Алиса даже этой «чудо-техники» не постигла и лишь изумлялась ей. «Феноменальная дура!» — мысленно обругал ее Сысоев и вернул в свой кабинет. Указал на дверь в смежную комнату:
— Покурите там, я скоро приглашу вас...
«Теперь понятно, почему он не пришил ее, как Зорина: понимал, что проку нам от нее — ноль целых!.. — желчно подумал, сев на диван и закурив. — Да и нужен ему живой свидетель отъезда. Но тут он перегнул. Или нас вислоухими счел. Если бы вздумал действительно — он бы смылся втихую, не устраивая никаких демонстраций отъезда! А он устроил! И этим только подтвердил, что продолжает здесь возню с сейфом. Случайной встречи с нами он не боится. Однако, рыская по городу, вдруг встретится... с той же Алисой! Должен он это предусмотреть? Обязательно!..»
Сысоев взял со стола телефон, набрал номер. Негромко сказал:
— Это я. Слушайте, Стась, прогалопируйте на машине по парикмахерским, где красят. Поспрашивайте, не красился ли высокий симпатичный мужчина средних лет? Да! Где вы пропадали целых полтора часа?
— Искал. Нашел двух девушек и одну немолодую женщину, которых и привез. Привести?
— На черта мне ваши немолодые девушки! — вспылил Сысоев.
— Так они мастерицы, они красили... Мужчин.
— Стась, вы золото, а не помощник. Давайте их в проекционную.
Сысоев взял из «мусорного» ящика в шкафу десятка два фотографий разных мужчин, прошел к Алисе.
— Вот, посмотрите. На лица внимания не обращайте, отберите таких, какие ростом, фигурой, осанкой наиболее похожи на вашего «режиссера». Поняли? Не спешите, время у вас есть.
В проекционной его уже ждали. Познакомясь, Сысоев быстро установил, что молодые парикмахерши бесполезны следствию и, извинившись, велел Стасю развезти их по домам. Последняя же легко освоила фоторобот и быстро скомпоновала даже два портрета своего клиента: до стрижки и покраски и после. Довольный Сысоев попросил лаборанта наскоро сделать пробную карточку «до», а сам тем временем допросил свидетельницу, поблагодарил и отправил домой.
Алиса любовалась отобранными снимками двух мужчин. Один из них спускался с лестницы, другой — шел по пляжу.
— Вот, пожалуйста, — похвалилась она вошедшему Сысоеву. — Если лица закрыть — вылитый Алекс! Рост, фигура, плечи...
— А это лицо не подойдет? — дал ей чекист свежую карточку.
Алиса даже в ладоши хлопнула:
— Он! Железно — он!
— Железно? Вы всмотритесь получше...
— Да точно! Возьмите хотя бы его снимок и сравните сами.
— Охотно бы, да где его взять?
— Да у меня! Я же снимала Алекса.
У Сысоева в глазах помутилось:
— Где?!
— На пляже. Когда ездили...
— Где снимок, я спрашиваю? Карточка, пленка, негатив — где?!
— Не кричите, пожалуйста!
— Извините. Где снимок?
— Дома, конечно, где же еще! В фотоаппарате. Я не знаю, как эту пленку выявляют... как это?..
Алиса тарахтела что-то еще, но Сысоев уже не слушал — вертел диск телефона.
— Вересков, прихватите Юру и ко мне. Быстренько, пожалуйста.
Положил трубку, всмотрелся в Алису, вздохнул, покачивая головой. Через минуту в кабинет вошли Вересков и совсем еще юный фотограф Юра.
— Вот что, добры молодцы. Промчитесь с этой милой девушкой к ней домой, возьмите ее фотоаппарат или кассету и все — обратно. И тут, Юра, пожалуйста, сразу проявите пленку и отпечатайте.
Оставшись один, капитан откинулся на спинку дивана, устало смежил веки: «Неужели опытный вышколенный диверсант позволил снимать себя? Невероятно! Может быть, обстоятельства вынудили? А какие?.. Ладно, нечего гадать, сейчас увидим».
Он ничего не увидел. Когда все вернулись и спустя несколько минут Сысоев сам пришел в лабораторию, Юра показал ему еще мокрую пленку:
— Все кадры — сплошная мазня. Видите?.. Снято при полной диафрагме да еще с секундной экспозицией.
— Я этого и ждал, Юра. Жаль, конечно, но... Вы формулу портрета по роботу получили? Запускайте тираж в печать.
Возвратясь к себе, Сысоев обратился к лейтенанту:
— Спасибо, Вересков, все. Только оформите, пожалуйста, с Юрой изъятие и обработку пленки, на всякий случай.
Повторный допрос Алисы ничего нового не дал. Она рассказала, как проводила «режиссера» на вокзал, простилась у вагона и Алекс отбыл. Все это Сысоев заведомо ясно себе представлял и лишь сейчас оформил протоколом. В заключение спросил:
— Ваш отец когда возвращается с морей?
— Недели через две-три. А что? — насторожилась Алиса.
— Ничего. Когда приедет, скажите ему, чтобы он вас выпорол.
— То есть как это?
— Как следует, ремнем. И побольнее. Это ему мой частный совет. А сейчас отправляйтесь домой и не удивляйтесь, увидев там мужчину и женщину — это наши сотрудники. Они пробудут у вас еще два дня. И если этот ваш «режиссер»... Впрочем, они там все объяснят. Идите. Вас проводят.
Вечером Сысоев, усталый и хмурый, заскочил ненадолго в отдел, где застал Рязанова.
— Пусто? — спросил он вошедшего.
Сысоев кивнул.
— Ничего, теперь, когда весь розыск снабжен его портретом, никуда он не денется.
— Сплюнь, Петрович.
— Тьфу, тьфу!.. А знаешь, я, пожалуй, разгадал этот проклятый дворец. Скажи-ка, чем отличаются именно венецианские?
— А черт их знает. Я, признаться, не силен в архитектуре.
— Я, увы, тоже. Но суть не в архитектуре.
— Тогда... Венецианским вроде бы полагается стоять на самой кромке канала.
— Вот именно! А у нас в городе где такие?
В Балтиморске, расположенном в дельте реки, на набережных было много всяких домов, но ни один из них на дворец не походил. Сысоев пожал плечами.
— А форт Старый, где интендантство и школа милиции? Чем тебе не дворец? И место «режиссеру» самое подходящее.
Наполовину разрушенный тяжелой артиллерией форт по внутреннему двору был теперь перегорожен глухим забором. В уцелевшей половине разместились военные хозяйственники и — временно — школа милиции. Другая половина представляла собой руины, уже поросшие кустами и двухметровыми березками. Тут, конечно, удобно спрятать сейф, но... Сысоев припомнил угрюмую старую фортецию, окруженную рвом, заполненным черной водой, и усомнился:
— Уж больно мрачен. Венецианские дворцы — роскошь, красота, радость. Мрамор, розовый туф, лоджии, сходы...
— А ты был там? По рекламным проспектам судишь. А я уверен — со времен инквизиции там еще не такие казематы сохранились! — заверил Рязанов.
Уверенности, однако, в его голосе не прозвучало.
Не найдя ничего более подходящего, чекисты решили плотно блокировать именно форт Старый. Взяли под наблюдение и некоторые дома на берегах реки и каналов, которые хоть с натяжкой можно было назвать дворцами. Бдительно наблюдали и патрулировали набережные, жестко контролировали все вокзалы, автостанции, аэропорт... Все было продумано, все предусмотрено, все организовано — оставалось только ждать.
Оставив за себя на посту главного руководителя операции Сысоева, майор Рязанов отправился лично проверить оперативную обстановку:
— Машину я тебе оставлю — мало ли что... Воспользуюсь патрульными.
От речной опергруппы до Дома профсоюзов майора подвез на своей «Волге» какой-то моряк. Дальше, как назло, — ни попутных, ни служебных! Майор плюнул и быстро зашагал по окаймленной пустырями и новостройками улице вниз. Дошел до канала, ступил на разводной железный мост — и замер в досаде и радости.
Вот что подсознательно тревожило его все время! Коварная зрительная память упорно подсовывала ему только старинные здания. А он — вот он, вот! — самый что ни на есть «венецианский дворец»! Перед Рязановым темнело контражурно высвеченное луной здание бывшего банка — лишь стилизованное под старинное. Оно тоже было сожжено войной, но коробка действительно венецианского барокко сохранилась! И вся боковая стена его являлась бортом канала! Даже со слипами[11]. И как же это никому в голову не пришло!
Раскинув руки, Рязанов бросился чуть не под колеса выкатившему на набережную грузовику — ночному уборщику. Шофер-армянин, высунувшись из кабины, как бы продолжил яростный визг тормозов:
— Тебе чиво — жить надаела? Да? Ты чито — дурак или самашедший?
— Конечно, дурак! Да еще какой! Извини, пожалуйста. Подвези, будь друг, до ближайшего телефона.
— «Скорую» сибе хочешь визвать? — уже смеясь, спросил шофер. — В-ва! Садись, самашедший!
Не присевших за день Свентицкого и Васильева да двух сержантов милиции — всех, кого по тревоге смог мобилизовать и выслать Сысоев, было маловато. Шофер должен оставаться на «товсь» в машине у радиотелефона и сигнала — так он один и не спасал положения. Но существует все же телепатическая связь: вдруг «прибыли в ваше распоряжение!» еще четыре курсанта! И принесли весточку, что у Старого форта по-прежнему тихо-спокойно.
— Добро. Кто из вас не боится упасть в воду? Все. Молодцы. Тогда все и замаскируйтесь — попарно — вон там, где из воды торчат сваи бывшей фронтовой переправы. И замрите там!..
У Рязанова отлегло, насколько позволяла обстановка.
Вязко, как черная смола, тянулось ночное время. Засада томилась. Часы, казалось, вовсе остановились. Майор по давней дурной привычке хрустел суставами пальцев, гадая, где появится диверсант — здесь или все-таки там, в Старом форте? А вдруг — нигде!..
Дважды все напрягались, изготавливаясь, — и оба раза напрасно: по каналу проплывали обыкновенные рыболовы-любители. В темноте они преодолевали узкость между сваями, не замечая засады курсантов.
Звездная россыпь на небе стала уже бледнеть, когда из-под моста бесшумно выскользнула третья лодка. Сильным гребком направив ее на каменный слип, гребец без стука положил весла на борта и подался сам на корму. Задрав нос, лодка с тихим хрустом взъехала на откос слипа и замерла. Гребец, прихватив пустой мешок, торопливо выпрыгнул из лодки, взошел по слипу и юркнул во тьму полуподвальных катакомб «дворца».
Рязанов толкнул локтем сержанта, тот замкнул проводочки — стоявший в отдалении автомобиль, будто проезжий, подал короткий сигнал: приготовиться!