– Ульяна Владимировна, Вы скажите, в какое время сегодня были в офисе, а я потом объясню, в какое время Вас видели тут, – добродушие, исходящее из Воронцова, просто зашкаливало, никак не соотносясь с его словами.
– Не было меня сегодня на работе. Поэтому видеть меня никто не мог.
– Странно, но ваши сотрудники дали иные показания.
– И правда, странно. Давайте я дам Вам объяснения. Вы в качестве кого меня допрашивать будете? – знания уголовного процесса, удивительным образом всплывали у меня в памяти. – Как свидетеля? Так вот я Вам сейчас под подписку об уголовной ответственности за дачу ложных показания и за отказ от дачи показаний, все и изложу. Поминутно. А Вы, потом, своим операм поручение дадите, они мои показания проверят.
– О том, что Вы юрист я знаю, и знаниями блистать мне тут не стоит, – не переставая источать добродушие, огрызался следователь.
– Помилуйте, какие знания, никогда не работала по уголовному праву. Скучно, знаете ли. Слишком просто, – не осталась в долгу я, доставая из сумки паспорт и протягивая следователю. – Записывайте.
Потом, действительно, поминутно рассказала про свой сегодняшний день, указав всех тех, кто может подтвердить мои показания. Начала с того, как проснулась в квартире у Смирнова.
– Вы состоите в интимной связи с Вашим безопасником? – скривился Воронцов, в первый раз за все время разговора, утратив свое благодушие.
– Разве так было сказано? – нарочито удивилась я и, демонстративно, посмотрела на часы. По моим подсчетам до приезда Верещагина еще минут тридцать.
– Куда-то торопитесь, Ульяна Владимировна? – мой жест не остался незамеченным.
– Нет, ну что Вы, до понедельника я абсолютно свободна. Просто Верещагин обещал приехать. Смотрю сколько у Вас осталось времени побеседовать со мной до его визита.
По тому, как вытянулось лицо Воронцова, я поняла, что фамилию нашего адвоката он прекрасно знал.
– Ульяна Владимировна, ну я же ни в чем Вас не обвиняю. Просто стараюсь разобраться. А Вы в штыки все воспринимаете, – заулыбался следователь. – Ведь, как я выяснил, Ковалькова Ваша лучшая подруга, и значит, Вы должны быть заинтересованы в том, чтобы мы нашли преступника!
– Правильно, лучшая подруга. И вместо того, чтобы сейчас бежать к ней в больницу, я вынуждена сидеть тут и отвечать на Ваши вопросы. Скажем прямо, не корректные. Предлагаю все же вернуть к теме моего времяпрепровождения сегодняшним утром.
И если рассказ о поездке в лагерь заставил Воронцова слегка загрустить, то феерическая информация о встрече с австрийцем, да в ресторане в центре города, его расстроила окончательно.
– А зачем Вы встречались с господином Эдером? – откровенно лез не в свое дело Воронцов.
– Это личная встреча, она не имеет никакого отношения к моей работе.
– Вы и с этим Эдером состоите в интимной связи? – невинно хлопая глазами, уточнил следователь.
«Решил вывести меня из себя? Фигушки тебе!», – злорадно подумала я.
– Ну, количество моих любовников, явно не Ваше дело. Но чтоб было понятно, расскажу Вам по секрету, что встречалась я с господином Эдером по просьбе Давиденко Надежды Николаевны. Знаете такую?
Это был шах и мат. Кто такая Давиденко, и что она из себя представляет, конечно же, знали в нашем городе все.
В принципе, Воронцову все было понятно, но отпускать такую жирную версию не хотелось.
– А в период с двенадцати часов и до того, как пришли в ресторан на встречу, где Вы были?
– Мы со Смирновым находились в его машине, двигавшейся по трассе, от детского лагеря, того что рядом с Перово, в направлении областного центра.
– Так там всего час езды? – радостно изумился следователь.– А если постараться, то и за сорок минут запросно доедешь.
– Огорчу Вас, если двигаться по трассе, выполняя все скоростные ограничения, то поездка занимает полтора часа. А Смирнов, знаете ли, жуткий зануда, правила соблюдает. Ведь Вам тоже известно, что все полицейские, даже бывшие, никогда правил дорожного движения не нарушают.
– И все же. Кто подтвердит, что Вы полтора часа ехали до города?
– Наверняка камеры, установленные на трассе и в городе. Опять таки, предлагаю дать поручение – проверить мои слова.
– Камеры ведут съемку автомашин, а не тех, кто в них в данный момент находится, – прищурился Воронцов.
– Извините, пожалуйста, Вы показания записывать будете?
Не чувствуя за собой никакой вины, испытывая искреннюю досаду от происходящего, решила, что пора поставить на место этого человека.
Воронцов попытался еще какое-то время расспрашивать меня, но я принципиально не отвечала. Сидела молча, листая новостную ленту в телефоне. Пришел конец и моему терпению. Ну а что он мне сделает? В камеру посадит? Так вроде не за что.
Разрешил назревающий конфликт Верещагин, прикативший в офис гораздо раньше, чем планировал.
– Здравствуйте, Сергей Михайлович! – радостно улыбаясь, поздоровался он со следователем.
И все волшебным изменилось… И показания были записаны, и выяснилось, что меня в кабинете никто не видел, а Воронцов перестал изображать из себя мудрого следователя, «раскалывающего» матерого убийцу.
А потом вообще откровенно признался, что, скорее всего, Анюта сама оступилась, или же у нее голова закружилась, вот и упала, ударившись головой об угол сейфа.
Я аж задохнулась от нахлынувшей злости! Он допрашивал меня, выводил из себя, зная, что Анюта сама упала? Зачем?
– Сомнительно это – самой разбить голову об угол сейфа, – заметя мое перекошенное от злости лицо, поспешил объяснить Воронцов. – Тем более Ваша уборщица слышала, как Ковалькова с кем-то в кабинете разговаривала. Но Ваши охранники клянутся, что в офис за целый день никто не приходил и не приезжал. По камерам тоже чисто.
– Тогда я-то тут причем? – мое возмущение поведением этого человека достигло пика. – По Вашему мнению, я чемпион по прохождению сквозь стены? Предлагаю Вам допросить всех сотрудников офиса. А вдруг кто-нибудь из них шапку-невидимку приобрел? – перестав сдерживать свои эмоции, выпалила я.
– Дело в том, что уборщица слышала, как Ковалькова, в разговоре с неизвестным, пару раз произнесла Ваше имя. Вот мы и подумали, что Вы с ней общались.
И до меня дошло, что я напрасно нападаю на Воронцова. Мы еще и спасибо должны ему сказать. Ведь вместо того, чтобы со спокойной душой констатировать несчастный случай, он нагнал толпу оперативников, работает, опрашивает свидетелей.
– Сергей Михайлович, а может стоит немного подождать и Аня, как придет в себя, расскажет Вам все, что произошло? – начав опасаться, что Воронцов все-таки решит остановиться на несчастном случае, попросила я.
И тут наш благодушный следователь виновато посмотрел на меня.
– Это невозможно. Мне десять минут назад прислали сообщение, что Ковалькова скончалась, не приходя в сознание.
– Скончалась…, – как эхо повторила я, и сразу стала плохо понимать происходящее. Вскочила со стула, но пол качнулся под ногами, и как сквозь вату до меня долетел крик следователя: «Держите ее, она сейчас упадет», шум от открывающейся двери, а потом перед глазами все завертелось, и свет погас.
Очнулась я на диване в приемной от резкого запаха. Это Смирнов, приводя меня в чувство, размахивал перед моим носом пузырьком с нашатырем.
– Убери, – открывая глаза, попросила я, попыталась приподняться.– Что случилось?
– Ты упала в обморок, а трое мужиков не успели тебя подхватить. Вот и рухнула, что есть силы на пол.
– Мне не приснилось? Анька…умерла?
– Да. К сожалению, – это отвечал уже Воронцов, сидевший на месте нашего секретаря. Верещагин занял пост около окна. – Примите мои соболезнования.
– Надо Роману позвонить. Где Вера Романовна?
– Она как раз с ним и беседует. Об организации похорон, – объяснил Димка. – Ты как? Встать сможешь?
Встать получилось только опершись на его руку. Хотела зайти к Страховой, но остановилась перед дверью. Слушать, как обсуждают гроб для Аньки? Не смогу.
– А что делать-то теперь? – спрашивала я, обращаясь то ли к Смирнову, то ли к Воронцову.
– Вам лучше всего, сейчас, поехать домой… – предложил следователь.
– Домой….А что если ее из-за меня убили? Или вместо меня? – это были вопросы точно к Смирнову, но у Воронцова они вызвали живейший интерес.
– А что на Вас покушались? – изумился он.
– Дим, пожалуйста, расскажи ему …
Все время, пока Смирнов пересказывал мою недельную одиссею, я сидела на диване, вцепившись руками в сиденье, периодически кивала головой, как бы подтверждая, что все рассказанное – правда. Только думалось мне о другом. Вернее, мне вспоминалось.
Вот Анькина студенческая свадьба, где из гостей только я да Ромкин двоюродный брат, и свадебное платье невесты сшито чуть ли не из тюлевой занавески. После ЗАГСА, вместо ресторана, мы пошли гулять в парк, ели мороженое в стаканчиках, а не свадебный многоярусный торт.
А вот мы едем с Анькой вдвоем в первый раз в Турцию, тратить, с трудом заработанные, деньги. Мужья наши, скрепя сердце, отпустили нас одних.
Или вот мы обмываем первую Анькину машину. Я тогда уже год как рассекала на маленьком матизе, и подруге захотелось тоже купить авто.
А теперь я буду помнить, в какое платье мы ее оденем в последний раз? Или какого цвета будет гроб?
Как заставить себя не думать о том, что больше никогда не увидишь человека, как будешь смотреть в глаза ее родным. А еще душу больно царапало чувство вины, вдруг все же Анюту убили, и убийство это каким-то невообразимым образом связано с тем, что происходило со мной.
Смирнов говорил, Воронцов переспрашивал, задавал вопросы, перезванивал в ГИБДД, Следственный комитет района, где находится моя квартира. Верещагин и тот принимал участие в разговоре. Пару раз он переспросил у Смирнова какой-то удививший его факт. Меня словно не замечали, говоря обо мне в третьем лице.
– Я очень хочу домой. Который сейчас час? – пошатываясь, встала с дивана.