И потому нам дорого все, что связано с Историей, все, что имеет глубокие корни и в то же время может перейти в будущее – но не как нечто совершенно новое, а как нечто несомненное и хорошее во все времена.
«Новое» не всегда значит «хорошее»; вначале оно просто новое. Для того чтобы стать хорошим, оно должно «состариться», пройти испытание временем, выдержать множество «тик-так» почтенных часов, пока не подтвердит свои достоинства. Это новое должно служить всем: мужчинам и женщинам, детям и старикам; оно должно иметь свежесть воды и вкус выдержанного вина, смело встречать дни и ночи, сиять вместе с солнцем и луной… и лишь на один миг перестать сиять – чтобы сделать новый вдох и продолжать дальше. Как замерший сегодня Биг-Бен, как другие, будущие часы, которые останутся в нашей памяти настолько, насколько им удастся сопутствовать нам в течение многих лет, одинаково бесстрастно отсчитывая и хорошие, и плохие мгновения.
Для тех из нас, кто верит, что тишина тоже звучит, безмолвие часов, проживших долгую жизнь, более символично, чем звучание тех, которые сейчас идут. Молчание, отсутствие чего-то, бывшего прежде, – знак того, что это действительно было. Были часы, было гармоничное звучание истории, которая сейчас на мгновение затаила дыхание, прежде чем начать отсчет другого времени – может быть, в металле, а может быть, в памяти.
… как поворачивается колесо времени
Сегодня я увидела, как поворачивается колесо времени. Я говорю «поворачивается», потому что само Вре мя убедило меня, что все на свете линии изогнуты и да же на прямом пути в бесконечность мы движемся по спирали.
Загадочная форма спирали хранит в себе другую, более великую тайну – тайну эволюции. Ее витки ни когда не лежат в одной плоскости, они поднимаются, окружая центральную ось. И эти витки не одинаковы – поднимаясь, они уменьшаются в размере, и самые маленькие из них оказываются выше других и ближе к оси спирали – оси сознания.
Если мы представим Время в виде подобной спирали, нам нетрудно будет понять, что жизнь человека и даже других форм жизни, о которых мы сейчас не будем вести речь, проходит через очень похожие периоды, со многими сходными характеристиками, хотя и на разных ступенях эволюции.
Много раз на страницах акропольских изданий мы говорили о наступлении «нового средневековья». Мы изучили его особенности, изучили хорошие и дурные черты, отличающие любой период «межвременья», находящийся «посередине», между двумя эпохами, что и отражается в его названии.
Много раз мы подвергали анализу историю и пришли к выводу, что сейчас колесо времени неумолимо приближает нас к новому средневековью.
Но сегодня я увидела это своими глазами.
Нет, я не прочла об этом в книге, не услышала от какого-то выдающегося мыслителя, не беседовала об этом с философами, питающими особую любовь к изучению истории. Я просто увидела это – на улицах, в людях, в моде и даже в образе жизни.
Известно, что формы жизни временны и преходящи, но они содержат в себе определенный образ мыслей и чувств, который проявляется в них – пусть ненадолго, но проявляется.
Прогуливаясь по этому огромному «супермаркету» – современному миру, где так много вожделенных для человека вещей, можно ясно увидеть изменение вкусов, моды в сторону ужасающего упрощения, не лишенного, однако, свойственной средневековью силы – жестокой и невинной, конкретной и простодушной. Кажется, что все возвращается, поворачивается вспять, и это отражается не в регрессе или экономическом упадке, а в поиске сути прошлого, которому требуется дать новую жизнь в новом свете.
И вот как будто час настал, колесо времени совершило свой поворот – и все колокола возвещают о приходе средневековья. Пластик уже не в чести, теперь снова ценят тепло дерева и холод металла – все настоящее, естественное в отличие от искусственности пластика. Игрушки уже не изображают только фантастические миры будущего, миры космических кораблей и покорения вселенной. Они постепенно возвращаются к формам рыцарским, воинским и благородным – к сражению с открытым забралом, а не к столкновениям существ, спрятанных в межзвездные капсулы. На картинах все реже появляются непонятные стилизованные фигуры, а их место на полотнах и гобеленах занимают средневековые дамы и рыцари в длинных одеждах. Фабричные изделия – чудо начала XX века – уже не считаются верхом совершенства: сегодня больше ценится ручная работа, то, что несет отпечаток личного и человеческого. Мода стала больше закрывать, чем открывать, а если и открывать, то в силу необходимости, а не ради дарового зрелища. В дома возвращаются разноцветные стекла, коллекции бабочек и чучела птиц; огромные люстры из дерева и металла напоминают о подсвечниках и факелах. Возвращается потребность найти убежище, приют и вернуть первоначальный смысл слову «очаг».
Сегодня я увидела то, что нельзя объяснить просто модным веянием. Конечно, нет ничего нового под солнцем, и мы неизбежно повторяем старые формы. Но почему именно эти формы, а не какие-то другие? Само это повторение имеет психологический и символический смысл. Обращение к средневековым образцам естественно влечет за собой и необходимость следовать средневековым нормам, но не столько в одежде или украшениях, сколько в том, какие ассоциации они вызывают.
Человеку необходимо искать освобождения, однако он обычно плохо понимает, в чем состоит это освобождение. Надо освободиться от нагромождения слишком сложных формул, которые становятся все более надуманными и бессодержательными и теряют смысл и цель. Нужно вернуться к самому себе и искать другие истины, а не те, которые внушают бесчисленные газеты, телевидение и радио. Нужно вновь открыть для себя чудо человеческого труда, наполненного подлинным достоинством, – когда результат рождается на глазах творца; сегодня нам гораздо дороже обычный цветок, который мы поливаем собственными руками, чем самый совершенный шуруп, созданный на конвейере безликой бригадой.
Но самое главное – Бог снова среди людей, он снова стал необходим им. Уже давно, на предыдущем повороте колеса истории, его почти забыли. Но теперь человек снова начинает искать Бога, пусть пока робко, в самых простых формах искусства, в уединенном и сосредоточенном образе жизни, в безыскусной искренности, в трудной, но продуктивной работе, в вере, которая пока не имеет имени, но освещает собой все средние века – и минувшие, и грядущие.
Сегодня я увидела, как движется Время. Его ход неумолим, и оно увлекает нас к лучшему будущему, которое сегодня видится как средневековье, но на самом деле указывает на проявление сознания в человеке, со знания всегда пробужденного, подобно волшебным незакрывающимся цветам.
… свет
Сегодня я увидела свет… Как всегда, это не было нечто совершенно новое, просто по-новому увиделось хорошо знакомое прежде. Будто ты разглядел то, на что раньше смотрел, но не видел…
Меня ослепил свет, сильный и чистый свет солнца, которое рассветным лучом в одно мгновение размело все тени вокруг. И мир внезапно обрел форму и цвет. Так в детстве мы соглашались вдруг с существованием вещей, которых раньше не признавали – просто потому что не замечали.
Вдруг для меня ожил тот пример, который я столько раз перечитывала у Платона, – миф о пещере…Человек заключен во мраке земли-матери; он почти ничего не видит и только на ощупь может представить то, что находится вокруг; он закован в цепи, но не осознает своей тюрьмы… И вот в нем рождается потребность освободиться, порвать свои цепи и найти выход; он покидает пещеру, и его ослепляет свет солнца, доселе ему неведомый. Человек выходит в реальный мир; теперь он видит, теперь он знает…
Все это – и многое еще – пронеслось в моем сознании при одном только взгляде на сильный и яркий луч утреннего солнца. И встали новые вопросы, родилась необоримая жажда света, которая свойственна каждому человеку на земле.
Если бы мы могли внести свет во все, что видим, что пытаемся понять, о чем судим… Если бы в нашей душе встало солнце, оно развеяло бы многие тени и принесло бы столь необходимую нам ясность… Ведь сложности возникают тогда, когда мы живем в сумраке сомнений. А когда мы смотрим на все, что с нами происходит, сверху – так, как это делает солнце, – жизнь обретает другое измерение, становится гораздо шире, свободнее.
Когда мы смотрим сверху, теряет драматизм каждодневная звериная борьба за выживание. При взгляде сверху – особенно если есть хоть немного света – то, на что мы смотрим, не перестает существовать, но видится уже в ином ракурсе и становится более понятным, более логичным. Когда две собаки грызутся за кость, они не поднимают морды от земли и не видят, что рядом лежат другие кости – другие возможности, другие шансы, которые из-за драки остаются неиспользованными. Непонимание, столкновение интересов, возмущение, ненависть, тщеславие, честолюбие – вот «кости», за которые воюет столько людей… А ведь стоит заглянуть чуть дальше, подняться чуть выше, внести хоть лучик света – и все это обретет свой подлинный масштаб, займет свое место. У жизни есть и светлый, и темный лик, есть мгновения счастья и минуты разочарования, просто нужно это понимать, воспринимать как непреложный закон и учиться ходить по той стороне дороги, которая отмечена знаками ясности и счастья.
И чем упорнее мы цепляемся за тени, тем меньше у нас остается возможностей выбраться из этой западни, поскольку, как и тот человек из пещеры, мы тратим все свое время и силы на жестокую и бессмысленную борьбу, не оставляя ни минутки на поиск выхода. Однако порой и мы отваживаемся на сражение в темноте, чтобы разорвать сковывающие нас цепи – цепи невежества. Но тогда уж мы боремся изо всех сил, стремясь к освобождению. И это уже не борьба ради борьбы, ибо новое сознание указывает нам новые пути к цели.
Чем глубже мы погружаемся в мир слов и фальшивых обещаний, обмана и малодушия, тем меньше замечаем спасительный луч. А эти обманчивые блики заставляют нас поверить, что другого света вообще не существует.