Лэнг успел придумать множество причин (в том числе и очень убедительных), почему их с Манфредом не следовало оставлять вдвоем. Впрочем, у него сразу стало легче на душе, когда Герт отвергла их все и, удивленно вскинув брови, заметила, что дети не стеклянные и что Лэнгу предстоит еще долго наверстывать упущенное.
Впрочем, вся неуверенность Лэнга рассеялась, как только Манфред вложил ладошку в его руку и, глядя снизу вверх своими голубыми глазами, в которых отражалось только ожидание чего-нибудь хорошего, спросил:
— Куда мы пойдем? Можно Грампс пойдет с нами?
Да разве могло быть в отцовстве что-то трудное?
Неужели он не окажется привязан к родному сыну даже сильнее, чем к племяннику Джеффу? А ведь Джефф, когда Джанет усыновила его, был всего на год с небольшим старше, чем Манфред сейчас. И они накрепко подружились. С Манфредом все будет прекрасно. И с Лэнгом тоже.
Пахнущая горелым деревом и плесенью квартира сейчас больше всего походила на пещерное жилище первобытных людей. Стены закоптились так, будто здесь несколько поколений готовили пищу на кострах. Под ногами хрустело битое стекло, хотя крупные куски Лэнг отбрасывал в сторону костылем, зажатым под мышкой. Другой рукой он ухитрялся удерживать одновременно и второй костыль, и руку Манфреда.
Мальчик выразительно, словно актер на сцене, сморщил нос:
— Фати, здесь воняет.
— Папа, — ласково поправил его Лэнг. — В Америке говорят «папа».
Ведь у него оставалось всего три года для того, чтобы научить мальчика правильно говорить по-английски, прежде чем тот пойдет в школу.
Это будет лучшая из частных школ города. Его сын — умница, а Лэнг пользуется определенным влиянием. А потом он поступит в самый лучший колледж, хотя бы Гарвардский… Нет, пусть лучше это будет какой-нибудь из тех университетов, где изучают науку, а не готовят в политики. Пожалуй, что-нибудь здесь, на Юге. Например, университет Вандербилта или Дьюка. А потом — юридическая специализация, и он станет партнером Лэнга. Или, может быть, поработает годик-другой в одной из «юридических фабрик», где его научат скромности, а также тому, как втискивать в сутки двадцать пять оплачиваемых часов. Потом…
Если Герт останется с ним на все это время.
Ему на память сразу же пришел старинный фильм, где Бобби Бернс рассуждал о различиях в планах мышей и людей.
Между тем лицо мальчика немного помрачнело после этого замечания.
— Конечно, ты прав, — добавил, улыбнувшись, Лэнг. — Здесь и в самом деле плохо пахнет.
Потом он подумал о том, что могло статься с секретером, одним из немногих уцелевших шедевров мастерской Томаса Элфа, знаменитого мебельщика, жившего еще в то время, когда Америка была колонией. Секретер входил в пару-тройку вещей, которые Лэнг оставил себе, когда распродавал имущество после смерти Дон. В нем хранилась его небольшая коллекция старинных книг и кое-какой антиквариат. Они с Дон обнаружили этот секретер в одном из магазинов на Куинн-стрит, купили, заплатив втридорога, и поставили на почетное место в небольшом домике, который Лэнг тоже продал. Теперь от него, вероятно, осталась груда обгоревших досок.
Он вздохнул.
Барахло, как сказал как-то Фрэнсис, всего лишь барахло, предметы, которые мы, в конце концов, лишь берем взаймы на срок жизни, пытался успокоить себя Лэнг. Но это ему никак не удавалось. И, несмотря на печаль, он с радостью готов был пожертвовать хоть десятком квартир в Парк-плейс за то, что ему удалось узнать, что у него есть сын, наследник. А те, кто пытались убить его, еще пожалеют о том, что им это не удалось.
— Фат… Папа, а зачем нехорошие люди сожгли твой дом?
Хороший вопрос. Лэнг осторожно повернул своего маленького спутника лицом к двери спальни:
— Я и сам не знаю. Наверное, просто потому, что они нехорошие.
— Вот дерьмо! — важно проговорил Манфред, увидев, что творилось в комнате.
У Лэнга глаза на лоб полезли. Впрочем, он уже знал, что маленькие дети с трудом усваивают всякие «спасибо» и «пожалуйста», зато слова, которые не принято говорить в так называемом приличном обществе, запоминают с первого раза и на всю жизнь.
Но одернуть мальчика он был просто не в состоянии. Больше того, он обязательно улыбнулся бы, если бы не смотрел в этот момент на бесформенную кучу перекрученной проволоки, которую представляла собою его кровать с пружинным матрасом. Превозмогая боль, прострелившую его ногу от лодыжки до бедра, Лэнг присел и порылся в куче головешек рядом с кроватью. Как он и ожидал, «зиг-зауэр» оказался на месте. Пластмассовые накладки на его рукояти расплавились, превратив оружие в произведение современного искусства. Патроны в обойме взорвались, уничтожив патронник.
Разглядев другой кусок металла, Лэнг бросил погибшее оружие. Маленькая фотография Дон в серебряной рамке. Она чудесным образом уцелела, даже стекло не разбилось. Лэнг сдул с фотографии пыль и сунул ее в карман.
— Кто это? — спросил Манфред.
Лэнг снова вздохнул:
— Одна тетя, которую я знал очень-очень давно.
— Давнее, чем познакомился с мамой?
Лэнг собрался было соврать, но остановился. Вовсе ни к чему было начинать знакомство с сыном с неправды.
— Нет, с твоей мамой я познакомился еще раньше. Но было время…
Как рассказать трехлетнему о сложностях взаимоотношений между мужчиной и женщиной?
Никак.
— Правильно будет сказать: до того, как я полюбил твою маму.
Похоже, Манфреду это объяснение понравилось. Он обнял сидевшего на корточках Лэнга за плечи:
— Я люблю тебя, папа.
— А я — тебя, — ответил Лэнг и поднялся. Ему пришлось при этом крепко стиснуть зубы, чтобы не вскрикнуть от боли. — А все остальное неважно.
В дверь постучали.
Лэнг потрепал Манфреда по голове:
— Открой, пожалуйста. Наверное, это привезли плиту. Папа не может пока что быстро ходить.
Стараясь не обращать внимания на боль, Лэнг отправился следом за сыном. Еще с порога спальни он увидел двух коренастых мужчин с тележкой. Но предмет в фабричной упаковке, находившийся на тележке, был значительно больше размером, нежели заказанная настенная плита.
Лэнг, стоя перед дверью, смотрел, как доставщики снимали упаковку. Под ней оказалась здоровенная стационарная плита. Шесть газовых горелок, гриль, две духовки. Она попросту была размером со всю его кухню, если не больше.
— Куда занести? — осведомился один из грузчиков.
— Пожалуй, в столовую для рядового состава в Форт-Беннинге, — ответил Лэнг. — Это совсем не то, что я заказывал.
Второй из мужчин заглянул в бумаги и протянул лист Лэнгу:
— В заказе на доставку записано именно это.
Лэнг мысленно застонал.
Фирма «Хоум депот» родилась именно здесь, в Атланте, и выросла в крупнейшего в мире розничного поставщика бытовой техники и товаров для дома. Двое ее основателей давно уже отошли от дел. Одному из них принадлежал крупнейший аквариум города. Второй приобрел самый отвратительный нарыв на теле спорта — футбольную команду Атланты. Только необузданная фантазия и столь же неумеренная гордыня могли внушить ему мысль о том, что ему удастся вытащить команду хотя бы на самый средненький уровень, к которому она тщетно стремилась добрых сорок лет.
В городе ходили упорные слухи, что после отставки основателей качество обслуживания опустилось до того самого уровня, на котором пребывала футбольная команда.
— Мне все равно, что там написано, — возразил Лэнг. — Вы же сами видите, что она не войдет в мою кухню.
Человек с бумагой пожал плечами:
— Это вы выясняйте с магазином. А наше дело — притащить.
— Но ведь вы не можете оставить ее здесь?!
— Еще как можем. Вот чего мы не можем, так это тащить ее обратно без приказа оттуда, из магазина.
Лэнг закрыл дверь, оставив маленькую щелочку:
— Я не позволю внести ее сюда.
Не придавая ровно никакого значения тому, что клиент думает о почтовой службе США, доставщики молча сняли упаковку, забрали тележку и удалились, оставив здоровенную плиту в коридоре.
Лэнг открыл было рот, чтобы выругаться, но вовремя вспомнил, что рядом с ним маленький мальчик. Поэтому он вынул из кармана смартфон и набрал номер.
— Сара? У меня к вам просьба. Позвоните, пожалуйста, в «Хоум депот» и добейтесь разговора с кем-нибудь, у кого индекс умственного развития был бы пусть не 100, но хотя бы как комнатная температура — 20–30. Только не отрицательный…
На улице ожидало такси, которое должно было доставить его к Герт и внедорожнику, который он взял напрокат до тех пор, пока к нему не вернется прежняя подвижность. Лэнг терпеть не мог этих огромных пожирателей бензина, но более скромные по размеру машины не позволяли ему влезать туда с костылями. К тому же Лэнг пока что не мог управлять своим «Порше» с механической коробкой передач, и машине приходилось стоять без дела в гараже на Парк-Плейс. Он был настолько удручен тем, что не может сам заботиться о себе и вынужден полагаться на помощь других, что почти постоянно пребывал в дурном настроении, которое, впрочем, не распространялось на Манфреда. Лэнг с нетерпением ждал, когда же он снова сможет нормально передвигаться, чтобы начать играть с сыном, водить его на матчи «Брейвз» и заниматься всякими другими делами, какими занимаются молодые отцы.
Ну а пока что он оставался начеку. Кто пытался убить его, было пока неизвестно, однако вряд ли этот кто-то удовлетворится неудачным покушением. И тому, что его оставили в покое, могло быть только два объяснения: или они выжидали, пока он снизит бдительность, или по каким-то причинам потеряли его из вида.
Выйдя из больницы, он отправился для поправки здоровья в монастырь траппистов близ Конайерса, небольшого городка, расположенного восточнее Атланты. Помещение, выделенное ему, было поистине спартанским, пища — далеко не изысканной. Братия блюла молчание, и потому разговоры здесь были крайне редки и тоже не отличались занимательностью. Лэнг проводил там время в ожидании ежедневных визитов Герт и Манфреда. И все же он был благодарен Фрэнсису, которому пришлось потянуть за изрядное количество ниточек, чтобы устроить Лэнга туда, где тем, кто хоть сколько-нибудь знал его, не пришло бы в голову его искать.