После перекура - вздремнул, завернувшись в одеяло. Потом - тренировка, перекус, перекур с дремотой, тренировка. И так три дня.
Только на четвёртый день меня повели на допрос. Я, насколько смог, привёл себя в порядок. И вот я в кабинете. Окно. Открытое. А за ним - мир. Оказывается, и за четыре дня можно одичать. Я поначалу ничего, кроме этого окна, и не увидел.
- Присаживайтесь, старшина.
Стол, большой, деревянный, крытый зелёным сукном. Массивная лампа на нём, пепельница, чернильница чудная. Как мраморная, только черно-зелёная. Стул. Массивный, с обивкой. Если бить будут - обивку испачкают. Сел. За столом тип с какими-то галочками в петлицах опрятной, но явно не новой формы ГБ. Он долго бодался со мной взглядом. Э-э, дядя, это бесполезно - не боюсь я тебя. Потом этот товарищ раскрыл довольно пухлую папку, стал перекладывать листочки, бегло разглядывая их. Мне это очень напомнило момент из "Матрицы". Сейчас он скажет, как агент Смит: "Как видите, мы за вами давненько наблюдаем", а я в ответ: "Меня не купить гестаповской липой. Я требую законный звонок адвокату". А потом у меня склеятся губы. Как давно и далеко это было! Я горько ухмыльнулся:
- А как вас зовут? - спросил я (не агент ли Смит?).
- Тимофей Парфирыч, а что?
- Да, так. Интересно.
- Интересно, говоришь... - сказал он в задумчивости, полистал ещё листочки, закрыл папку, откинулся на стуле и вылупился на меня с таким видом, будто я кубик Рубика, а он его не смог собрать.
- Откуда же ты на нашу голову взялся? - спросил Тимофей Парфирыч.
- Из тех же ворот, что и весь народ, - пожал плечами я.
- Кури, - гэбэшник пододвинул ко мне коробку с папиросами, пепельницу. Он удивился, когда я прикурил от своих спичек.
- Сержанта не наказывайте - по-людски он поступил, выручил.
- Как же это он? Он же самый строгий из всех.
- За анекдот, - пожал плечами я.
- Анекдот? Какой?
Я рассказал. Тимофей Парфирыч только хмыкнул. Опять помолчал, долго глядел в окно, явно думая.
- Кто ты, старшина?
Я вскочил, вытянулся, доложился, как на плацу. Тимофей Парфирыч поморщился.
- Не о том я тебя спросил.
- А что же я ещё скажу? У меня за душой и нет больше ничего. Ну, ещё добавить можно, что контужен. А вы думали, я сразу шпиёном себя назову? Явки - пороли? Так рано ещё - даже не били.
- А бить будем?
- Да, тоже бесполезно. Устанете только. И я просто так не дамся. Покалечу. А я этого не хочу.
- Да, это ты неплохо умеешь. Откуда только? Ответ из твоей части однозначно говорит, что ты не владеешь никаким единоборством.
- Запрос пришёл? Быстро. А военкомат получил? Нет? Жаль.
- У нас свои способы получения сведений.
- Не сомневаюсь. Единственное, не пойму - это допрос такой? Или светская беседа?
- Допрос будет позже. Сильно ты мне непонятен. Решил на тебя своими глазами посмотреть.
- Польщен честью, мне оказанной. Но, чем обязан?
- Не догадываешься? Только появившись в городе, ты создал ворох непонятных проблем. Твоё поведение сильно выбивается за рамки.
- Это как?
Чекист вернулся за стол, открыл папку:
- Участвовал в восстановлении путей?
- Да. Ну, как участвовал? Ходил, орал. Я, считай, ничего не сделал. Они сами.
- Организовал снабжение госпиталя свежими продуктами.
- Так, то не я. Это комсомолки.
- А они дружно пальцем на тебя показали.
- Вот, блин, сдали. А ещё комсомолки.
- Только появившись в части, покалечил четыре человека. Это тоже они сами?
- Нет. Вот тут отпираться не буду.
- Зачем ты это сделал?
- Посчитал это единственно верным решением. Ясно же, что это ворьё. Но при должностях. Вывести их на чистую воду может и просто, проверив бухгалтерию, но кто станет заниматься? До этого не занимались, наверно, не фатально. А для моих планов фатально. Они выведены за скобки, до окончания формирования подразделений под ногами мешаться не будут. А там - уже не мои проблемы.
- А чьи?
Я пожал плечами. Чекист задумчиво смотрел в окно.
- Единственно верно, говоришь? За скобки, говоришь? И какие твои планы?
- Помочь создать боеспособное подразделение, одетое, обутое, сытое, обученное, морально настроенное на победу. Или подвиг.
Чекист встал, в задумчивости зашагал по кабинету.
- Почему ты нас не боишься?
- А должен? С чего вдруг?
- Ты второй человек на моей памяти, который не боится меня и нашей организации.
- А кто первый?
- Двадцатилетний ребёнок. Инфантильное дитё, не осознающее последствий. Я думал поначалу, что и твоя бравада имеет ту же основу.
- А сейчас? Убедились, что я не дитё? Всё верно. Я прекрасно осознаю последствия. Я мог бы попасть в руки карьериста, дурака, что в принципе одно и то же. Он бы слепил из меня врага народа, шлёпнул бы по-быстрому, отчитался. Чего тут бояться? Смерти? Никто мимо нее не пройдёт. А умирать страшно только в первый раз. А меня уже вытаскивали с того света. Жаль было бы упущенных возможностей, но на всё воля Божья.
- Верующий?
- Точно знающий.
- Вон даже как!
- Именно так. На Него уповаю, верю - не даст сгинуть зря. Вот и вы оказались на моём пути. Настоящий чекист - холодный разум, пламенное сердце, чистые руки.
- Лесть? Не ожидал.
- Констатация фактов. Чистые руки - форма на вас уже много лет одна и та же, только звания меняются. А должны каждый год новую получать. Или шить. Равнодушны? Нет, форма ухожена, опрятна. Из этого наблюдения делаю вывод, что и богатств особых не нажили при ваших-то возможностях. Считаете, что должность дана вам для служения народу, а не для обогащения? Самолюбие не тешит. Вот это и есть пламенное сердце - служить людям. Не себе, не вождю, а народу. Так? Ну и разум. Ведь не поленились, лично разговариваете с каким-то старшинкой. Было бы проще - дело - ретивому, подписать приговор. Расстрел заменить на фронт - всего делов. Понять хотите. Чтобы как лучше.
- Да, откуда тебе знать-то?
- Да, ниоткуда. Так, дважды два сложил.
- Теперь я понял, чем ты так всех покоряешь. С "губы" даже тебя сюда перевели. Ты знаешь, что тебя врачи чуть не выкрали?
- Откуда? Конечно, не знаю. Это они опрометчиво поступили.
- А комсомолки под окнами дежурят. Смену в госпитале - смену здесь. Твоё командование завалило нас рапортами.
- Блин, а приятно! Волнуются, помочь пытаются.
- Как же ты так повязал всех?
- Хотите по секрету скажу. Только вам. Я иностранный шпион. А этих людей подкупил и загипнотизировал. Вот сейчас с вами поговорим и вы меня отпустите в часть, потом на фронт, где я выкраду планы наступления нашей роты и передам их английскому командованию. Ведь так пишут под пытками ретивых дуболомов?
Чекист сначала удивлённо смотрел на меня, потом от души рассмеялся:
- Бывает и так. А я ведь тебе и то почти поверил. Чуть и меня не загипнотизировал. А ты владеешь?
- Нет. Я говорю правду. Она влечёт людей.
- И в чём она - правда?
- В том, что Родина моя в самой большой опасности, которую помнят ныне живущие. Ведь речь идёт не о потерях земель, смене правителей или грабеже. Вопрос - быть или не быть. Если фашизм не одолеем - русский народ исчезнет, как хазары или финикийцы. Это не люди идут на Москву, а звери, ведомые бесноватым. Они уже жгут села вместе с жителями, они соревнуются в меткости на головах наших детей. Они выделывают человеческую кожу славян и делают из неё перчатки и сумочки. А из костей - шахматные фигурки. Остановить этих тварей можно только навалившись всем народом. Сообща. И все, кто мешает в этом - тоже враги. И я жизнь положу, но остановлю их. Веришь?
- Верю. Хотя сам себе дивлюсь. Скажи кто другой - болтуном-агитатором посчитал бы, а тебе вот верю.
- Вот и они поверили. И нет никакого гипноза. Есть великая цель и каждый, кто движется к ней - становиться, сам для себя, чуть более велик. Души людей, нормальных людей, тянуться к подобным задачам, возвеличивающим их. А мрази - шкерятся в ужасе. Всё просто.
- Просто? Нет, всё очень сложно. И что с тобой делать теперь?
- А ты отпусти меня.
- И вместо тебя - в допросную?
- Да, ладно тебе. Прифронтовой уже город. Бардак. Я на фронт - и концы в воду.
- А вот это - врят ли. Без присмотра мы тебя не оставим. Городское управление тоже провело призыв. Все окажутся в твоей бригаде.
- А это очень даже хорошо. Чекисты от врага не бегут и не сдаются. Вы укрепите часть, как арматура. Вас бы ещё воевать научить. Бить подследственных - это не тоже самое, что бить немца.
- Вот и поучите. А в твою роту я определю сразу человек десять молодых оперов и милиционеров. И старшим над ними будет лейтенант госбезопасности с отчеством Тимофеевич.
- Благодарю за доверие! - я вскочил, проорал, как на параде.
- Так и мне спокойнее будет. Он за тобой приглядит, ты за ним. Да, вот возьми.
Он подписал какой-то бланк, протянул мне. Ну, нифига себе карт-бланш: на бумаге с ведомственными штампами было напечатано: "Предъявителю сего оказать всемерную поддержку". Вот так вот - ни много, ни мало. И подпись. Начальника управления госбезопасности города и района. Вот кем оказался Тимофей Парфирыч. Польщен, польщен.
- Буду считать это авансом доверия.
- Верно. Давай, не теряй больше времени. На выходе тебя ждёт машина и мой сын. Он будет твоим личным караулом. Поможет заодно решить некоторые проблемы. Ведь благодаря тебе снабжение бригады оказалось парализовано. Срочно восстановить! Звание подкинуть тебе не в моей власти, а вот обязанностей и полномочий - сколько угодно. При возникновении препятствий - говори лейтенанту, он свяжется со мной.
Вот как-то так и закончилось моё заключение. Даже не побили ни разу. А я-то собрался Мальчиша-Кибальчиша изображать. Побеседовали по душам, благословили. Ахренеть! А как же "питьсот-мильонов-невино-убиенных"?