— Так ты не хотел ее присутствия здесь? — я делаю глоток кофе, скрывая веселье.
Он напряженно потирает заднюю часть шеи.
— Есть вещи обо мне, которые она еще не знает, и я не думаю, что готов рассказать ей.
— Но ты ведь рассказал ей обо мне.
— Но не об отце. Или о маме.
Я ставлю чашку на стол и полотенцем вытираю кофе с ноги.
— Хорошо, и что же ты хочешь делать с этим?
— Можешь прогуляться с ней днем, пока я упакую оставшееся в моей комнате? — спрашивает он. — И тогда я смогу увезти ее отсюда завтра утром.
— Ты должен рассказать ей правду. — Я бросаю полотенце на диван. — Избегай проблемы, но рано или поздно она загонит тебя в ловушку.
Он делает раздраженное лицо.
— Кто бы говорил.
— Я знаю и работаю над этим, — мой голос немного дрожит, и я прочищаю горло.
Его лицо краснеет.
— Можешь просто отвлечь ее?
— Пускай, — я пожала плечами. — Но куда ты хочешь, чтобы я отвела ее?
— Езжайте к озеру, или еще куда-нибудь, — говорит он. — Не важно, пока ты держишь ее подальше отсюда.
Я забираю кофе и иду на кухню, в то время как он отправляется наверх, чтобы закончить собирать вещи.
— И Элла,— кричит он сверху, — ты выглядишь по-другому сегодня. Счастливее.
Я посылаю ему мимолетную улыбку, и отворачиваюсь, удивляясь, что выгляжу по-другому.
ГЛАВА 17
Миша
Во время пути я позвонил отцу и получил адрес, по которому он проживает. Он попытался поговорить со мной немного, но я повесил трубку. Спорить с ним о поручительстве - не то, что я хотел бы выяснять по телефону.
Он живет в двух часах езды, и этот факт выводит меня из себя. Два часа езды и он ни разу не заехал. Когда я добираюсь до дома, руки практически выжили все соки из руля. Он живет в двухэтажном, из белого кирпича, особняке. Соседние окрестности приятны глазу - огромные дома и люди, выгуливающие собак вдоль тротуара. Это не то место, где проворачивают дела с наркотиками, здесь нет драк и отстойных машин, припаркованных у дороги.
Я сижу в машине, уставившись на красную входную дверь с висящей на ней большой надписью «Добро пожаловать». Перед домом цветы, а трава зеленая и подстриженная. По этой причине он оставил нас? Потому что хотел осуществить воображаемую жизнь. Почему, твою мать, он не мог преобразовать ее вместе с нами?
Мой мобильный пищит в кармане, и я прерываю сигнал. Это Элла, я не могу говорить с ней прямо сейчас.
Входная дверь открывается, и мужчина лет сорока выходит на крыльцо. Его волосы такого же светлого цвета, как и мои, но пореже. Он одет в черный костюм и выглядит как надменный придурок.
Он поднимает газету с земли и, спустившись с крыльца, щурится в моем направлении. Мысленно я считаю до пяти, с усилием отдергиваю руки от руля и выбираюсь из машины. Он мгновенно узнает меня, и его лицо сереет.
— Миша? — он засовывает газету под мышку. — Это ты?
Я делаю еще один глубокий вздох и пересекаю лужайку.
— На самом деле, я без понятия, что здесь делаю.
— Почему бы тебе не зайти внутрь, чтобы мы смогли поговорить? — предлагает он.
Я следую за ним в дом, который внутри еще милее, чем снаружи: паркетные полы, массивные люстры, недавно покрашенные стены с семейными фотографиями.
— У тебя есть семья?
Он бросает газету на стол и жестом предлагает расположиться в гостиной.
— Да, дочь двенадцати лет и сын восьми.
Чувствуя себя неудобно, я сажусь в кресло, обложенное декоративными подушками. Он садится напротив меня. Похоже, он и понятия не имеет, о чем говорить или что делать.
— Ну и... как твои дела?
— Супер. — На стене большой портрет, сделанный в церкви - его и его жены с их свадьбы; я уставился на него, делая подсчеты. — Как давно ты женат?
Он неловко ерзает, откинувшись назад в кресле, и закидывает ногу на ногу.
— Миша, мне бы сейчас не хотелось говорить об этом.
— … Так что ты сделал? Сбежал от нас и женился на первом попавшемся человеке, который был поблизости? — В моем голосе обжигающая злость.
Он смотрит в сторону окна... и до меня доходит.
— Ты виделся с ней, когда еще был с мамой, да?
Он снова встречается со мной глазами, глазами, как у меня.
— Послушай, Миша, между твоей мамой и мной происходили вещи, которых ты не понимаешь... Я не был счастлив.
— Между тобой и мной тоже происходили вещи, — огрызаюсь я. — И какое на это ты найдешь объяснение?
Он протирает рукой лицо и измученно вздыхает.
— Мне жаль.
Я сжимаю руки в кулаки, борясь с желанием вскочить и задушить его.
— Тебе жаль? Отличный ответ, ублюдок.
Из ящика журнального столика он вытаскивает пластиковую папку и кидает ее на кофейный столик, расположенный между нами.
— Твой дедушка в своем завещании оставил тебе в распоряжение определенную сумму.
Мои глаза переключаются от папки на отца.
— Поэтому ты пригласил меня внутрь?
Он открывает папку и вынимает тонкую стопку бумаг.
— Я думал, может ты воспользуешься ими, чтобы поступить в колледж. Это было бы неплохо, правда?
Качая головой, я поднимаюсь на ноги.
— Я не собираюсь в колледж, ты бы понимал это, если бы знал, каким я стал после шести лет.
Он протягивает через стол бумаги и кладет рядом ручку.
—Пожалуйста, просто возьми деньги, Миша. Я хочу знать, что ты всем обеспечен, иначе это станет преследовать меня.
Я замираю.
— Планируешь ли ты снова увидится со мной?
Его молчание подтверждает ожидаемый мною ответ.
— Боже, не хочу я твои чертовы деньги, — я бросаю в него бумагами и несусь к двери. — Отдай их своему настоящемуребенку.
Он не зовет меня и не следует за мной, когда я вылетаю наружу. Я вижу только машину, становясь более разъяренным с каждым шагом, я ударяю кулаком в водительское окно. Оно не разбивается, но костяшки на пальцах саднит.
— Твою мать! — кричу я, сжимая руку, и старушка через дорогу, которая работала в саду, поспешно прячется в своем особнячке.
Я запрыгиваю внутрь и несусь по дороге, не имея абсолютно никакого представления, куда, черт возьми, я еду.
ГЛАВА 18
Элла
Миша не отвечал, и это выедало мне мозг. Мне нужно выяснить, где он, но благодаря Кэролайн это затруднительно. Она - фотограф, и хочет сделать снимки различных мест нашего города. Я отвожу ее сначала к озеру, потому что это самая солнечная часть города, и кружу вокруг, что дает ей разнообразные виды. Когда мы достигаем моста, она по-настоящему восхищена и хочет запечатлеть его.
— Он содержит в себе так много истории, — говорит она. — И он, вероятно, хранит в себе множество воспоминаний для любого человека.
Я поражаюсь - возможно, призвание Кэролайн в телепатии, а не фотографии.
Нас окружает тонкое облако пыли, когда я нажимаю на тормоза и паркую машину у начала моста, а она выпрыгивает со своей сумкой для камеры, висящей на плече. Лила и я плетемся за ней, наслаждаясь приятными минутами, и я останавливаюсь на границе дороги перед мостом.
— Так это тотмост? — спрашивает Лила, глядя на меня сквозь солнечные очки.
Я уставилась на место, на которым, целуясь под дождем, стояли я и Миша.
— Да, тот самый мост. — С трепетом в сердце, я ступаю на бетон и поднимаюсь к поручням.
Хватаюсь за планку, смотрю на озеро, сверкающее на солнце куда ярче, чем в ту дождливую ночь.
Кэролайн щелкает своей камерой, снимая озеро под разными углами, пока Лила бродит позади. Ветер обдувает мои волосы, и я закрываю глаза, возвращаясь в ту ночь. Ранее, тем утром я перебирала аптечку мамы и наткнулась на упаковку таблеток, которые она принимала, чтобы держать свои галлюцинации под контролем. Я задавалась вопросом: если они работали, то какой же заставляли ее мозг видеть жизнь. Поэтому я приняла одну, чтобы убедиться лично, а затем отправилась на вечеринку с Мишей.
Как только я забралась в машину, он почувствовал, что со мной что-то не так.
— Ты выглядишь так, словно не от мира сего, — сказал он. — Может, нам лучше остаться дома сегодня.
Я покачала головой и кивком указала ему ехать. Хмурясь, он повез нас на вечеринку, но почти на протяжении всей ночи пристально следил за мной, следовал по пятам, точно щенок. Обычно я не возражала, но во мне росло возбуждение вперемешку с желанием выяснить, о чем же, черт возьми, думала моя мать. Поэтому, когда Миша был поглощен очередной девушкой, я загнала в угол Грэнтфорда и попросила отвезти к мосту. Он счастлив был услужить, думая, что ему что-нибудь перепадет.
Когда мы прибыли на мост, дождь лил как из ведра. Я вежливо поблагодарила его и сказала, что он может уезжать. Он разозлился и начал жаловаться, по какой тогда, черт возьми, причине он привез меня сюда.
Я, пожав плечами и захлопнув дверь, вышла под дождь. Он убрался с моста, шины его пикапа забрызгали грязью мои ботинки. Я подошла к перекладинам и поднялась на бордюр, наблюдая за водой сквозь пелену дождя. Но было недостаточно близко, так что я поднялась на перекладину, точно так же, как я помнила, делала она.
Было все еще непонятно, почему она так делала - почему думала, что может летать, и я решила, что так никогда и не выясню.
Я вырвалась из своего воспоминания и сконцентрировалась на Кэролайн, которая все еще делала фотографии, только теперь большой объектив камеры был вблизи моего лица.
— Ты глубокий мыслитель, — замечает она и снова щелкает. — И ты фотогенична.
Я качаю головой.
— Нет, это не так. Практически.
Она делает еще одно фото и убирает камеру.
— Как фотограф, я смотрю на все другим взглядом. Я думаю, это помогает видеть людей иначе - более четко.
— Как зеркало?
— Да, типа того.
Она наводит объектив на озеро и начинает делать снимки. Я откидываюсь на поручни и листаю свои сообщения. Оно только одно - голосовое от Миши, оставленное несколькими неделями ранее. Я решила, что, может, наконец, настал момент.