После ужина Катерина постелила мне в комнате, дети тихо исчезли (оказалось, ушли к соседям ночевать). Я, конечно, отказывался, но... В общем... остался я на ночь.
И ещё на сутки.
Потом за мной пришла машина. Ванька, как ни в чём не бывало, спросил:
- Куда?
- На завод.
Когда уже ехали, я спросил:
- Как в конторе дела?
- Тебе увольнительную оформили. И на завтра тоже. А сегодня, отчего-то, послали. Езжай, говорят, проведай. А Тимофей Парфирыч ещё не вернулся, - Иван явно предугадал мой вопрос, - Санёк говорит - в Тулу заехал.
С завода поехали к Натану, с ним вместе - за Марией Фёдоровной. А с ней - на швейную фабрику. Там я её устроил на работу. И не просто швеёй, а дизайнером военной формы и экипировки. Да, тогда таких названий профессий не было, но профессия была. Только называлась иначе - ведущий мастер-технолог конструкторского отдела. В моём присутствии ей выписали ордер на комнату в общежитии ИТР. Я прошерстил отдел снабжения, придав грозными бумагами ускорение в получении, вернее, добычи материала. Особенно меня интересовало камуфляжное направление. Добился увязки этой фабрики и фабрики нетканых материалов для пошива ватных бушлатов (фуфаек) и ватных штанов. Распоряжения из Москвы они получили чуть ли не в июле, а до сих пор репы чешут.
Потом с Мишей, сыном Марии Фёдоровны ездили в военкомат. Сделали его беженцем со Смоленщины, потерявшего документы. Прибавили возраста, и пошёл Михаил, по новым данным Перунов (моя придумка - в честь Перуна, славянского бога войны), проходить комиссию. Потом поступит на службу в 1 стр. роту ОИБ. То есть, ко мне лично. Я его научу Родину любить!
Вечером, на этот раз не с пустыми руками, приехал к Катерине. Пришлось покататься по городу и оставить в магазинах приличную часть своего денежного содержания. Ивана отпустил до утра. Ещё вечером решил - последний раз. Долг отдан.
Утром, проезжая мимо церкви, любуясь древними стенами, спросил Ивана:
- А церковь работает?
- Да. Работает. Вишь - народ на утреню собирается.
- Давай подъедим. Душа просит.
Водитель очень удивился, но перечить не стал.
Я отстоял всю службу, подошёл к бородатому священнику.
- Благослови, отец, на ратный труд!
- Крещён ли ты?
- Крещен был в детстве. Только креста на мне нет. А у вас могу купить?
- Да, воин Христа, можешь. Вот там. Исповедуйся, причастись, а потом подходи, побеседуем.
То, что было - меня не устроило. Оловянные крестики были очень маленькие.
- Мне веру свою скрывать стыдно. Крест на меня тяжкий лёг и его отображение должно соответствовать. Я большой и буйный. И цепь должна быть прочной, а не эти шнурки. Чтобы и я - пополам, а цепь - цела.
Монашка в испуге глянула на меня, убежала. Я сплюнул в сердцах.
- Не плюй в храме, - окоротил меня бородач заморышевого вида в чёрной рясе (или как у них спецовки называются). - Гордыня - тяжкий грех.
- Кто говорит о гордыне? Мои требования к символам веры не от самомнения, а от необходимости. На войну я собираюсь, там это необходимо - и цепь прочная и крест заметный. А гордыня и гордость - две большие разницы. Человек без гордости и не человек, а тварь дрожащая. Бог создал человека в помощь себе, потому негоже нам червям уподобляться.
- Да кто ты такой, чтобы о вере судить?
- Тот, кто гордость и мужество имеет за неё постоять перед врагом человеческим, не дать погасить божий свет в душах. А вот ты кто, бараном прикинувшийся? Отойди от меня, от греха. Не к тебе я пришел. Иди, замаливай несуществующие грехи, не мешай.
Я отвернулся. И что он так задел меня? Раб божий. В натуре - раб. Ну, уж нет, то не про нас. Мы не рабы!
И вдруг я понял, что так угнетало меня всю жизнь, что так понравилось в этом времени - дерзость души у предков, а у нас? Рабская покорность. Смерились с ней в умах, но не в душах. Болела душа, депрессия называется. Или по-нашему, по-пацански - безнадёга.
- Пойдём, отойдём, - позвал меня ещё один бородач, но одетый обычно, не в церковную спецовку. Был он не стар, мордаст, плотного телосложения и даже с брюшком - явно не укрощает плоть постом.
- Можно с тобой поговорить? - спросил он.
- Смотря о чём, - ответил я.
- Зачем ты пришел в храм со знаком наших гонителей на воротнике?
- Госбезопасность что ли? Какие же они гонители? Вот, вы, работаете, проповедуете, вас слышат, кто хочет услышать. Я вот, например.
- Но, они взрывали храмы!
- Ой ли?! Они ли? Когда храмы жгли и попов конями рвали, ЧэКа и не до вас было. В том, что произошло - вина самой корпорации под названием Церковь - самая большая. Не вы ли пытались народ-богоносец в рабов превратить? Не заставляли ли падать ниц при виде сутан или как там ваши спецовки называются? Не погрязли ли в грехе? Золотом и жиром не обросли? Себе ответь, мне не надо. Я и так знаю. Забыли, что главнее - Бог, народ или ваша организация? Не вы стали для народа, а он стал для вас. Итог - закономерен. Народ от церкви отвернулся, но не от веры. В каждом доме - икона. Вы - мешать стали. Лишние между Богом и человеком, а должны были помочь. И сейчас вот, я пришел в храм - душа позвала. А тут, как в конторе продзаготовительного комбината - поди туда, напиши справку, принеси бланк. И креста нужного нет. Ну, нет, так нет. Сам сделаю. И веру свою, и народ свой, и Родину свою пойду защищать. Сейчас это главное для Человечества, а значит и для Бога. А где при этом вы? Не видать вас. И зачем вы народу? Что, еретиком меня назовёшь? Или одержимым? Валяй! Только тяжело народу без духовных отцов, сейчас особенно. А вы приняли позу обиженного страуса - голова в песке, задница к всеобщему пользованию. Ладно, брат, прости. Пойду я. Дел ещё невпроворот.
- Постой. Пойдём со мной. Кажется, у меня ты найдёшь, что ищешь.
- Богатый выбор. Судя по виду - не новодел. Старые вещи.
- Выбирай.
- Сколько стоить будет?
- А сколько дашь. Деньги мне не особо нужны. Я, выражаясь вашим языком, комендант прихода. Я тебе помог - ты мне. Люди должны помогать друг другу.
- Годиться. Сразу видно делового человека. Я это возьму и эту цепочку. Выглядит прочной и не слишком тяжела. Да, нет! Зачем мне золото и эти каменюки? Ты бы сдал их в музей. Если представляют историческую или художественную ценность - то дело. А нет - в Америке на самолёты и грузовики поменяют. Они сейчас нужнее. Нет, ты не подумай - моё личное мнение. И, вот, возьми. Это все деньги, что есть у меня. Не возьмёшь - и я не возьму твоих подарков. Бери, сгодиться. Ещё у меня должник один есть. Попробую угля вам достать. Зима нынче суровая будет.
- Вот уголь - сейчас дороже золота. А я думал - чем приют топить?
- Приют?
- Мы детей эвакуированных, да и просто бежавших от немца приютили. Подкармливаем, кров предоставляем, писанию божьему учим.
- Так что же ты молчал, недопырь? Этого не надо скрывать.
- Да и хвалиться этим негоже.
- Зачем хвалиться. А люди знают? Может, помогли бы чем. Кто продуктами, кто одёжей. Я, наверное, наших подключу. Может, придумаем что вместе. А много детей?
- Под две сотни уже.
В общем, после благословения старого священника, который тоже со мной поговорил, полетел я в контору. А там - Парфирыч собственной персоной. Проговорили несколько часов. Он вернулся с Москвы не с пустыми руками - сорок новейших противотанковых ружей привёз и боеприпасы к ним. Теперь у нас Отдельный Истребительно-Противотанковый Батальон НКВД. И две сотни ППШ, и пять сотен СВТ, две батареи сорокопяток, батарею 37-мм зениток и десяток зенитных пулемётов ДШК. Живём! Вот только сокрушался, что брони не дали. Ни танков, ни бронеавтомобилей.
- Ага, а ещё эскадрилью ИЛ-2 для прикрытия. И так - отлично. Теперь людей поднатаскать - и в бой. А кто комбат? Вы, Тимофей Парфирыч?
- Нет. Пришлют комбата. А ты ротой займись. Ротным у тебя будет Александр Тимофеевич Степанов, знаешь такого?
- А то! К сыну меня пристроил.
- Или его к тебе. Ты зачем в церковь ходил? И так, как белая ворона, а ещё по церквям шастаешь.
- Уже доложили? За благословением я ходил. И там проблему нашел, требующую нашего вмешательства.
Я изложил Парфирычу о приюте, попросил помощи. Он хищно оскалился.
- Святошам помощь потребовалась?
- Вообще-то нет. Я случайно узнал. Это нам помощь их нужна. Если им предоставить помещения и полномочия, да, просто кивнуть, разрешая - они половину забот об эвакуированных взвалят на себя. Как ни говори, а у Церкви грандиозный организаторский опыт.
- Религия - опиум для народа.
- Тимофей Парфирыч, я тебя умоляю, не повторяй ты этой чуши! Да, какая разница, кто так сказал. Это было верно тогда, не актуально сейчас. И вообще, первый коммунист на Земле - Христос.
- Что?
- Ты, что, не знал? Он же призвал людей построить царство небесное на земле, считай - коммунизм, где всё будет общее, где каждому по способностям и труду, где не будет рабов и господ. А буржуи его распяли.
- Кузьмин! Смирно! Кругом! Марш!
Вот так. Рот мне заткнул.
Укрощение строптивых
.
Я - в роту. Пока шёл думал, как же сделать, что задумал. Опять - команда, авторитет, фокус?
А в роте - анархия - мать порядка! Пьяная анархия. Ненавижу ментов. А тут их - чуть не сто пятьдесят. И все расслабленные. Разорался, как резанный. Не помогло. Пришлось свернуть пару челюстей.
- Я вас, сукины дети, научу Родину любить! Или вы забыли, где находитесь? Это армия или где? Вы на службе или как? За махновщину буду на месте расстреливать!
- Кто же тебе даст!
Этому умнику я прострелил ногу тут же.
- Кто мне помешает? Я лучше вас тут положу половину, но зато в другой половине буду уверен на все сто! Родина вас кормит, одевает и обувает для чего? Чтобы вы водяру, мрази, жрали? Элита, гля! В Брестской крепости гарнизон месяц бился без еды, воды и надежды. Тоже - НКВД, но видно, другое НКВД! Вот они элита! А вы - бараны. И немец вас будет резать, как скот. Встать в строй! Да, уберите эту падаль отсюда. Он больше не из нашей роты. И сомневаюсь, что вообщ