Выпили, закусили, я рассказал о себе, не утаив и штрафного прошлого, они рассказали о своём боевом пути, отступлениях, окружениях, безнадёжных и отчаянных атаках.
- Думается мне, что Степанов будет использовать вас только по прямому назначению - как разведчиков. Глаза и уши. Но, требовать будет! Он как бульдог - вцепиться - зубы ломом не разожмёшь. Лучше сделать, что требует, не отстанет. А "пожарником" он меня сделал. И мою роту. Мной и будет дырки затыкать.
- О каком роде взаимодействии идёт речь? - спросил Елистратов. Он больше помалкивал, пил, но не пьянел.
- Боевое охранение на марше и рейды. Обходные, обманные, засады.
Разведчики переглянулись.
- Даже в этом случае - ударная сила моя, вы - также, глаза и уши. Предупреждаю сразу - Степанов будет требовать максимальной информации от противника. Думается мне, что на вас, товарищ капитан, он повесит и контрразведочные функции.
- Это задача особистов.
- И они ею будут заниматься. Вы - радиоборьба и радиоигра, маскировка и обманки. В общем, взрослые игры, на которые слишком серьёзные дядьки из особого отдела неспособны.
И я им рассказал о наших опытах по обустройству ложных позиций, ложных огневых и о том случае, когда меня пробомбили деревянными бомбами. История повеселила разведчиков.
- Разгадал немец, не дурак.
- И этим тоже можно воспользоваться. На следующий день после деревянной бомбёжки там можно было поставить настоящие гаубицы - не один разведчик бы на них не глянул, пока они им на голову стальной град бы не обрушили.
- Ха! Хитро! - капитан оживлённо заёрзал.
Потом я опять травил байки, анекдоты, попели. Когда уже изрядно окосели все, кроме капитана, завязался, видимо, старый спор, что легче - наступать или отступать? Спросили моего мнения. Я уже был в таком состоянии, что серьёзно обсуждать ничего не хотел.
- Наступаешь - это когда воюешь фронтом на запад. А отступаешь - это когда воюешь фронтом на 360 градусов и с пустыми желудком и подсумками. И там и там - морда в крови, а жопа - в мыле.
И вот после этого зашёл разговор о дураках-командирах. Я хоть и выпил, понял - "пробивают". Поделился с ними теми же мыслями, что высказывал Кельшу. И в конце добавил:
- Вот что мужики я вам скажу. Ваши тела и руки принадлежат Армии, но мозги-то ваши никто не впряг в дышло. Задача поставлена - её выполнять надо. Выполнить можно по уму, можно по-дурости. И каждый из вас ответит перед Богом за свои решения. Если кто-то тупо выполнил тупой приказ и положил народ - особисты с него не спросят, а вот матери пацанов и Бог - спросят.
- А ты верующий? - удивились разведчики.
- Не боишься так о вере на каждом углу кричать?
- Капитан, я в таких... х-м, передрягах побывал, такое видел, что страх отмер во мне, как ненужный рудимент. А за Веру стою твердо, не считаю, что это надо скрывать.
- Будет тебе на орехи от комиссара, - усмехнулся грустно капитан и передразнил, подражая голосу и жестам комиссара полка, - "Религия - опиум для народа!"
- Так, то религия. А у меня - Вера. А тёмный разум комиссара будем просвещать.
Разведчики рты поразевали, Кот посмеивается:
- Или проветривать?
- А это как пойдёт. Нет, мужики, противоречия между коммунизмом и Верой.
- Лейтенант, прекратить! - приказал Елистратов. Я заткнулся. А потом стал рассказывать анекдоты про попов. Некоторые - опасные:
- Приходит партком к попу и говорит: "Дай хор - товарищей из обкома встретить", а тот - "Не дам. Вы их опять споите и баб всех перелапаете". "Ах, так! Тогда хрен тебе, а не машины на крестный ход!". "Ах, так! Тогда хрен тебе, а не стулья на банкет - опять все переломаете и заблюёте!". "А вот за подобные слова можно и партбилет выложить!".
Ржали, конечно, но капитан сделал строгое лицо и сказал:
- За то, что слушаю подобные анекдоты и я партбилет выложить могу!
- Не успеешь! - успокоил я его.
В общем развеял их одни опасения, но зародил другие.
Предгрозовой сумрак
(1942г.)
- Всё, ребята, конечная! Выгружаемся! - заорал я в распахивая дверь теплушки. Выпрыгивающим взводным, старшине ставил задачи, махая руками. А потом добавил:
- Живо! Пока стервятники не налетели!
Выгрузились, спешно отошли от полустанка, строились в походную колонну. Ваню и двух своих посыльный верхами отправил вперёд - квартирмейством заниматься. Мне, как ротному, полагался верховой конь. Ещё один - политруку, два - связным. Но, лошадь - даже не велосипед, что с ней делать - я не знал, политрука не было. Поэтому у меня образовалась микроконармия в составе четырёх конников, все из казачьих семей. А я уж лучше пешочком. Оно привычнее.
- Запевай! - приказал я. Шёл я впереди, задавал темп, ускоренный. А с песней ход веселее.
По приказу мы должны были дойти до той деревни. И я спешил этот путь преодолеть по утру, пока гансы просыпаются, кофей, суки, пьют. Я и сам бы кофейку бы попил.
Полк прибыл в тыл 7-й гвардейской дивизии и выдвигался к месту сосредоточения, отменному на картах, как деревня на развилке дорог. Но от деревни остались только печные трубы. Там нас ждали выделенные нам три маршевые роты, взвод 82-мм миномётов только из учебки и два 76-мм орудия времён Брусиловского прорыва с расчётами, два раза стрелявшими на полигоне. Авторота спешно сгрузила полковое имущество и колонной пошла на корпусный склад за боеприпасами. Санёк с начштаба умотали в штаб дивизии.
Замначштаба расквартировывал батальоны и роты. Нам определили лес около штаба. Перво-наперво заставил нарыть противовоздушных щелей на весь состав роты. Самые расторопные отрыли широкие траншеи и перекрыли их. Хоть и весна, но тепла - не дождешься. Потом погнал два взвода помочь окопаться девчёнкам-зенитчицам, расположившимся по соседству. Вопросов никто не задавал - понятно, что девушкам, какие бы они не были боевитые, ковырять ещё не оттаявшую землю тяжело, а зенитки рядом внушали чувство защищённости.
Комбаты распределяли пополнения. Я не ждал, что мне что-то перепадёт, даже на "биржу" не пошёл, а мне, с барского плеча, или случайно, перепало двое ушастых тощих солдатиков - остатки. Определил их подносчиками боеприпасов. Одного к миномёту, второго - к станкачу.
К обеду в небе затарахтел двухфюзеляжный самолёт. Это и была рама. Зенитчицы надели каски, заняли свои места вокруг своих пушечек, но не стреляли - 37-мм зенитка бы не дотянулась. Хождения и суета в расположении поневоле уменьшились. Но дымящие, из-за сырых дров, полевые кухни, нас сильно демаскировывали. Ждали налёта, но в этот день обошлось.
Приехал Степанов. Морда злая. Решил не показываться на глаза.
Мне прислали политрука, точнее, младшего политрука. В круглых, Власовских, очках, тонкая шея, шинель висит, как на вешалке, пустая кобура болтается. Приказал старшине выдать оружие. Выдал. Думал - убью. И где он достал наган 1907 года выпуска без самовзвода? Но, потом решили, что перетопчется. Это потому, что политрук сразу же собрал весь личный состав в кучу (и это на виду у "рамы") и начал на память зачитывать целыми абзацами газетные штампы. Разогнал, к херам, всех по укрытиям.
- Ты, политрук, дурак или враг? Ты зачем их в кучу собрал на виду у вражеского корректировщика? Молчать! Что, нечего сказать? Молчать! Политинформацию проводить индивидуально и в безопасных местах! Твою бестолковую голову разобьют и хрен с ней, а людей моих под убой не подводи! С глаз моих! Молчать!
Так что, не сложилось у нас доверительных отношений. Но, приказать накормить не забыл. Ждал, что накатает на меня донос по замполитовско-комиссарской линии, но тишина. Не вызывают, не матерят. Что это они? От подобной безнаказанности я и распоясаться могу, на людей кидаться начну.
Вечером подходит, мнётся. Я сидел на снарядном ящике (зенитчики же рядом), пыжился, писал сводку.
- Что ты мнёшься? Не к декану, авось, пришёл. Не, не надо по уставу. Садись, политрук, поговорим. Ты в роте должен быть вторым человеком, после меня. И будешь им. На фронте не был?
Так и знал - ботан. Студент, комсорг. Добровольцем пошёл в военкомат, направили его в военно-политическое училище. Ускоренный выпуск, голодный тыл. Ничего, что ботан, сам им был. Жизнь и война дурь выбьют. Главное, что козлом не был - докладную не написал и обиды не затаил. Критику воспринял верно. А за форму критики и тон я тут же извинился.
- А теперь слушай меня, Ипполит, блин, ну и имячко. Тебе что больше нравиться - Тополь или Пол?
- Пол - плохо. Как половина чего-то.
- Ты и есть пока половина. Тополь тоже плохо - дерево слабое и сердцевина гнилая. Будешь Полом. Откормим, война обомнёт, станешь полным. Сейчас я говорю, ты на ус мотаешь. Память у тебя хорошая, уже заметил - газеты прямо абзацами наизусть шпаришь. Руководство ротой и боем - моя задача. Близко даже не касайся. Две головы - это шизофрения. Твоя задача - боевой дух. Ты должен душу бойца почувствовать, помочь в трудный момент, поддержать. Да, этому надо учиться, а ты как думал? Самый верный способ оттолкнуть бойцов от себя - шпарить, как ты сегодня, правильными, идеологически выдержанными, но мёртвыми, штампами. Они их в газетах начитались. Говорить с людьми нужно на том языке, на котором он привык говорить, если хочешь, чтобы тебя услышали. С бывшими зекам - на фене, с кадровым - по-уставному, с крестьянином о земле, с конюхом - о конях. Тогда ты будешь для всех - свой. И тебя будут слушать. Присядь рядом с человеком, тактично спроси о настроении, о семье, что его тревожит, может, помочь чем-то сможешь. Ты должен стать настолько своим всем, что тебе, как отцу-исповеднику, расскажут самое сокровенное. Так, узнав каждого, ты будешь знать, какие слова кому и когда сказать. Как укрепить слабое сердце, как разогнать тоску с глаз, как воодушевить или успокоить. От тебя очень многое зависит. Успех войска зависит от боевого духа даже больше, чем от провианта или боекомплекта. Если дух слаб, никакое оружие не поможет. А вот уровень боевого духа целиком твоя задача.