[101]. Потом все мы несколько раз отрепетировали сцену, правда, без использования фаллоимитатора. Все шло очень хорошо. Началась съемка. Мы стали играть, и во втором припеве, как планировалось, Тилль достал «шланг». Когда он стал опрыскивать меня, пошла такая вонь, что я еле сдержал рвотные позывы. Тилль почему-то ничего не ощущал. Поэтому развернулся и навел струю на актеров. Они, конечно, были профессионалами и, облитые протухшим молоком, доиграли сцену до конца как надо. Но потом начались безумные крики. Самое плохое заключалось в том, что все актерские наряды теперь испускали отвратительный запах, а съемки должны были продолжаться до конца дня! Режиссер и съемочная группа набросились на нас с упреками. Но что мы могли поделать? В Лос-Анджелесе стояла жара, вот молочко ее и не выдержало… Кстати, Том, ведя перебранку с режиссером, нагло твердил: молоко абсолютно свежее и пахнет чудесно!
С тех пор мы всегда цитируем его слова «Молоко абсолютно свежее!», когда надо высказаться в том смысле, что факты – упрямая вещь. Уже более 15 лет мы периодически задаем Тому вопрос, действительно ли свежим было молоко, и он еще ни разу не сдал свои позиции! Конечно, он смеется при этом… Во всяком случае, мы после того происшествия стали думать об альтернативе молоку в качестве «эякулята» и выбрали перно. Это некое подобие абсента, похожее на молоко, смешанное с водой. После падения Берлинской стены мы, как идиоты, пили его литрами в открывшихся новых кафе. Мы стремились попробовать тогда все напитки, которые только знали из фильмов и книг. Конечно, не все нравились нам на вкус, особенно гадкой показалась текила – как моча божьей коровки! В общем, перно для сцены нам подошел: он пах гораздо приятнее, чем скисшее молоко. Наши фанаты ближе к финалу всегда начинают толпиться у края сцены, чтобы сделать глоток из «шланга» Тилля. Мне тоже нравится перно. Этот абсент хоть и жгучий, но действует на меня самым благотворным образом, поэтому я с удовольствием его покупаю.
На наших концертах Тилль, естественно, лишь имитирует половой акт. Но в Вустере[102] полицейским достаточно было лишь намека на порнографию на сцене или показа половых органов, независимо от того, настоящие они или нет. Стражи порядка решили арестовать нас. Когда я собрался принять душ после выступления, полицейские уже стояли в костюмерной. Я подумал: это фанаты. Нарядились в форменную одежду, решили таким забавным способом приветствовать нас с Тиллем! Но все быстро прояснилось. Полицейские пришли, чтобы немедленно забрать нас с собой. Я попросил разрешения хотя бы смыть грим. Не идти же мне в тюрьму в таком виде! Полицейские перестали кричать и встали прямо перед душем, чтобы я не сбежал. Куда я мог побежать в Вустере, в штате Массачусетс?! Я находил все это страшно интересным! Даже когда они надели на нас наручники. Все было, как в кино! Я был рад, что Тилль арестован вместе со мной. Но радовался бы больше, если бы наш тур-менеджер отправился вслед за нами и вытащил нас, поскольку мы собирались участвовать еще в after-show («постшоу», англ.) вечеринке.
Вместо этого мы бесконечно долго ожидали вызова в клетке для арестованных. Полицейские не торопились. К нам в камеру постоянно прибывали новые люди. Похоже, все, кто был задержан в Вустере в пятницу вечером, собрались здесь. Один из задержанных истекал кровью. Становилось тесновато. Наконец начался допрос. Неспешный служитель порядка медленно выпускал пленников из клетки по одному. Во время допросов здесь было принято приковывать подозреваемых наручниками к письменному столу. Для нас не сделали исключения. Я заметил, что стол в том месте, где должны лежать руки заключенных, изрядно потерт. Капитан, допрашивавший нас, был дружелюбен и перебрал все немецкие слова, которые знал: «ливер», «пиво», «Фольксваген» и «Беккенбауэр». Он записал наши имена и еще долго пустословил. Я мало что понимал. Потом он вписал в конец столбца на меловой доске мое имя под номером 10. Когда я сдал ботинки и очки и меня попросили следовать за здоровенным полицейским, стало ясно, что 10 – это номер моей камеры.
Камеры были разделены решетками и оргстеклом. Кондиционер работал на полную мощность, охлаждая помещение, и я почувствовал дискомфорт, потому что на мне была одна футболка. Когда мы ходили в Вустере в кино или перекусить, я всегда брал с собой толстый свитер, чтобы не замерзнуть. В то время года там было уже не жарко. И меня удивляло, как горожане так легко одеваются и не болеют…
Хорошо, что мне не нужно было никого беспокоить, если захочу в туалет. У меня был собственный в камере. Унитаз без стульчака. Смывной бачок служил одновременно раковиной для умывания. Очень удобно! Я сразу встал так, чтобы меня не было видно через решетку, и, наконец, с наслаждением помочился. Когда нажал на смыв, вода полилась с таким оглушительным звуком, что немедленно раздалась громкая брань из соседних камер. Мне стало страшно, ведь я разбудил всех соседей! Я стал вспоминать, что знаю о тюрьмах. Так, меня поместили в одиночную камеру. Хороший знак… Это хотя бы гарантирует мне некоторую безопасность от других арестантов…
Чтобы согреться, я решил сделать несколько отжиманий. После четвертого стал задыхаться и прислушался. Заключенные через решетки смотрели на меня безучастно. Я видел их неясно, потому что был без очков. К сожалению, Тилль находился далеко от меня…
Тишину нарушили громкие крики из коридора, по которому шестеро полицейских волокли 200-килограммового избитого ими мужчину. Он орал и отбивался от них руками и ногами. Его поместили в соседнюю камеру, и я порадовался, что прутья решетки достаточно прочные. Мужчина кричал так громко, что мне казалось, будто его рот находится прямо у меня в ухе. Я стал задаваться вопросом: долго ли еще здесь торчать? Собственно, через 24 часа должно было поступить решение судьи о том, могу ли я покинуть камеру или меня здесь еще задержат. По крайней мере, такой порядок описан в тексте нашей песни Tatort («Место преступления», нем.). Кстати, работает ли судья в выходные или явится только в понедельник, после хорошего отдыха на своем ранчо? Я волновался. Это как в кино, когда все начинается довольно безобидно, а потом вдруг бац – гангстерские войны и тюрьма. Ночью будут выбивать зубы и засовывать в задницу различные штуки. Я ничего не знал о своем будущем, и мне приходилось просто ждать.
Чтобы скоротать время, я пытался хоть немного поспать. Но не мог заснуть из-за спертого воздуха. Тогда я дал себе слово, что больше никогда не попаду в ситуацию, где совершенно беспомощен.
Я все-таки задремал, а когда проснулся, увидел рядом полицейского. Он повел меня в приемную, где мне без лишних слов вернули очки и ботинки. В коридоре меня уже ждали Тилль и руководитель тура Николай. Мы быстро прошли к автобусу, который ждал нас перед зданием. Надо было спешить, чтобы вовремя успеть на концерт в Монреале!
В дороге Николай рассказал о нашем чудесном освобождении. На самом деле, мы должны были еще остаться в тюрьме, но в порядке исключения нам разрешили отработать концерт. После выступления мы должны были вернуться в Вустер на суд… Ну что ж, мы пропустили after-show вечеринку, зато сидели в автобусе, а не в камере, что уже было прогрессом! Позже мой адвокат сказал, что в суде я не должен произносить ни слова. Это меня очень устраивало. Плохо было то, что судебное заседание должно было состояться только через несколько недель после гастрольного тура, а до него мы с Тиллем не имели права покинуть страну.
После всего этого я усомнился не в правомерности нашего шоу, а в американской корректности установки границ дозволенного. В Солт-Лейк-Сити[103] мы почтительно отнеслись к религии мормонов, которая не приемлет обнаженную плоть и запрещает даже говорить о половых органах. Но почему мы были арестованы в Вустере, где нам все напоминало Мекленбург? Мы совершенно не ожидали, что здесь возникнут проблемы! Позже я услышал, что дочь мэра или начальника полиции была среди публики, поэтому полицейским пришлось выслужиться..
Bück dich просто нет конца. Я по-прежнему на коленях, на полу и чувствую, как с меня льет пот. «Эякулят» брызжет с хорошим напором. Наконец Тилль перестает лить его на меня и направляет струю в зал. Люди разевают рты и толкаются у сцены, чтобы получить хоть каплю перно. При этом среди них есть и пожилые люди, и по-настоящему красивые женщины… Ах, все это неважно, ведь шоу— это радость озорства! Я подхожу к клавишным и воспроизвожу долгий пронзительный скрип тележного колеса. А Тилль направляет струю «эякулята» себе в рот и взирает на всех с абсолютным восторгом.
Свой самый первый гастрольный тур по Америке мы провели на разогреве у KMFDM[104]. Это была немецкая группа, которая эмигрировала в Америку, и создала там вокруг себя довольно большой ажиотаж. Мы не могли знать, понравится ли их фанатам наша музыка. Это становится ясно только тогда, когда группа играет в одиночку. Но на такое в США мы еще не могли решиться.
Позже мы поехали в эту страну вместе с четырьмя другими группами. Нет ничего необычного в том, что несколько коллективов собираются вместе на гастроли. Тур, в котором мы приняли участие, назывался Family Values («Семейные ценности», англ.). Наши концерты шли каждый день. В основном в спортзалах, которые находились за городом. Везде все было одинаковым и хорошо организованным. Мы ни о чем не задумывались. Даже о еде, потому что у нас работал свой повар. Группа наконец-то озаботилась тем, чтобы питаться не только вкусно, но и с пользой для здоровья. Каждое утро местный курьер отправлялся в магазины, чтобы купить нам продукты питания и, помимо этого, трусы, почтовые марки, батарейки и таблетки. В нашем грузовике стояла газовая плита, на ней повар готовил. Аппетитный запах распространялся вокруг, и другие группы приходили, чтобы посмотреть: