— Подожди, Мэл, — шепнул он ей на ухо, — подожди.
Но она совершенно потеряла голову и не слышала его. Тело ее двигалось все быстрее и резче, пока она наконец не затихла, а он, издав громкий возглас облегчения, навалился на нее всем телом и замер.
Они лежали несколько долгих минут. Ноги Мэл по-прежнему были на его спине, а он уткнулся лицом ей в грудь и учащенно дышал.
— Я не раздавил тебя? — тихо спросил он, когда она, постанывая, повторяла его имя.
Она ничего не ответила. Уже много лет она не испытывала такого наслаждения. Ее предыдущий опыт не принес ничего хорошего. Это было просто совокупление, рассчитанное на удовлетворение самых низменных чувств, не более того. А с Гарри все получилось по-иному. Она впервые почувствовала, что является по-настоящему любимой, а не просто объектом сексуального удовольствия.
Через несколько минут Мэллори поднялась, поджала ноги и положила подбородок на колени. Гарри с удивлением заметил слезы в ее глазах. Не говоря ни слова, он наклонился и поцеловал ее израненные ноги. А она с удивлением подумала, что самый обыкновенный полицейский оказался вдруг неистовым и очень нежным любовником.
Гарри протянул руку, взял со стола ее бокал с вином и предложил выпить. Мэл сделала несколько глотков.
Дрова в камине почти полностью догорели. Пластинка закончилась и издавала слабый шипящий звук, будто напоминая о том, что всему есть свой конец. Гарри посмотрел на недопитое вино, на догоревшие дрова в камине и на шипящую пластинку. Мысль о том, что всему приходит конец, ему явно не понравилась. Он обнял Мэл, прильнул губами к ее груди и стал так страстно целовать, что через какое-то время они снова забылись в любовной истоме, опровергая ненавистную мысль о бренности всего сущего.
— Тебе удобно? — спросил он, просовывая руку под ее спину, когда они покончили с любовными играми.
— Да, — шепнула она, не открывая глаз, и сразу же погрузилась в глубокий приятный сон.
Сквиз разбудил их рано утром своим настоятельным требованием выпустить его во двор. Гарри с трудом оторвался от теплой и сонной Мэл и встал с дивана.
— Не уходи, — приглушенно произнесла Мэл, слегка приоткрыв глаза.
— Не волнуйся, я сейчас вернусь, — успокоил ее он. — Только выпущу собаку.
Закрыв за Сквизом дверь, он подбросил дров в камин, а потом посмотрел на укрывшуюся толстым одеялом Мэл. Убедившись, что она спит, он пошел босиком на кухню, чтобы выпить чего-нибудь холодненького.
— Ты даже сейчас чертовски занят, детектив Джордан, — вяло пробормотала из-под одеяла Мэл, укрываясь с головой.
— А ты по-прежнему верна своей привычке ворчать по каждому поводу, — шутливо отозвался Гарри из кухни.
Мэл снова закуталась в одеяло и прислушалась к утренним звукам: пению птиц, лаю собак. И на фоне всего этого тихий голос Гарри, напевающий какую-то странную песенку на испанском языке. У нее даже возникло ощущение, что он не только напевал, но и пританцовывал на кухне.
— Кофе подан, мадам.
Она подняла голову и натянула одеяло до подбородка, тщательно прикрывая грудь.
— Кофе? Уже готов? Господи, как это мило с твоей стороны!
— Да, и не только кофе, но и чрезвычайно вкусное варенье.
Она удивленно посмотрела на него:
— Варенье?
— Да, это моя единственная слабость.
— Единственная? — еще больше удивилась Мэл. — А мне казалось, что у тебя есть еще некоторые слабости. Кстати сказать, одну из них я испытала на себе прошлой ночью.
— Правда? — шутливо изобразил он удивление. — Значит, ты все-таки заметила мои подвиги?
Мэл рассмеялась, а он, быстро наклонившись, поцеловал ее в губы.
— У тебя волосы растрепались, — сказал он, вдыхая их ночной запах.
— Хм, в таком случае я, должно быть, похожа на тебя, — парировала она.
Гарри провел рукой по ее голове:
— Пей кофе, Мэл, и перестань жаловаться.
— Наконец-то ты запомнил мое имя, — сказала она, поедая бутерброд с вареньем. — М-м, как вкусно!
— Ты права, — согласился с ней Гарри. — А что ты скажешь насчет кофе?
— Выше всяких похвал.
— Что еще нужно женщине для полного счастья? — хитро улыбнулся Гарри.
— Ничего, — ответила она и прильнула к нему, положив голову на плечо. — То есть не так уж много, если быть точной. — При этом она натянула одеяло повыше, пытаясь прикрыть обнажившуюся грудь.
— Слишком поздно, — тут же заметил Гарри. — Я видел не только твою прекрасную грудь, но и еще кое-что.
Мэл, густо покраснев, бросила на него укоризненный взгляд.
— Мэл, ну когда же ты перестанешь стесняться меня? — спросил он. — Неужели ты забыла, что я тот самый Гарри, с которым ты всю ночь занималась любовью?
Она кивнула и покраснела еще больше.
— Который пригласил меня на свидание и сделал своей любовницей.
— Нет, сначала я пригласил тебя на день рождения своей матери, — уточнил он и снова поцеловал ее. — А уж потом ты позволила мне залезть тебе под платье.
— А вот это уже поклеп, — быстро отреагировала она. — К сожалению, мы далеко не в том возрасте, чтобы обниматься и целоваться на заднем сиденье лимузина. — Она доела бутерброд с вареньем и надела очки. — Спасибо, Гарри, все было очень вкусно. А сейчас я приму душ. — Она мило улыбнулась, бросила взгляд на его волосатую грудь, к которой так крепко прижималась прошлой ночью, и направилась в ванную, слегка прикрывая свою наготу покрывалом. У самой двери Мэл оглянулась и поправила очки.
— Ты выглядишь как сливки на клубнике, — рассеянно произнес Гарри, не сводя с нее глаз.
Она весело рассмеялась и скрылась за дверью ванной. А он еще какое-то время прислушивался к шуму воды, а потом улыбнулся и обхватил обеими руками голову.
Глава 27
Когда через некоторое время Мэл спустилась вниз, Гарри лежал на диване в джинсах и белой майке и, судя по всему, крепко спал. Она долго смотрела на него и в конце концов пришла к выводу, что ему очень идут джинсы. Создавалось впечатление, что он родился в них.
Неожиданно Гарри открыл глаза и удивленно уставился на нее. Пока она соображала, что сказать, он схватил ее за руку и потянул к себе.
— Ты очень приятно пахнешь, — сказал он, втягивая в себя ее аромат.
— Это же твой «Бектайн», — простодушно призналась она со смехом. — Я нашла этот крем в ванной.
Он засмеялся и хлопнул себя по лбу.
— Боже мой, как я опростоволосился! Вот скажи мне, пожалуйста, много ли ты знаешь мужчин, которые могут не узнать запах собственного крема? — Немного, — откровенно призналась она. — Точнее сказать, Гарри Джордан, ты, вероятно, единственный.
Он притянул ее к себе и поцеловал в губы.
— Ну вот, а теперь ты весь в моей губной помаде, — весело смеясь, сказала Мэллори и провела пальцами по его свежевыбритым щекам. Гарри перехватил ее руку, стал целовать кончики пальцев, а потом снова прижал Мэл к себе и поцеловал в губы. В гостиной громко пробили старинные настенные часы, которые купил еще его отец. Насчитав двенадцать ударов, Гарри недовольно скривился и отпустил ее. Ему сегодня заступать в ночную смену, а это значит, что нужно собирать вещички и потихоньку отчаливать домой. А до этого нужно доставить Мэл в аэропорт, посадить в самолет, а потом вернуться домой, накормить Сквиза и отправиться на работу.
— Ну почему все приятное так быстро заканчивается? — недовольно проворчал он. — У меня такое ощущение, что все только-только началось.
— Ты снова намекаешь на Золушку? — не без сожаления прошептала Мэл.
Гарри обнял ее и поцеловал в лоб.
— Мэл, тебе когда-нибудь говорили, что ты самая восхитительная женщина на свете?
Она вздохнула и опустила глаза.
— Только восхитительная, и все? — шутливо переспросила она. — Если откровенно, то нет. Как-то так получилось, что никто не удосужился назвать меня самой восхитительной женщиной в мире. В этом-то и заключается комплекс Золушки.
Он недоверчиво посмотрел на нее, как будто видел в первый раз:
— Правда? Ты не шутишь? Никто не называл тебя восхитительной? Какие же они все идиоты!
— Да, только ты. — Она скромно потупила глаза.
— Бедная, несчастная Мэри Мэллори Мэлоун! — полушутливо произнес он. — Неужели тебе даже мать никогда не говорила таких слов?
— Даже мать, — уныло прошептала она, положив голову ему на плечо.
Он почувствовал резкую перемену в ее настроении и хотел было успокоить, сказав, что все нормально, все будет хорошо. Как еще можно избавить ее от этого невыносимо тяжелого бремени прошлого? Только умелым и деликатным разговором.
— Мэл, ты так и не закончила свой рассказ о детских годах в Голдене, — осторожно начал он, внимательно посмотрев ей в глаза.
Она пожала плечами и отстранилась от него.
— Мне нечего рассказывать, Гарри. Я жила там некоторое время, а потом уехала, вот и все. — Она встала с дивана, подошла к окну и уставилась куда-то вдаль.
— А твоя мать, Мэл? — продолжал допытываться Гарри. — Что случилось с ней?
Мэл вся напряглась, но не повернулась, а продолжала смотреть в окно.
— Какая разница, Гарри, что с ней случилось?
Он подошел к ней и, обняв за плечи, повернул к себе лицом. Но Мэл отвернулась и отпрянула от него.
— Ты должна рассказать мне всю правду, Мэл, — продолжал настаивать он. — Неужели ты не понимаешь, что это единственный разумный способ избавиться от тягостного груза прошлого?
Она зло посмотрела на него, ненавидя в этот момент за то, что он снова возвращал ее в то время, которое она больше всего на свете старалась забыть.
— Да кто ты такой, черт возьми, чтобы мотать мне нервы?
— Я твой друг, Мэл, — твердо сказал Гарри, не отпуская ее от себя.
Мэл понуро опустила голову и закрыла глаза. Он понял, что все-таки вынудил ее вернуться в прошлое, хотя и сожалел, что она сделала это под его давлением, а не по собственной воле.
В тот День благодарения ей было уже восемнадцать лет, и она с трепетным чувством ехала из Сиэтла в Голден в переполненном до отказа автобусе.