Но Волк ответил с сомнением:
— Трогал же его ветер! Все видели, как колыхались его седины…
Этого Глеб не мог объяснить, он только предположил:
— Быть может, это нездешний, неземной ветер. А может, это ветер, который дул когда-то. Мы же только сейчас видим действие его.
Волк хмыкнул:
— Все это чересчур мудрено для моей простой волчьей головы. Но думается мне, что видели мы живого, только очень хитрого старца.
Глеб посмотрел на Волка с удивлением:
— Не хочешь ли ты сказать, что отец мой Аскольд жив?
Волк кивнул:
— Если этот старец — Аскольд, то он, конечно, жив. От духа не будет пахнуть дымом жертвенных костров. А от этого старца пахло дымом. Меня никогда не подводил мой волчий нос. Глеб пожал плечами и промолчал. Он не поверил Волку.
Узенькой, протоптанной зверьем тропинкой они шли через густой лес. Глеб — впереди, Волк — за ним. Поступи Волка не было слышно. И шел он с оглядкой, и время от времени втягивал носом воздух. Глеб замечал, что у этого человека не только имя, но и все повадки волчьи. Глеб даже подумал, что судьба свела его с оборотнем. Но это Глеба не пугало. Глеб уже верил в то, что дух отца покровительствует ему. И коли Аскольду было угодно, чтоб Глеб встретился с оборотнем и ходил с ним одной тропинкой, значит — так тому и быть.
Глеб уже уверился: самый страшный оборотень, — хоть в облике волка, хоть в облике человека, — не страшнее десятника Корнила Рваной Щеки.
Между тем Волк говорил:
— Жаль, что твои братья только пахари. Какая сильная была бы стая! Можно было бы из лесу править городами…
Глеб с любопытством оглянулся на Волка:
— Скажи, а у тебя есть братья?
— Из-под каждого куста выглядывает мой брат, — не замедлил тот с ответом.
— Нет, не волки. Я имею в виду людей. Тот оскалился:
— Все люди — волки. Разве не так? Глеб кивнул:
— Видать, брат, у тебя тоже печальная судьба.
Волк молчал некоторое время. Глеб даже подумал, что тот не расслышал его слов. Они шли легко: поднимались на холмы, спускались в долины, осматривали следы на тропах.
Но вот Волк опять заговорил:
— Судьба моя несчастливая. Тебе могу сказать, хотя знаю тебя — всего ничего… Наш боярин был падок до сладких блюд. В моем доме он устроил пиршество. Выпил кубок вина и увидел, что слаще моей Елены нет блюда. Меня бросили в погреб, деток — в прорубь. А Елену, сладкое кушанье, боярин к себе увез. Позабавился, потом и ее сунул под лед…
Глеб сказал:
— Пожалуй, твоя беда потяжелее будет. Хотя никому не приходило в голову взвешивать смерть.
Волк кивнул, продолжил:
— Как я выбрался из погреба, как веревки с себя скинул, не могу сказать. Но над прорубью я уже выл по-волчьи. Это так!.. Мне не хотелось больше жить. И я лег в снег и просил у богов смерти. Боги прислали ко мне стаю волков… Я приготовился уж, что меня растерзают: самому большому, матерому волку я подставлял горло. Но тот вильнул хвостом и отошел. Стая легла рядом со мной в снег. Они как будто приняли меня в стаю и оплакивали вместе со мной мое горе… О, волки хорошо чуют людское горе! Ты не поверишь, лучше человека волки могут сострадать!.. Вот тогда я впервые назвался Волком. Я поднялся из снега и пошел к боярину. Я уже знал, как поступить с ним. Серые братья меня научили, — тут Волк засмеялся, а Глеб заметил, что он смахнул с ресницы слезу. — Я загрыз боярина в его постели на глазах у его жены. И ушел гулять по свету. И всем теперь доволен…
Сказав это, Волк скрипнул зубами. Глеб молчал, он знал: сейчас не время ему говорить.
А Волк спросил:
— У тебя есть нора? — У меня есть нора. И даже не одна, — Глеб остановился. — Сам знаешь, когда на тебя устраивают охоты, под одним кустом не отсидишься.
— У тебя, быть может, есть и волчица?
Глеб сейчас вспомнил про Анну, именно про нее, хотя у него было в деревнях много других женщин. Он так ответил Волку:
— Тому, кто гоним, нельзя к чему-то привязываться — будь то дом, или друг, или ребенок. Так же и с женщиной: или не иметь ни одной, или иметь многих.
— Золотые слова! — ухмыльнулся Волк. — Слова мужчины и воина. Но это не слова волка. Волк имеет только одну волчицу…
Так, разговаривая, они подошли к стене совершенно непроходимого дремучего леса.
— А куда мы идем? — полюбопытствовал Волк. Разглядывая темный лес и густой подлесок, Глеб ответил:
— Ты слышал уже, есть люди, с которыми я должен поквитаться. Только об этом я и думаю… А тут недалеко живет человек, который многое знает. Я хочу спросить его…
Волк с сомнением оглядел лес:
— Никогда бы не подумал, что в этих дебрях живет кто-то.
Тут Глеб отыскал приметную березку, увидел зарубку на ней. Он сделал три шага вправо и раздвинул ветви можжевелового куста. За кустом оказался узкий лаз, прорубленный в чаще. Скользнув в полумрак леса, Глеб поманил за собой Волка.
Скоро они очутились на поляне, посреди которой была вырыта землянка.
Глеб еще издали крикнул:
— Эй, Щелкун!..
Волк озирался с восхищением:
— Это же надо устроить такое логовище!
— Щелкун!.. — все звал Глеб и уже спускался по ступенькам в землянку.
Но голос отозвался откуда-то сзади:
— Я здесь!
Глеб обернулся, поискал глазами:
— Где ты, Щелкун? Перестань играть…
— А кто с тобой? — теперь голос раздался совсем с другой стороны.
— Это Волк. Он — друг.
Тогда едва у них не из-под ног, спугнув бабочек, из высокой травы поднялся человек. И заулыбался. Волосы у него были цвета соломы и стояли нечесаные торчком. А глаза у него были голубые-голубые, как лесное озеро поутру. А одежда на нем была сплетена из трав и листьев. Наверное, поэтому человек сей легко мог спрятаться всюду: и в пшеничном поле, и в зарослях камыша на озере, и в лесной чаще, и даже вот в траве…
— Это Щелкун! — сказал Глеб. — Он славен тем, что знает в лесу все тайные тропы. И знает все разговоры, какие в лесу говорятся, и, быть может, даже все мысли, какие в лесу думаются. Он видит ясно, как сокол, а слышит — как летучая мышь. Ему известно все, что делается в округе! Порой я думаю, Щелкун понимает язык зверей и птиц…
Волк посмотрел на Щелкуна с одобрением:
— Он прятался в траве совсем рядом, а я его не учуял. Не помню, чтоб такое со мной случалось прежде.
Щелкун сказал с гордостью:
— Всегда нужно знать, откуда дует ветер. Глеб сказал с улыбкой:
— Еще Щелкун известен тем, что однажды, поспорив, съел живую мышь. Говорят, она отчаянно пищала…
Волк посмотрел на Щелкуна с уважением:
— Волки тоже едят мышей. Мы, как видно, подружимся.
После этого приятного разговора Щелкун пригласил гостей в землянку. Когда гости сели на нары, он развернул какую-то тряпицу и достал лепешку. Разломил ее на три части. Потом из мешочка насыпал Глебу и Волку по горсти орехов. Еще дал им сушеных ягод:
— Угощайтесь!.. Глеб развел руками:
— Откуда такое богатство?
Польщенный его удивлением, Щелкун улыбнулся:
— Мышь поделилась зерном, белка — орехами и ягодами. Если ты не слеп, то не пропадешь в лесу.
Волк убежденно кивнул:
— Мы подружимся, как видно…
За таким незатейливым разговором они съели хлеб и ягоды, не торопясь пощелкали орехи. Потом Щелкун сказал Глебу:
— Спрашивай. Что хочешь знать? Глеб ответил:
— Корнил ищет меня. Я ищу Корнила…
— Знаю, — Щелкун задумался, пригладил свои взъерошенные волосы; когда он отнял руку, волосы опять встали торчком. — Ходит по лесу слушок…
— Слушок? — удивился Глеб.
— Да. Щебечут ласточки, когда лепят гнезда; змеи шипят в траве… Будто сидит Корнил при князе за крепкими стенами.
— Как же его достать?
— Но сегодня выехал с дружиной… Глеб оживился:
— О Щелкун! Тебе цены нет! Щелкун почесал голову:
— Да. Вот что еще я знаю… Братья твои еще не успели вернуться в Сельцо, а Корнил с дружиной опять был там. Поджидал их. И дождался… Они сказали, что хотели тебя поймать, но ты им не дался. Еще сказали Корнилу, что был с тобой человек, похожий на волка… Вот он, значит!.. Но Корнил не поверил твоим братьям. Ни единому слову. Сказал, что сам подождет и поймает наконец Глеба…
— И что? Ждет? — не поверил Глеб. Щелкун опять задумался:
— Ждет. Но как-то странно; будто не верит, что ты придешь. Без заботы, без печали с девками в баньке тешится. Кабы знал, что его ожидает, позабыл бы про девок.
Тут Волк подивился:
— А ты знаешь, что его ожидает? Щелкун хитро улыбнулся:
— Я знаю Глеба. Волк сказал Глебу:
— Я пойду с тобой.
Но Глеб покачал головой:
— Тебя, как всякого волка, собаки далеко слышат. Такой поднимут шум!.. Да и дело это кровное. Помощники здесь — в тягость.
Глава 10
Ближе к вечеру, собираясь уходить, Глеб кивнул Щелкуну:
— Приюти на время этого человека, — он показал на Волка. — Думается мне, он хороший человек. Хоть красавцем его не назовешь, зато без раздумий готов пойти на доброе дело. И не глуп, докучать не будет.
Щелкун снизу вверх посмотрел на Глеба, хотя, надо сказать, тоже был человек немаленький:
— А ты?
— Мои дороги тебе не хуже меня известны. Щелкун заглянул ему в лицо:
— Хорошо ли ты подумал, Глеб?.. Ведь там с Корнилом тридцать человек…
Глеб ответил:
— Уж лучше бы им не быть там вовсе! Жаль бывает подлесок, когда рубишь лес…
Скоро Глеб ушел, Щелкун и Волк переглянулись.
Волк сказал:
— Не помешают четыре руки там, где для двух рук работы невпроворот.
Щелкун согласился:
— Подождем немного, и мы пойдем.
С этими словами Щелкун заглянул под нары и достал оттуда две увесистые сучковатые палки. Протянул одну Волку. Тот взял палку, осмотрел грозно торчащие в разные стороны сучки. Прищелкнул языком:
— Хороший будет посох! Щелкун скромно развел руками:
— Подобрал случаем…
Корнил Рваная Щека был опытный воин и неглупый человек. Он хорошо понимал, что если Глеб перебил всех его людей, то на этом не остановится и однажды постарается отомстить и ему самому, десятнику. И даже более того — не побоится поднять руку на молодого князя. Ибо такой уж был Глеб отчаянный человек. Корнил хорошо знал Аскольда и в прежние годы во время походов был даже дружен с ним. Десятник сожалел, что ему пришлось убить этого человека. Но поправить уже ничего было нельзя, как нельзя было в тот проклятый день ослушаться князя… Корнил знал Глеба