Не доезжая штаба, нас встретили дивизионные разведчики и забрали пленных. Но я с них стряс расписку в получении "пленных в количестве 31 штуки в приемлемом состоянии". Издеваются, юмористы. Меня высадили у штаба, Школеров повёл колонну к дивизионным складам. Подошёл к часовому, представился, пропустил.
Штаб - это просто изба. Посреди комнаты - стол с картой, телефоны, лампа под потолком и на столе. Народу - не продохнуть. Все разом разговаривают, что-то кричат в трубки телефонов, суетятся. Я аккуратно, чтобы не задели раненую сторону, прошёл к столу. Сидящий у дверей сержант, сквозь дремоту, проводил меня до стола стволом автомата. За столом склонились полковник с двумя орденами и подвязанной рукой, подполковник с тремя орденами и два майора, одного я знал - особист, но он что-то кричал в трубку, не видя меня. Я доложился.
- А, - полковник с интересом смотрел на меня, - так это ты тот самый Кузьмин?
Я пожал плечами. Тот ли я самый?
- Ты вел дозор перед батальоном и бесшумно обезвредил пост на лесопилке?
- Я командовал отрядом разведки батальона и приданными вашими разведчиками. Ребята хорошо сработали, пост удалось обезвредить без шума. Особо отличились старший лейтенант Семёнов и лейтенант Алёшин.
- Так. Ты предотвратил прорыв немцев и уничтожил командную группу батальона? И захватил при этом неповреждённым танк?
- Вы прямо геройства какие-то рассказываете. Не так всё было. Группа Малого, то есть сержанта Чивилёва, захватила дом, уничтожив в нём отделение немцев и открыли из их пулемёта огонь, перекрыв улицу. Но и сами попали под обстрел. Я думал, там, за кустами, пулемёт, обошёл сбоку, кинул две гранаты. А оттуда - танк. Я не знал, что у них там планёрка была. Потом только ребята сказали, что там поленница из трупов.
- А как танк захватил?
- Я его не захватывал. Я его испугался и под ним спрятался. А потом им гранату в открытый люк сунул. Танк захватил сержант Мельников. И вел в нём бой, из его пушки и пулемёта расстреливал врага. Я в это время без сознания был - меня немец застрелил.
- Это как так?
- Вот, смотрите. Пулю сегодня вытащили. А немца этого боец Перунов в плен взял.
- Смотрите, какой скромный старшина. Он - ни при чём. Все вокруг - герои, а он один - мимо проходил. Ты и немцев пленных не расстреливал.
- Это сделал я. Они работать не могли. Кормить их не за что. Навоз. Пусть теперь их родня хоронит. Остальные после этого работали, как стахановцы.
- Хорошо поработали?
- Правильно мотивированные немцы... два пленных с лопатой заменяют экскаватор.
- Понятно. И оскорблял при подчинённых вышестоящего командира, с угрозами, тоже не ты?
Вот тут крыть нечем. Вся моя давешняя отвага и дерзость куда-то испарились, я опустил голову:
- Я. Я не хотел отдавать пленных, майор угрожал меня арестовать.
- И правильно бы сделал! Во что превратиться наша армия если каждый старшина будет делать не так как надо, а как ему захочется? Отдавать он не хотел! Нам нужны сведения о противнике - не хотел он! А я вот хотел тебя к ордену представить, а теперь хочу расстрелять, как саботажника!
- Очень нужен мне ваш орден! Не за ними я шёл на фронт! Себе оставьте! Мне лучшая награда - ребята живые и гора трупов врага. А завтра наградой будет - куча покорёженных сгоревших танков! А меня - расстреливайте! Немец недострелил - свои добьют! Ахренеть! Сведения! Да какие тут на хрен сведения - прёт на нас танковый корпус - вот и все сведения. Завтра мои ребята им танки повыбивают. Со мной или без меня - уже не важно! Я им бронники сделал, воевать научил, как врага убивать - показал, что он смертен и бояться может - показал, как унизить врага - показал! Теперь они немца не бояться. Они готовы! Я свой долг выполнил. Стреляйте!
Я почувствовал, что в глазах моих навернулись слёзы. Обидно!
- Старшина! Отставить истерики! Как барышня кисейная, сцены тут устраиваешь! Кем до войны был?
- Не знаю. Контуженный я. На фронт везли, на станции при бомбёжке контузило. Память и отбило. Как воевать - знаю, а о себе - ничего не помню.
- Контуженный, говоришь? Что ж, похоже. Ну, что будем делать с тобой, старшина?
Я пожал плечами, скривился - грудь прострелило болью:
- Как решите. Обвинения мною заслуженные, готов понести наказание. А отпустите в батальон - буду танки их жечь. И их убивать.
- Какой ты покладистый стал, - сказал особист, - а там что ж так нагло себя вёл?
- Сейчас дело касается меня лично, а там - всех. Себя не жаль, а пацанов - жаль. И мамок их.
- Пострадать за други своя? - хмыкнул подполковник, - а сначала махновцем казался. Анархист?
- Православный русский, - ответил я, - защитник Родины, людей и Веры.
- Ого! - полковник даже откинулся на стуле, - что-то я впервые подобное слышу. Не было такого на моей памяти. Так ты что, верующий?
Я вытащил из-под бинтов крест, показал, спрятал. Полковник нахмурился:
- В особом отдельном батальоне чекистов - верующий. Что-то я совсем перестал что-либо понимать.
- Жаль, комиссар наш в полк поехал. Ему было бы любопытно, - усмехнулся подполковник.
- Религия - опиум для народа, - пробубнил особист, - отсюда такое смирение к смерти, бесстрашие и жертвенность?
А особист - кручённый парень! Во, как глубоко смотрит.
- Так, то - религия. А у меня - Вера. Это разные штуки. Религия - для попов, Вера - для Бога и его части в человеке - души.
- Отставить религиозные проповеди! - стукнул кулаком по карте полковник.
- Так, что же решим? - спросил подполковник.
- Чёрт его знает! В этом старшине столько намешано! Вроде, и герой, а вроде и махновец. Расстрелять - рука не поднимается. Мне бы роту таких старшин - хер бы я от границы отступил, - полковник махнул рукой, отвернулся: - Силантьев, давай чаю!
- Майор, основное обвинение - твоё. Оскорбление вышестоящего, угроза вышестоящему. Тебе решать!
Майор сидел, уставившись в одну точку на столе, сцепив пальцы на руках, казалось, не слышал.
- Майор!
- И не станет не господ, ни рабов, не вышестоящих, ни нижестоящих, все равны перед Богом.
- Так, то перед Богом! А мы в армии, - усмехнулся полковник. Почему-то повторив моё "так,то...".
Майор как-то странно, отрешённо посмотрел на него, потом вздрогнул, тряхнул головой:
- Так, говоришь, старшина, богоугодное дело делаешь - врага изничтожаешь?
- Так точно! В тяжкий час надо отстоять людей и защитить их от бешенных собак, бесов-фашистов.
- Так. Бог велел тебе прощать?
- Велел.
- Простишь ли ты?
- Немцев? Когда над Рейхстагом красный флаг повиснет - прощу. А вы?
Майор долго смотрел на меня:
- Думаешь, повиснет?
- Знаю наверняка. По-другому - не бывать!
- Только на это и уповаем, - вздохнул подполковник, - и когда же?
- Победа просто так не даётся. Её заслужить надо. По бедам пройти, выстрадать её.
- Неужто мало настрадались?
Я пожал плечами, опять скривился от боли.
- Что-то вас занесло куда-то не туда, - сказал полковник, - вернитесь на грешную землю. Правильно, победу заслужить надо. Майор, оскорблён ты был прилюдно, прилюдное извинение тебя устроит? Ты, старшина, готов извиниться?
- Прошу простить меня, товарищ майор, я не хотел оскорбить вас, задеть ваши чувства. Слова и действия мои были продиктованы необходимостью того момента.
- Во как! И извинился, и правым себя считает! - подпрыгнул полковник, погрозил мне кулаком: - ну, Кузьмин! Ну, что майор?
- Служи, старшина. Извинения приняты. Но, прощен ты будешь, только если завтра перед мостами десять танков встанут навсегда!
- Хотел наградную на тебя писать, Кузьмин, а теперь не буду! Иди! Стой! Продиктуй начштабу, ему вот, фамилии, что ты давеча называл. На них твои геройства раскидаем. Что довольный такой? Награды Родины ценить надо! А ты - "себе оставьте"! Паршивец! Записали? Иди! И на глаза мне больше не попадайся!
Вот так как-то пронесло мимо трибунала. Машины меня уже ждали, ребята нервничали. Сел, поехали.
- Зачем вызывали? - спросил наконец Школеров, все елозил и елозил в нетерпении, пока посты не проехали.
- Просили назвать фамилии наиболее отличившихся бойцов. Мельник, тебя ждёт награда за захват танка.
- Так это же ты захватил его!
- Нет, Мельник, ты. Меня не расстреляли - и то награда. Извинениями обошлось. Добыли чего?
- Патроны, гранаты, бутылки с зажигательной смесью, два ящика снарядов для сорокопяток и ящик - для зениток. Мешок трофейных винтовочных патронов.
- Что отдали?
Школеров притворно вздохнул:
- Все трофейные карабины, три автомата для интендантов и пять десятков винтовок наших, Мосинских. И ещё две машины хлама - ремни, кители, сапоги, ботинки, котелки, противогазы. Всё, кроме ботинок - трофейное. Сапоги немецкие ребятам раздали. Теперь даже батальон Свиридова в сапогах.
- В общем, всё барахло ты сбагрил.
- Не всё ещё. Ещё много лишнего - всю ночь возить. Расписок - полная планшетка. Одного боюсь - бросят всё это где-нибудь, а новые части вооружить нечем будет.
- От нас это уже не зависит. Что планируешь делать?
- Сейчас там должны ещё машины загрузить. Поеду сдавать и постараюсь ещё что-нибудь получить. Только теперь поеду на станцию. Там армейские склады, сейчас только узнал. Сегодня ночь будет последней для заготовки.
- Думаешь? Почему? Врят ли они нас за день отрежут.
- Отрезать - не отрежут, а простреливать будут уже прицельно. И где складировать всё? Всё не зароешь.
- Думаю, в лесопилке промежуточный склад нужно сделать. Лесом нас сложно обойти, а вот мы туда - отойдём. И лесами будем пробиваться, кто выживет.
- Точно. Твоего Тараса и озадачу - он у тебя самый оборотистый и основательный.