- Ты всегда так? - буркнул Брасень.
- Как?
- Скажешь красиво и умно, а я ощущаю себя помоями облитым.
- Это свежий ветер с вершины сдул вонь и ты её обратно почувствовал. Не переживай, обратно принюхаешься, - опять усмехнулся Кот.
- А тебе не кажется, что ты слишком умный для простого надсмотрщика?
Брасень поражал своей проницательностью и меня, и Кота.
Разговор надолго прервался. Молча смотрели на проходящие прямоугольники рот. Подъехала кухня, повар запричитал, что наготовил на целую роту, за что молча получил в ухо от Брасеня.
- За что? Я-то что?
- Сдашь всё под отчёт! Попробуй хоть грамм украсть - сам застрелишься!
- Да вы что, ребята, вы что?
- Почему тебя здесь с нами не было?
А вот тут повару ответить нечего. Прячет глаза.
- Ты что спрятался-то? Ладно, давай наваливай погуще, да пожирнее. И рассказывай новости. Что это немец драпать надумал? Раньше за ним такого не замечали.
- А вы не знаете? А, ну да, откуда? Ещё позавчера наши войска Тульского и Калининского фронтов перешли в наступление. Да так удачно, что немец может в окружении оказаться. Вот они и драпанули.
- Ура! - заорали все шестеро, но тут же заохали.
Так вот чего выжидал комдив, для чего суточный отдых дивизии устроил, перегруппировывался. Всё верно, лучше преследовать отходящего врага отдохнувшим, чем пытаться его выбить с укреплённых позиций. А моя рота изображала активность дивизии. Ай, молодца! Даже обидеться на него не могу.
Мимо нас проехали три грузовика и прицепленными 76-мм орудиями. Ф-22, если не ошибаюсь.
- Ф-22 УСВ, - подтвердил Федя, - отличное орудие.
- Если пушки пошли, значит, переправу наладили.
- Так давно уже, - кивнул повар, - меня первым и пропустили.
- Ха! А повар наш - тоже штрафник-смертник! Его тоже первым пустили в расход, надёжность переправы проверять, - рассмеялся Кот.
Только сейчас до повара дошло, какой он опасности себя подверг. Побледнел. Не поздновато ли ты обделаться решил?
- Смотри, это что за чудо?
От переправы к нам ехали две легковые "эмки" побеленные разводами известью.
- Рота, стройся! - скомандовал я, - начальство к нам пожаловало.
Мы выстроились в короткую шеренгу. Не по росту. Самым правым пристроился повар, я оказался самым левым. И справедливо. Я и так самый левый среди всех в этом времени. В любом времени. Да, так - точнее.
Из первой машины выбрался полковник. Комдив. Он стремительно подошёл к нам, молча обнял и расцеловал каждого, даже повара. Отошёл на пару шагов, хотел толкнуть речугу, но голос его сорвался, он смахнул с головы шапку и поклонился нам в пояс. У меня в глазах защипало. Ахереть! Ну, и как на него обижаться?
Полковник выпрямился. Глаза его покраснели и блеснули слёзы:
- Спасибо, братцы! От всей дивизии, спасибо!
Он махнул рукой, подбежал паренёк в полушубке с папкой и коробочками.
- Каждому из тех, кто покинул вчера, тот берег, я подписал рапорт о снятии взыскания. Все восстановлены в правах, в званиях, всем возвращены награды. Награды погибших отправят семьям. Вам, каждому...
Он подошёл и вручил каждому по коробочке, говоря:
- Всё, что могу...
Следом шёл этот паренёк и заполнял орденские книжки и выискивал приказы о награждении в стопке с уже заполненными наградными листами. Я назвался и открыл коробочку. "За отвагу!" Самая ценимая медаль. Моя первая медаль.
- А погибшие?
- Фамилия?
- Кузьмин.
- Медведь? Так вот ты какой, Медведь! А пошлый раз всё в скромнягу рядился. Надеялся, что в нашей дивизии останешься, но за тобой уже приехали. Да, по твоему вопросу. Всех наградить - не могу. Продиктуй фамилии наиболее отличившихся моему ординарцу.
Поражённый полковником, я не сводил с него глаз. И только теперь, после его слов, заметил двух командиров, скромно стоящих у второй "эмки". Кельш со знаками различия пехотного полковника и подполковник Степанов. Сашка!
Комдив встал перед нашим строем, дождался, когда я закончу диктовать фамилии, ещё раз поблагодарил нас за подвиг и сказал напоследок:
- Вы вольны вернуться в свои части. Но, пожелавших остаться - с радостью приму в наши ряды.
- Служить под вашим началом - честь! - ответил я за всех.
Полковник благодарно кивнул в ответ, бросил косой взгляд на Кельша и Степанова, поманил в машину Федю, сам сел. Федя, радостный, светящийся, наскоро обнял всех, заскочил в "эмку" и уехал с комдивом.
Мои "штрафники" удивлённо разглядывали подходящих старших командиров.
Кельш встал прямо передо мной, насмешливо разглядывая меня. Степанов мялся сзади. Кельш протянул мне руку и сказал:
- Наш герой, как всегда, порван в клочья, но жив. И я искренне рад этому. И как тебе это удаётся? Даже завидую.
Я пожал протянутую руку, поморщившись от боли в простреленной руке и боку:
- Через боль, товарищ майор госбезопасности. И с каждым разом всё большую. А завидовать не советую. Не дай вам Бог пережить такое.
- Да, тут ты прав. Ну, что ж! Не буду вам пока мешать, - он глазами дал команду Коту и отошёл к машине.
Степанов подошёл ближе, взял меня за плечи и внимательно разглядывал, как китайскую фарфоровую вазу. Наконец, улыбнулся широко и сжал меня в объятиях. И я его обнял. Как бы то ни было, а я успел привязаться к нему.
- Живой, Хозяин Тайги! Живой! Я тебя уже три раза схоронил, а ты живой! Как я рад!
- Я, вообще-то, тоже рад, Саня, но не тискай так сильно. Меня тут малость потрепало.
- О, прости, Витя!
- Я вижу, вы в званиях растёте, товарищ подполковник. А, здесь, какими судьбами?
- Курсы закончил, звание подкинули, еду за распределением в Резерв Ставки. Вот, Узнал у Кельша, что ты тут, за тобой заехал. Приехал на НП дивизии, а там говорят, что рота твоя геройски погибла.
- Как видишь, это правда. От роты осталось... Ничего не осталось. Это всё... - я обвёл рукой короткий строй, - а зачем за мной приехал? Не повидаться же?
- Конечно, нет. С собой тебя забрать хочу. Такого старшины больше не найти.
- С собой, говоришь? - задумчиво сказал я.
- Соглашайся, Вить!
Я посмотрел в тоскливые глаза притихших "штрафников". Кстати, повар, случайно огребя медаль, уже тихо скрылся с глаз. Но, на всякий случай, недалеко - вон валенки торчат меж копыт коня.
- Не один я, Саша. Это братья мои. Соратники.
- Так в чём беда?! Такие бравые орлы никогда не помешают. И их берём, - вальяжно махнул рукой Степанов.
Я повернулся к "штрафникам". Кот торопливо пристроился к строю. Морда озабоченная, как у голодного кота, почуявшего рыбный запах.
- Ребят, это мой ротный. Отличный мужик, замечательный командир, хоть и сыщик. Вы слышали его предложение. Кто со мной?
Все четверо сделали шаг вперёд.
- Брасень, ты хорошо подумал? С краснопёрыми придётся служить.
- Сам говорил, пришло время отринуть прошлое. Ночью все одного цвета, - насупился Брасень.
- Давно бы так. Спасибо за доверие, мужики!
Потом повернулся к Степанову:
- Мы готовы. Когда выдвигаемся?
Санёк, совсем пацанским жестом сдвинул шапку на лоб, зачесал затылок. На помощь ему пришёл Кельш.
- Товарищ подполковник, примите, - крикнул он, доставая рюкзак из машины.
Степанов сходил, хромая, принёс рюкзак, тулуп. "Эмка", развернувшись, ушла, увозя Кельша.
- Пришлёт за нами машину. А чтобы нам не скучно было ждать... Ей, повар! Не накормишь внештатного едока?
Пока расстилали тулуп, я наткнулся глазами на красноречивые глаза Брасеня. Кивнул. Брасень тут же ушёл. Увидев его манёвр, за ним последовали и Кот с Иваном. Прохор пробубнил:
- Пойду "путейский" посмотрю, - тоже ушёл.
Мы с подполковником остались вдвоём.
- Что это они?
- Головы не забивай. Трофеи.
- А! Да, после спирта самый ценимый разменный предмет - немецкий пистолет. Как раз в тыл едем.
- Далеко?
- В Москву, - гоготнул Санёк, разливая коричневый ароматный напиток из бутылки без этикетки по маленьким мельхиоровым стопкам.
- Ставка в Москве? - удивился я, - Как же так? Почти вся Москва под немцем?
- Это верхняя Москва. А подземная - наша. Там, в катакомбах, Ставка.
- Охереть!
- Давай, Витя, за Сталина. Так и не покинул он Столицы. Исключительной мужественности наш вождь.
Я выпил. Тост Степанова ничуть меня не покоробил, не показался он мне ни подхалимством, ни пропагандой. Теперь я и сам, провоевав полгода, готов был за Сталина глотки рвать и жизнь отдать. Вот так-то! Сюда бы всех либерастов и дерьмократов! И-ех! Или его с его "командой" туда! Торговцев органами бы быстро извели под корень.
Второй тост выпили стоя. И молча. Третий - за Победу. Только после я начал есть.
- Отличный коньяк!
- Кельш подогнал. Сказал от твоего крестника. Говорит, ты поймёшь.
Я чуть не упал, как только допёр до "крестника" - кавказца. Коньяк-то армянский.
Степанов с любопытством смотрел на меня. Сыщик, что с него взять?! Уже унюхал, всё просчитал.
В это время мимо погнали колонну военнопленных. Мы очень долго провожали её взглядами.
- Надеюсь, привыкнем, - вздохнул Санёк, - почаще бы наблюдать подобное.
- Не скоро, - ответил я набитым ртом.
- В смысле?
- Сегодняшнее отступление - инициатива на местах. Генералы Вермахта в растерянности. Их же не часто бьют. Почти никогда. Они оклемаются, огрызаться начнут. Гитлер истерику им закатит - вообще отступать перестанут. А там весна, распутица, война подзавянет. А летом - они долбанут.
- Думаешь? Но, мы-то уже не те!
- И они тоже. Разом везде буром переть уже не смогут. Где-то в одном направлении, но мощно.
- В каком?
- На севере им ловить нечего. Ну, возьмут они Ленинград и отрежут Мурманск. Нам будет сложнее, но не смертельно. А им что это даст? Ничего. Центр? Они рвались к Москве, к сердцу. Вот, взяли Москву. Почти. Нам это создало множество проблем. Но, не убило же! И они извлекут из этого урок. Юг. А вот тут в