До заброшенного поселка Вера доехала быстро, но вот на месте ей уже пришлось поплутать, отыскивая нужное строение. Подстраховались, сволочи, спрятались понадежней. И лишь когда она совершала на местности второй круг, заметила стоявший под каким-то навесом черный джип. А вот и старые знакомые. Вера остановила машину и вышла. Опрометчиво, конечно, соваться самой в бандитское логово, но от нее только и требуется, что ладанка. Девушка подошла к небольшому строению без окон и постучала. Дверь не сразу, но открылась, и Вера робко вошла в темное помещение, освещенное только несколькими свечами, расставленными вокруг каменного стола.
– А вот и наша красавица пожаловала! – услышала она голос, который принадлежал скорее женщине, чем мужчине. Но глаза Веры еще не привыкли к темноте, а фигура разговаривающего с нею человека не попадала в поле тусклого свечного света.
– Привезла амулет?
– Привезла, – ответила Вера, останавливаясь и не решаясь сделать ни шагу. – Где мои соседки?
– Вначале амулет, девонька.
Рядом с Верой вспыхнул свет от фонарика, и в его пятне девушка увидела огромную фигуру мужчины. Один из тех, с кем ей уже довелось столкнуться раньше.
– Амулет, – жестко сказал тот и протянул руку.
Вера сняла с себя ладанку и вложила ее в ладонь.
– Вот так-то лучше, – захихикал кто-то. Вера напрягла память, пытаясь вспомнить тембр голоса того человека, который разговаривал с ней из темноты в первый раз. Тот или не тот? Да нет, похоже, что сейчас с нею все же разговаривает женщина, и, возможно, немолодая.
– Долго мы за тобой бегали, пришлось пойти на крайние меры. Побудешь у нас в гостях. – На запястье Веры стальными наручниками сомкнулись пальцы охранника.
– Где мои соседки?!
– А нет их! Сбежали. Да они нам уже и не нужны. Пусть себе идут. Теперь нам ты нужна. А вернее, твой защитник. Как думаешь, ради тебя он выполнит одну услугу?
– Кто вы?! И что вам от нас нужно?!
– От тебя – амулет. Кстати, понадобится он твоему парню. Ты же не хочешь увидеть его мертвым? Ну а ты нам нужна, чтобы заманить его сюда. Ну а там, если все пойдет так, как я желаю, мы вас отпустим. Может быть.
И снова это мерзкое хихиканье.
– Теперь, девонька, можешь ему звонить. Или нет, лучше мы. Серж! Забери у нее телефон!
У него было все: имя, известность, доходное и, главное, любимое дело. В его-то молодые относительно годы – и стать владельцем входящей в моду клиники пластической хирургии, да о таком он и мечтать не смел! Помнится, когда двадцатичетырехлетним мальчишкой приехал из далекого белорусского селения покорять столицу с одним лишь маленьким чемоданчиком, он и подумать не мог, что пройдет еще каких-то пятнадцать лет – и у него будет практически все, о чем мог бы мечтать. А тогда, в первую ночь, ему пришлось ночевать на Белорусском вокзале. И вторую, и третью тоже, потому что он попал, как последний лох, на мошенников, обещавших сдать ему квартиру по дешевке и в итоге кинувших на крупную для него сумму денег. На эти деньги он надеялся жить как минимум два месяца, отдал задаток, и вот… Четвертую ночь он провел в «обезьяннике», потому что случился милицейский рейд и его забрали вместе с вонючими бомжами. Но хоть столица изначально и показала ему зубы, потом, после таких испытаний, улыбнулась. Ему удалось поступить в ординатуру к известному челюстно-лицевому хирургу, получить крошечную комнатушку в общежитии для аспирантов и начать свою карьеру.
Будущий пластический хирург учился без устали. В душе он был художником: мечтал вылепливать из несовершенных человеческих лиц совершенную красоту. Он не отказывался ни от каких дежурств, ассистировал на всех возможных операциях и впитывал, внимал, записывал, запоминал, а потом, после операций, оставшись наедине с собой, по памяти разбирал по шагам и действиям каждый шаг его учителей.
В итоге – к сорока годам собственная клиника, имя, известность и улыбающиеся с телеэкранов лица с идеально вылепленными носами, губами, скулами: его клиентками были не только жены состоятельных господ, но и поп-певицы, модели, актрисы, дикторы телевидения. Его рекомендовали, к нему обращались, его нахваливали.
Все шло хорошо до того рокового дня чуть больше четырех лет назад, когда к нему на прием пришла пожилая дама, мать одного олигарха. Дама заявила, что принадлежит к древнему дворянскому роду, что ей удалось вернуть их родовое поместье и она собирается дать в отреставрированном особняке бал. «Ну и, конечно же, «реставрация» нужна и мне», – кокетливо хихикнула дама. Ей хотелось превратить свои семьдесят в двадцать пять, чего уж никакой даже самый лучший хирург не мог сделать. Что он деликатно и сказал. Но капризная дама, привыкшая получать то, что хотела, предложила за операцию совершенно сумасшедшие деньги. Конечно, в свои двадцать пять лет она бы не вернулась, но значительно омолодить ее Савельев понадеялся. Ох, если бы знал он, чем это для него обернется!
Чувствовал же, что берется за рисковое дело. Подозревал, что дама, лихо выдающая желаемое за правду, соврала и насчет возраста, и насчет неких своих заболеваний, которые могли бы осложнить период восстановления. И все же, ослепленный перспективой получить невероятную сумму и выданным прямо на руки авансом, Савельев решился.
Те сутки после операции, когда все пошло не так и он сидел в реанимации возле ее подключенного к аппаратам тела, были самыми тяжелыми в его жизни. И никакие ночевки в «обезьяннике» и на вокзале, никакие понукания наставников, не ставивших его поначалу ни в грош, не могли сравниться по безысходности с той ночью. Он вдруг ясно понял, что путь у него теперь один – в тюрьму. Дама, похоже, не выживет, и ее сынок, на чьи деньги и осуществлялось «омоложение» маменьки, с лица земли его сотрет.
Мадам выжила, но осталась изуродованной: когда речь пошла о спасении ее жизни, стало уже не до эстетики. И, что самое ужасное, ничего поделать было нельзя: повторных операций пожилая женщина не пережила бы.
Его и правда стерли в порошок. Но иным, более изощренным способом: сынок мадам в суд обращаться не стал, но сделал все возможное, чтобы клинику закрыли, персонал распустили, а имя доктора Савельева исчезло из списка практикующих врачей. Громкого скандала никому не хотелось: дама так была потрясена тем, что с ней стало, что отнюдь не горела желанием демонстрировать миру свое безобразие. Она поручила все сделать сыну – без пыли, тихо и жестоко, а сама предпочла… исчезнуть. Сынок безошибочно нащупал слабое место доктора Савельева – честолюбие. И наказал его куда строже суда. Да, Савельев остался без клиники, без имени, без средств, но хуже всего оказалось унижение. Олигарх перекрыл ему все пути и выходы и… предложил затем работу. В доме престарелых, который организовал в маменьком особняке. Савельев слышал, что по поводу этого дома между мадам и ее сыном возник какой-то конфликт: олигарх Варенников не пожелал оставлять опустевший особняк за маменькой: такое шикарное место должно приносить доход, как он изначально и планировал. А маменька… Ну, она же сама пожелала исчезнуть! Мадам Варенникова поселилась в коттедже, но обиду все же затаила.
Савельев тем временем, пока бушевали страсти по поводу особняка, продал московскую квартиру и купил домик в поселке. К этому моменту по городу уже прошла «новость» о кончине мадам Варенниковой от сердечного приступа. И только Савельеву и еще трем-четырем людям из персонала олигарха было позволительно посещать охраняемый одинокий коттедж за городом, в котором и поселилась старуха. Варенников считал, что его мать уже смирилась и со своей участью, и с тем, что не за ней остался особняк, что доживать его матушка будет свои последние годы в тишине и покое. И только Савельев да те люди из персонала знали, какие бесы живут в душе мадам Варенниковой.
Унизительной и сложной оказалась участь доктора Савельева: работать не только в пансионате среди стариков, постоянно имея перед глазами увядающее несовершенство и безобразие, дряхлые тела и сморщенные лица, но и прислуживать мадам Варенниковой – не только осматривать ее и выписывать лекарства, но и выполнять самые безумные пожелания.
Старухе очень нравились старинные безделушки. И она постановила, чтобы доктор Савельев осматривал личные вещи поступающих в пансионат стариков, составлял подробный реестр и показывал его мадам Варенниковой. А та уже сама отбирала, что Савельев должен ей принести. Так уважаемый когда-то пластический хирург превратился еще и в воришку. Китайская фарфоровая статуэточка начала прошлого века, деревянная музыкальная шкатулка, набор мельхиоровых ложек еще советского периода, курительная трубка, медный наперсток – не вещи, а воспоминания, которые украл у стариков доктор. А мадам Варенниковой они требовались для «антуражу», да и злилась она на стариков, занявших, как она считала, «ее особняк». Совсем с катушек съехала. Терпел Савельев это все потому, что мадам Варенникова прочно держала его на крючке обещанием «когда-нибудь» отблагодарить – вернуть за верную службу имя и клинику.
Черная книга попалась ему на глаза случайно несколько месяцев назад и будто сама попросилась в руки. Он и не должен был работать в тот час, его вызвали к загрипповавшей старухе Кузьминичне. Савельев вошел к ней в комнату, увидел на столе книгу. И сам уже, без указания Варенниковой, позже, в отсутствие хозяйки, украл фолиант, почуяв в нем особую ценность. Надеялся, что Варенникова щедро отблагодарит его за такой подарок. И опять просчитался, забыв в каком-то помутнении, что нельзя доверять этой старой крысе! Мадам и правда его отблагодарила некой суммой денег, а потом выяснила историю книги и вбила себе в голову стать уже не просто «графиней», а повелительницей мира. Сказочку про книгу Савельев выслушал, но не шибко-то в нее поверил. И зря, так как ему же и пришлось избавляться от трупов. Тут уж он, конечно, запаниковал, припер заигравшуюся Варенникову к стенке: это уже не сказка выходит – с трупами девиц. «Завтра тебя в озере найдут. Или не найдут. От твоего благоразумия зависит. Если хоть кому пикнешь или на попятную пойдешь, скормят тебя рыбам», – твердо заявила мадам. И он поверил: Варенникова не шутила, в ее распоряжении были трое крупных амбалов без мозгов, но с силищей. Что им прикажут, то и сделают. И он продолжил плясать под ее дудку.