Сегодня - позавчера. Трилогия — страница 13 из 150

   - Чудно. Тут помню - тут не помню. И что ты так за него просишь? Может пусть подлечиться?

   - Петь, ты сам подумай - полный вокзал командиров, а на станции - паника. А этот только с того света - а в кулак всех собрал и путь заставил чинить. Он и в атаку бы баб повёл. И пошли бы. За таким пойдут. Так старшина?

   Я пожал плечами:

   - Мне попробовать надо. Я же из любопытства туда поехал - душат меня больничные стены. Гляжу - бабы орут, тип в черной форме - орёт, все бегают, глаза потерянные. Встряхнул их, отвлёк, они послушались, работать стали, бойцов отловил - бегали вокруг, как лошади при пожаре. К делу их пристроил. Оно ведь как - человек при деле и не думает ни о чём ином. Некогда ему бояться.

   - Это ты верно подметил. Как у тебя с самочувствием, старшина?

   - Готов к труду и обороне!

   - Эко ты громко! А Натан Аароныч что думает?

   - Говорит, динамика очень положительная. Через месяц полностью восстановиться от всех травм, кроме контузии, - ответил за меня комбриг.

   - Не отправляйте меня в госпиталь. Я же там совсем заржавею, - взмолился я.

   - А это не тебе решать. Многие под юбками жён прячутся, а ты недолатанный в строй рвёшься.

   - Враг хозяйничает на моей земле. Не могу я ни о чём ином помышлять, пока до Берлина их не допинаем.

   - Ты нас родину любить не агитируй. Сказано - не тебе решать. Куда метишь его, Александр Дмитриевич? На взвод?

   - Это лейтенантская должность.

   - Где ты их возьмешь столько? На роты бы набрать. Знаю, что лейтенантская. Этих студентов, срочно в лейтёх переодетых, я за командиров и не считаю. По мне, лучше хороший сержант на взводе, чем мальчишка с кубиками.

   - А сержантов где брать?

   - Это, да. Ну, так что думаешь?

   - Он старшина. Вот пусть и старшинствует. В третьей роте второго батальона. Её как раз комплектовать стали. Заодно и подлечиться.

   - Завскладом? - я был сильно разочарован. Все планы коту под хвост.

   - Смирна! Приказы командования не обсуждаются! Контузией совсем нюх отбило? Поговори мне ещё. На губу сядешь - быстро субординацию вспомнишь. Понял?

   - Так точно!

   - Уже лучше. Кругом! Шагом а-арш!

   Я пулей вылетел из кабинета. И встал в растерянности. И что делать дальше?

   - Кузьмин? - спросил меня политрук с "заплаканными" глазами.

   - Я!

   - Слушай сюда. Вот тебе "бегунок". Пройди все эти, кроме этого, кабинеты и ко мне. Что смотришь так? Запрос на тебя давно уже отправили, но они и до войны неделями телились, а сейчас вообще можно не ждать - на фронт раньше попадёте. Оформляйся с нуля.

   - А когда на фронт?

   Мой собеседник горько усмехнулся:

   - Не боись - без тебя война не закончиться.

   - Да я знаю. Мне интересно, сколько мы тут проторчим.

   - Планировали три месяца на формирование и ещё три на сколачивание и обучение, но сколько получиться...?

   - Понял, спасибо!

   Тот пожал плечами, тяжко зевнул в кулак, потряс головой и углубился в бумаги, словно меня уже и нет. Да и то верно. Нечего мешать. Пошел я.

   Меня мерили, взвешивали, щупали, опрашивали, записывали. Папка "бегунка" стремительно пухла от вклеенных справок, выписок, вкладышей. И так целый день. На улице уже смеркалось, когда я вернулся к "заплаканному". Он спал за столом, уронив голову на руки.

   - А, ты. Всё? Быстро ты. Ну, пойдём. Провожу тебя заодно. Ты не думай, старшина, я уже третьи сутки из этого кабинета не выходил. Не могу больше.

   - Да, я и не думаю, понимаю. Не продолжай.

   - Денежное довольствие получишь завтра в кассе. За всё время с ранения сразу. Военком уладил этот вопрос. На котловое и вещевое - станешь в роте. А, ты же и есть старшина роты. Тем более - своя рука - владыка. Только, рота ещё не сформирована, с нуля всё и начнешь. С интендантом поаккуратнее. Мужик он... непростой, скажем так. Разберёшься.

   - Спасибо.

   - За что?

   - За всё. И за науку.

   - Не за что. В одной лодке качаемся. Военком обещал меня с бригадой отпустить на фронт.

   - Как же это он тебя отпустил? Ты у него вроде секретаря?

   - Да, ладно. Бабу какую-нибудь возьмет. Дело не хитрое, справятся. А ты сам откуда?

   - Я же контуженный. Не помню ни хрена. Так, местами.

   - Да, неплохо тебя приголубило. Хорошо к Натану Ааронычу попал. Он хирург от бога, тьфу ты, никак не отвыкну.

   - И ты его знаешь?

   - Да кто ж его не знает? В городе всего две больницы - узловая и земская. А хирургов по пальцам одной руки пересчитать. А Натан... Он ведь и на Халхин-Гол ездил, и в Финской в командировке там был. У него та-акой опыт! И мужик мировой. Даже золотой.

   Вот так вот! Вот тебе и Натан. А мы ведь сдружились. Странно. В прошлой жизни я тяжело сходился с людьми. Друзей, не знакомых-приятелей, а именно друзей, у меня не было. У жены были близкие подруги, а у меня нет. И вдруг - Натан. Тем более - еврей. Он, оказалось, суетился за меня и перед главврачём, и перед военкомом, комбригом. А на самом деле, оказывается, не надо сотни друзей - один друг-еврей их с лихвой компенсирует. Говорят, они всюду ищут выгоду. А от меня, что за прибыток? Пока для Натана только нервные расстройства. И материальные затраты. Еврея траты на меня. Можете поверить? Я бы не поверил.

   Мы дошли по вечернему городу до казарм. Они и в наше время сохранились, правда, внутри я не был.

   - Это со мной, - сказал мой спутник часовому на воротах. Часовой смерил меня взглядом, поправил винтовку на плече, но ничего не сказал.

   Уже вечер, но на внутреннем плацу вышагивали солдаты. Рулил ими ("И-раз, и-два, левой, выше ногу дери, мать вашу подери!") однорукий командир. Правый рукав гимнастёрки был пришит у самого плеча.

   - Это твой комбат. Геройский мужик.

   Мы подошли.

   - Строй, стой! Раз, два! Разойдись! На сегодня всё.

   - Здравствуйте, Андрей Николаевич. Вот, привёл вам пополнение. Старшина третьей роты.

   Я представился.

   - Натанов крестник, - кивнул он. Представился капитаном Бояриновым Андреем Николаевичем. И орден Боевого Красного Знамени на груди представил сам себя. Похоже, правда - герой. Только без руки и шрам на всё лицо собрал правую щёку в горькую усмешку.

   - Надеюсь, сработаемся. А работы много предстоит. Пойдём, я покажу тебе твою старшинскую нору.

   - Волков бояться в лес не ходить.

   - Что?

   - Нам, татарам, что плясать, что работать, лишь бы пропотеть.

   - А, прибаутки. Это хорошо. Вовремя сказанная - дух хорошо поднимает. Не вовремя - дисциплину разлагает. А знаешь, что такое армия без дисциплины?

   - Стадо вооруженных баранов.

   - Верно. Вижу, человек ты бывалый. Воевал?

   - Не знаю. Контуженный я.

   - А, Натан же говорил.

   Мы прошли мимо вытянувшегося солдата, наверное, дневального, набравшего воздуха полную грудь - видимо орать что-либо собрался, да так, чтобы оглушить. Но Бояринов остановил его жестом.

   - Вижу, не шуми. Это старшина Кузьмин. Ты не пальни в него случаем. Пока он в таком виде.

   Мы зашли в огромную комнату, где сплошными рядами стояли железные двухъярусные кровати, пока пустые.

   - Здесь будет квартироваться третья рота. Пока недоформированны первые две, но скоро и сюда заселять начнём. А вот и твоя каптёрка. Осваивайся. И переоденься. Форму по размеру найдёшь.

   - Благодарю. По размеру я подберу, а вот что к чему носиться не помню. Не попутать бы.

   - Разберёмся. Ключи возьми на вахте. Давай, старшина, осваивайся. Да, поживее.

   - Слушаюсь.

   Я тоже вытянулся, как дневальный до этого. Капитан ушел, громко топая сапогами по крашеному полу. Он припадал на правую ногу. Похоже, не слабо ему досталось.

А обмыть?

   Узнав у дневального расположение вахты, сходил за ключами, повозившись с замками, отпер, наконец, дверь каптёрки. М-да, нехило. Немаленькое помещение было заставлено стеллажами, просто завалено мешками, свёртками, ещё чем-то, что при слабенькой лампе не разобрать, так густо, что остался лишь маленький пятачок у двери, но тоже занятый столом с настольной лампой и лежаком, на котором кулем валялись тряпки.

   - В натуре, берлога, - пробормотал я. Ну, с Богом! Надо бы это всё перебрать, так сказать, систематизировать, чтобы знать что, где и сколько. Но, сначала уборка. Вот этим я и занялся. Да так увлёкся, что не услышал подошедших. Только деликатный кашель заставил меня оглянуться.

   - Мать моя женщина! Натан! Ты ли это?

   Натан щерился во все тридцать два зуба. Наверно, лицо моё было забавным. Ещё бы, я вообще офигел - передо мной стоял в новенькой форме с двумя шпалами в петлицах кавалер ордена Боевого Красного Знамени с лицом Натана.

   - Не ожидал?

   - Да я вообще офигел! Извините, товарищ майор!

   - Военврач 2-го ранга.

   - Вы тоже воевать собрались?

   - Что это за "вы"? Ты, никак, обидеть хочешь старого бедного еврея?

   - Тебя обидишь. Щупальцами своими весь город опутал, как спрут. Твои знакомцы меня, контуженного старшинку, схарчат и не заметят.

   Натан рассмеялся задорно, заливисто.

   - Не знакомцы, а друзья. Не имей сто рублей, а имей сто друзей.

   - В натуре, еврей. Натан, тебя когда воспитывали, не говорили - с друзьями дружить надо, а не иметь их. Извращенец. Морда еврейская.

   Натан поперхнулся, открыв рот, потом оттуда раздался хохот.

   - Да это ты извращенец, я даже подумать такого не мог!

   - Вы ещё долго пикетироваться будите? Нам вас отсюда слушать или как? - раздался из-за спины Натана голос Бояринова.

   - Да, что это я? - Натан посторонился, пропуская в каморку комбата и того же политрука, проводившего меня до казарм. Сразу стало тесно.

   - Я тут как раз прибирался.

   - Хозяюшка, - сочувственным голосом сказал Натан.

   - А в глаз?

   - Ты, татарская морда, ещё за еврея не ответил.