мы слушали первую часть песни, затем проигрывали ее на тон ниже. Это звучало не очень сильно. Помимо этого, никак не могли попасть в ритм. Песня была для нас слишком медленной. Поэтому мы записали сначала прелюдию с сэмплера, а потом наложили на нее рифф Рихарда. Получился своего рода ремикс длиной около двенадцати минут. Мы собрали всю нашу пиротехнику, и группа поехала на место выступления. Я и Олли остались дома, так как на представлении требовалась только кассета с записью, а мы как музыканты были не нужны.
Вечеринка проходила в Дрездене, у ворот старинного замка. На всей прилежащей к нему территории курение было строго запрещено. На сборку бомбы служащие не обратили никакого внимания и поставили перед сценой стулья, покрытые бумажными чехлами. Тем временем на заправочной станции был куплен бензин… Группа выступала так: двое музыкантов играли на деревянных гитарах, а Тилль пел.
Первые взрывы были еще относительно управляемыми: при проигрыше жесткого риффа инструменты музыкантов должны были взорваться. Предполагалось, что до этого они уйдут со сцены. В нужный момент они так и сделали. Кристоф удалился за кулисы. Рихард нашел убежище за колонной. После этого Тилль подкинул микрофон в воздух и убежал. Микрофон, разумеется, взорвался. Потом грохнул взрывом ножной барабан Шнайдера, предусмотрительно набитый пропитанными бензином опилками и бумагой, чтобы огонь распространялся лучше. Взлетела на воздух микрофонная стойка. На сцене оставался только Пауль, который из обломков инструментов живо соорудил импровизированный костер. Огонь охватил стоящие перед сценой стулья. Пауль на всякий случай побросал в костер и их. Как и вся группа, он был одет в черную, до пола, рясу и маску Фантомаса. Никто из зрителей не понимал, в чем дело. Организаторы представления были в таком ужасе, что не могли вымолвить ни слова!
Оглядываясь назад, я весьма сожалею, что тогда не поехал со всеми вместе. С тех пор я не пропускаю ни одного нашего «огненного спектакля».
Я включаю свою беговую дорожку. Я бы даже сказал – «беговой диск», потому что это более подходящее название для механизма, с которым мне сейчас предстоит иметь дело. О, теперь я не заскучаю на сцене! Скорее, наоборот…
Asche zu Asche – довольно быстрая композиция, но я еще не устал от нее и готов на протяжении всей песни бежать. Так, все, кажется, работает… Когда мы придумывали трюки и спецэффекты для выступлений, я предложил поместить меня в своего рода шар, поднять над сценой, и я выглядел бы, как обезьяна в зоопарке. Шар должен был вращаться. Возник вопрос: как разместить в нем мои клавишные? Их можно было бы как-то закрепить, но вот провода… Они бы оторвались после первого же оборота шара. Пришлось отказаться от этой идеи. Но мне не нравится в течение всего выступления стоять за клавишными. Не люблю быть «в стационаре», скрываться за инструментом. Поэтому я никогда не стал бы барабанщиком. У них эта проблема еще больше. Некоторые вокруг себя выстраивают целые крепости из ударных инструментов. Когда барабанщик разместит на сцене все свое барахло, она становится заполненной до предела. Гитаристы же любят городить вокруг себя колонки. Они говорят, что так лучше слышат звук. Но это ерунда. Еще в ГДР я видел несколько групп, в которых гитаристы специально ставили на сцену много бутафорских, молчащих, колонок. А после концерта они складывали эти декорации, как игрушечные домики. Мы же довольно быстро поняли, что нам нужна свободная сцена. И стали ставить аппаратуру либо под нее, либо в задней ее части. Нам важно, чтобы зрители наслаждались спецэффектами, а особенно – выкрутасами группы. А значит, хорошо всех нас видели.