За моей спиной послышались шаги, несмотря на то, что пары минут не прошло. Смирнов вломился в ресторан, нарушив наши договоренности.
Навесив на лицо самую благодушную улыбку, двинулась в сторону поднявшегося мне навстречу Алекса.
– Алекс, рада Вас видеть, – приветствовала я, протягивая Эдеру руку. Причем не для рукопожатия.
Алекс, как воспитанный мужчина руку поцеловал, стул для меня отодвинул. Я сидела спиной к залу и соответственно не могла видеть, где изволил занять свой наблюдательный пункт Смирнов. Послышавшийся шум отодвигаемого стула, примерно в паре, тройке метров от нас, обозначил место дислокации моей охраны.
И тут я заметила, что на столе передо мной лежит букет… эустом.
– Это Вам! Спасибо за встречу! Вы сегодня прекрасно выглядите!
Цветы я приняла, подбежавший официант поставил их в принесенную вазу.
– Мои любимые! – нарочито громко произнесла я. – Как Вы узнали? Или догадались?
– Мне помогли, – заулыбался Эдер.
Точно! Надежда Николаевна! Как я могла забыть, что эта добрейшая женщина очень старается устроить мое счастье. На свидание с австрийцем отправила, про мои любимые цветы рассказала.
– Так о чем Вы хотели со мной поговорить? – мне внезапно расхотелось дразнить Смирнова. Надо выяснить все и сразу.
– Я прошу Вас сначала сделать заказ, – Алекс не мог понять моего внезапно изменившегося настроения и покосился на цветы. Дело в них?
«А и правда. Почему бы нам не пообедать…. Сразу после завтрака»,– пронеслось у меня в голове.
Пришлось признаваться, что не голодна, ограничившись, чаем и маленьким десертом. А вот Эдер был явно голоден. Меню этого ресторана я знала наизусть. Поэтому и посоветовала Алексу пару блюд, особенно удававшихся повару.
Едва официант удалился, Алекс взял меня за руку. Похоже, за соседним столиком это не осталось незамеченным, послышалось легкое покашливание.
– Ульяна, я даже не знаю с чего начать. Все что происходит, похоже на сказку или фантастику!
Какая такая сказка? Страшная? Или романтическая? Вот, например, всю последнюю неделю моя жизнь напоминает триллер.
– Я должен Вам кое-что показать! – Алекс взял с соседнего стула свой портфель.
Через пару секунд передо мной на столе лежала фотография, небольшая и очень старая. Не отсканированное старое фото, выведенное на печать в современных мастерских. А именно старое. С обтрепавшимися углами, слегка пожелтевшее от времени.
– Что это?
– Посмотрите внимательно. Вы кого-нибудь узнаете?
Изображение было черно-белым, и сделано явно давно. Очень давно и не в СССР. Достаточно пожилой мужчина в добротном костюме, очень элегантная дама, в отрезном по талии, с отложным воротничком, платье, улыбаясь, смотрели не в объектив фотоаппарата, а на молоденького солдата в форме советской армии, времен окончания Великой Отечественной войны, держащего за руку кудрявую девочку, лет шести – семи в платье с передником.
– Ульяна, этот советский солдат, он никого Вам не напоминает? – Эдер достал из своей портфеля и протянул мне лупу.
Беря ее, моя рука дрогнула. Узнала! Еще не веря своим глазам, я навела увеличительное стекло на лицо солдата. С фотографии на меня смотрел человек, удивительно похожий на моего сына. Человек, которого я помнила только больным стариком. Мой дед!
Опустив лупу, внимательно посмотрела на Эдера. Тот улыбался мне как родному человеку, после долгой разлуки.
– И что все это значит?
Он-то уже все понял, а мне не говорит. Паузу выдерживает.
– Ваш дед, Ульяна, легенда нашей семьи, – произнес Алекс. – Если бы не этот советский мальчик, нашей семьи просто не было.
– Алекс, умоляю Вас, давайте без пафоса, у меня была очень сложная и непонятная неделя. Просто расскажите мне, кто эти люди и почему мой дед с ними сфотографирован.
***
Май 1945 года.
Полк, в котором служил Алексей Ольшанский, расквартировали в небольшом, почти нетронутом войной, городке, в сотне километров от Праги.
Воевал Алексей с декабря сорок третьего. На фронт отправился, едва исполнилось девятнадцать, добившись, чтоб сняли бронь завода.
Как же плакала мать, провожая Алешу. Навзрыд, с причитаниями, висла на шее, не хотела размыкать рук. Только в первом бою, когда казалось, что горят и земля и небо, он понял и про слезы матери, и про молчание вернувшихся с фронта, по ранению, соседей.
А сейчас Алеша наслаждался весной, тем, что мог свободно пройти по улице этого маленького, как будто нарисованного городка.
Вроде бы и здесь встречались разрушенные войной дома, но все равно, это нельзя было сравнить с растерзанными и разбитыми войной городами Советского Союза.
На центральной площади, напротив ратуши, Алеша разглядел маленькое кафе с летней верандой, на три стола. Он видел похожие в других городах. Чистенькие, уютные, с навесами в рюшах.
Кафе работало, пахло выпечкой. Алеша подходил сюда несколько дней подряд, каждый раз выкраивая пару минут, под разными предлогами отлучаясь из части. Он просто стоял, любовался, вдыхая запахи незнакомой мирной жизни и уходил.
А однажды, выбрав время, когда на веранде не было посетителей, Алеша решился. Стесняясь, присел за один из трех маленьких столиков, укрытых клетчатыми скатертями.
Алеша не собирался тут ничего заказывать, нет, но ему давно хотелось вот так, просто, посидеть под навесом в таком уютном, аккуратном заведении.
Появление Алеши заметили, тренькнул звонок, закрепленный над входом в кафе, и на порог вышла женщина. Высокая, худая, с ровной прямой спиной, гордо вскинутой головой, в светлом платье, в белом переднике. В руках поднос. На Алешу посмотрела недобро. Вообще-то местные жители достаточно радушно встречали советских солдат. Не кидались, конечно, на шею со слезами, как это делали советские люди, дождавшиеся освобождения своих городов. Но здоровались, улыбались, мужчины могли просто подойти и пожать руку.
А тут на лице если не ненависть, то брезгливость точно.
– Вы хотели что-нибудь заказать? – к удивлению Алеши, на чистейшем русском языке спросила женщина.
– Нет, нет. Спасибо. Извините. Можно, я просто тут посижу? – растерянно пробормотал Алеша, удивляясь родной речи. Может она тех, кого немцы на работы угнали? Тогда, чего морду воротит? Не рада, что домой поедет?
Женщина вернулась в кафе, тренькнул звонок, дверь закрылась.
Алеша еще немножко посидел, щурясь от яркого, по-летнему теплого, солнца, зачем-то погладил чистую скатерть, поводил носом – больно вкусно пахнет и собрался уходить, потому что командир сильно не любил долгие солдатские отлучки. Все опасался, что с его солдатиками, дожившими до Победы, что-нибудь случится. А они, поди, и матерям отписали, что живы и скоро приедут.
Звонок на двери кафе звякнул снова, и на пороге появился седой господин, с трубкой в зубах. Внимательно посмотрел на Алешу, постоял, а потом приоткрыл дверь, выпуская из кафе давешнюю женщину в переднике. Она несла поднос со, стоявшими на нем, крохотной чашечкой и тарелкой.
Женщина подошла и поставила на столик, перед удивленным Алешей, чашечку с дымящимся кофе и тарелку с десертом, походившем на рулет. Пахло это все так, что рот моментально наполнился слюной, хотя кофе наш солдатик и не любил – горький. То ли дело чай, сладкий, обжигающий, а если еще и лимончика добавить – так вообще красота.
– Нет, нет. Спасибо, мне ничего не нужно, – понимая, что денег нет расплатиться за такую красоту, сказал Алеша.
– Подарок от нас, угощайтесь. Это штрудель. Других десертов пока не готовим, – ответил по-русски седой мужчина, попыхивая трубкой.
Хозяевами кафе, где так удачно, случайно, остановился Алеша Ольшанский оказались Эдуард и Софья Эдер.
Софья, пережившая смерть родителей от рук, восставших в семнадцатом году, солдат, с большой неприязнью отнеслась к находившимся в городе советским солдатам. Пусть хоть трижды освободители, забыть ужас семнадцатого года она не могла и не хотела. В каждом из этих мальчиков видела только разрушителей ее благополучной жизни в России.
Эдуард же был не так прямолинеен. Но все равно кидаться с объятиями к русским военным не спешил, встреч с ними избегал.
Этого русского солдата, совсем мальчика, в выцветшей гимнастерке, Эдер приметил еще неделю назад. Солдат каждый день подходил к их кафе, смущено топтался в тени деревьев, и стремительно уходил, словно опасаясь, что его заметят.
Сегодня мальчик решился, неуверенно присел за столик, замер, несмело улыбаясь. А потом осторожно и с трепетом погладил скатерть на столе. Эдера от этого простого движения точно током пронзило, и он, неожиданно для самого себя, поспешил выйти из кафе и заставил жену угостить посетителя.
Солдатик смотрел открыто и просто, и, сперва, стесняясь, отказывался принимать угощение, а потом, морщась, из вежливости, выпил кофе, специально для него сваренный из припрятанных для особого случая зерен. А штрудель ему понравился, он ел и даже улыбался от удовольствия. Вроде и ничего особенного, тесто да яблоки, а как ведь завернули, в жизни не ел вкуснее.
– Вы русские? – спросил Алеша, осмелившись, наконец.
И Эдуард, вдруг разоткровенничался и немного рассказал этому мальчику про себя. Про то, что уехали из России почти тридцать лет назад, как во времена оккупации Чехословакии к ним настороженно и с неприязнью стали относится местные, для которых они вдруг, в одночасье, стали немцами.
За разговором мужчины не заметили, как из домика выбежала маленькая кудрявая девочка, дочь Эдеров, и, ничуточки не смущаясь, подбежала к солдатику. На странной смеси чешского, немецкого и русского она щебетала, расспрашивая Алешу, кто он, как его зовут, откуда приехал. Обычно дичившаяся чужих людей девочка, удивительно радушно отнеслась к солдату, поразив своих родителей. Принесла к столику игрушки – невиданных для Алеши красивых кукол и медведя. Пыталась заставить играть. Медведя и вовсе норовила подарить, чем вызвала новый приступ смущения у солдата.