— Поразительно! — выдохнул господин начальник Полицейского Архива. — Чего греха таить. Принадлежал с полвека назад этот дом некому Кондратию Селиванову, идейному вдохновителю скопцов. И зала здесь была когда-то большая, и собрания проводились. И даже говорят, где-то клад они оставили несметный. Но мы все здесь перерыли — видать, хорошо скопцы его упрятали. Вы бы лучше, мадемуазель Габриелли, рассказали, как Елена Петровна поживает, госпожа Блаватская. Ох уж и скандальная она особа, да вижу, правду о ней говорят, что она оккультист да спиритуалист, раз такие даровитые у нее ученицы. Вы до того хорошо по-русски говорите.
— Гран мерси. Мадам в Лондоне ныне. Работает над пр-родолжением книги «Тайная Доктрына».
— Помню я, — заскрипела почтенная Авдотья Феоктистовна, — как она здесь, в Петербурге, спиритические сеансы давала. До сих пор дрожь по телу, ведь и стол ходуном ходил под ее пальцами, и голосами она вещала разными.
— И о чем же книга сия? — спросил Семен Петрович.
— О происхождении Вселенной и человека на Земле. Это нечто выше, чем религия, наука и философия. Это Мудрость из Первоисточника. Все, что она пишет, диктуют ей великие Души-адепты. Иисус, Магдалена, Будда.
Глаза женщин округлились, мадам Михайлова выпрямилась, почтенная бабушка заерзала на стуле, а девушки, как по команде, стиснули руки у груди, поневоле подавшись вперед, готовясь слушать о происхождении Вселенной. Мужчины же, в особенности господин банкир, были настроены более скептически. И хоть не проявляли явного недоверия, чтобы не обидеть гостью, но тем не менее не преминули раз-другой случаем задать каверзный вопрос спиритуалистке или же намекнуть, как нынче много развелось шарлатанов.
Но Ульяна как будто и не замечала попыток подловить, сложила руки на коленях: спинка ровная, сидит на самом краешке стула такая вся возвышенная, эфемерная, чуть склонив голову набок, отрешенно глядела в сторону и умело, с достоинством отвечала. Все больше и больше поддаваясь влиянию веры в собственные способности, она растворялась в роли неземного существа. Ибо знала, каково сильно влияние выражения лица, света глаз, подделать которые гораздо сложнее, нежели взлететь в воздух, сымитировав левитацию.
— Вот я, к примеру, читал как-то книгу одного шотландского медиума, который двигал столы еще при царе-батюшке Александре Втором, — не унимался Биреев. — Да, он бывал в России, даже имел русскую жену. Книга, значит, о разоблачении мошенников, которые фокусами пудрили мозги честному народу. И о Елене Петровне там было немало сказано. Мол, она столы в воздух тоже с помощью механизмов каких-то вздымала.
— Вы, верно, о сэре Дугллас-Хоуме? — тотчас нашлась Ульяна. — Он истинный маг. Как и Елена Петровна. Но тело людское тщэдушное до того земным прытяжением подвержено, до того падко до лжи, что даже такие могущественные прэдставители Космической Силы зачастую теряют духовную связь с нею, теряют осознанность и становятся… простыми смертными. Все земные, мирские блага лишь утяжеляют душу и перекрывают второе зрэние. Каждый из людей способен к просветлению, но и каждый просвэтленный рискует потерять обретенные силы и способности…
— Хм, какая интересная философия. И где вы жили в Индии?
— Я жила на границе Тибета и Непала, в храме Таши-ламы. В этом храме я провела не одно свое рождение.
— Не одно рождение? А их… было много?
— Древние души имеют много рождений. Адепты жили вечно и будут жить вечно. Они продолжают отправлять меня в храм Таши-ламы, чтобы я могла распространять истинные знания по всему свету, вернуть людям божественную сущность.
И в почтительном, со стороны выглядевшем оригинальным, поклоне Ульяна сложила у груди две ладони вместе.
За ужином она не прикоснулась ни к одному из приготовленных блюд, хоть те были довольно скромными ввиду рождественского поста. Ульяна, едва перед ней поставили тарелку, подняла руку в величественном жесте, мол, несите обратно. И заявила, тотчас ошарашив новой оригинальностью, что, мол, души, населяющие бескрайний космос, имеют обыкновение перерождаться в животных, растения и даже в прежде считающиеся неодушевленными предметы, вроде стола, часов, обоев на стенах. И что даже у капусты есть душа, и она была коварно отнята людьми, когда ее срубили, дабы сварить щи, и у обуви, которая молча страдает, когда ее стаскивают об брусчатку и пол.
— Человек себя считает венцом творэния. — Смотрела медиум отрешенным взглядом в сторону. — Но он слеп и не видит, что мир, окружающий его, состоит из живых душ, ведет себя, как хищник, нападает и убивает, пользуется всем и вся себе в угоду. Развитая личность избегает уничтожения и в растительном мире, сострадание человека Новой Эры столь высоко, что он способен взять царство растений под свое великодушное покровительство. Это строки из «Голоса Безмолвия» — книги, написанной Адептами, посредством которых вещал Дух Новой Расы.
— Неужели совсем ничегошеньки вы не едите? — в голосе Кати проскользнули восхищенные нотки. — Совсем-совсем?
— Человеческая еда затуманивает втор-рое зрэние, наводит пелэну на глаза. Человеческая еда есть по сути лишь животное удовольствие и совсем необязательна…
— Как это необязательна? — возмутился Петр Евгеньевич, строго взглянув на племянницу. Та с таким воодушевлением смотрела на гостью, что дядя невольно забеспокоился. — Какая может быть сила без земной пищи! Ничуть, ничуть!
— Важно владеть психической энергией, овладение ею даст грядущему человечеству силу, прэвосходящую все любые земные чаяния. А все эти яства создают хаос в сознании и стирают фотографическую память Души, перэкрывают путь к Источнику, путь к Высшему Благу, который есть единственная во Вселенной Мудрость. Вот почему обычному человеку не удается вспомнить своих прежних рождений, обычный человек не может летать, читать мысли.
— Да чем же вы тогда живы? Быть такого не может! Ведь так и умереть недолго, без еды.
— Энергией Солнца! Энергией Вселенной! Сколько тонких энергий вокруг, — нацепив на лицо блаженно-возвышенную улыбку, Ульяна опять сделала движение ладонями вверх. — Они пронизывают все пространство Вселенной, всю ноосферу, радужные нити, ведущие к самому Истоку.
— Ни хлеба, стало быть, нельзя? Ни блинов? — в изумлении кудахтала Авдотья Феоктистовна, которую новость об отказе от капусты впечатлила пуще других. — Ежели капусты… И гречи? А как же на Масленицу-то без блинов?!
— Вестимо, отчего тогда такая вы тоненькая, — вздохнула дочка начальника Архива, — как березка, и кожа ваша такая бархатная и прозрачная.
— Ладно без щей, — буркнул банкир. — Как же без туфлей? Босыми, что ли, ходить?
Ульяна чуть приподняла подол юбки, из-под которой показалась беленькая аккуратная ножка: она ловко высвободила ее из ботинка, так что никто не заметил лишних движений. И чуть улыбнулась. А все ахнули — неужто в такой мороз с голыми пяточками?
Улыбнулась Ульяна, а про себя подумала, будь проклят ее язык! Теперь ведь не только придется забыть о земной, между прочим, вкусной пище, но и ходить босиком для демонстрации внеземных способностей. Но разве не услада для души и сердца эти изумленные взоры и открытые рты? Ничего, ради такого амплуа и потерпеть можно.
— И не больно вам? — Дарья Валерьяновна в невольном жесте прикрыла ладонью губы.
— Боль, — Ульяна повела подбородком, — это единственные отголоски нашей божественной сущности. Ведь пока человек способен чувствовать, он способен вернуться в свое изначальное божественное состояние. Нервы идут по телу, повторяя переплетение энергетических волокон, которые когда-то составляли наше существо, это материальная суть нашей души. Это наследие третьей расы. И наше единственное спасение.
Тотчас все вспомнили, как разные теологические течения и верования воспевали страдание, вспомнили Иисуса, отдавшего жизнь на кресте, множество других великомучеников, невольно подтверждая слова индийской пророчицы. Разом все заахали, заохали, закивали, мол, правда ведь.
— Энергия Солнца — это, конечно, очень хорошо, — демонстративно впиваясь в пирожок с картошкой, отозвался Семен Петрович, — но я пока не готов отказаться от щей и вкусных пирожков, и от пирожных, от ухи. И вам не советую… Да! Ведь сегодня на первое у нас уха. Из форели! Очень вкусная! Наша Проша настоящая мастерица: так приготовит, никто, даже самый стойкий индийский махатм, не устоит. Неужто вы, мадемуазель Габриелли, не отведаете ее? А вы, месье Николя? Вы тоже умеете питаться энергией Солнца, как ваша уважаемая сестрица?
Похоже, Ромэн не совсем был готов к подобному пассажу, Ульяна, как всегда, импровизируя, зашла столь далеко, что сама насилу поспевала уследить за собственным языком, то он, тем более, натянуто улыбался и хлопал глазами, иногда кивал, мол, полностью согласен со всеми умными речами сестрицы. А уж кто такая мадам Блаватская, теософское общество, юноша знал лишь понаслышке, совершенно не подозревая, что придется остаться без ужина, чтобы довести план до победного конца.
Дудки!
— Нет-нет, меня Господь не наделил способностями питаться Солнцем, — устремил Ромэн взгляд на супницу, слишком проворно для больного хватаясь за ложку. — Сестра настаивает обучить, но я тоже не готов. Видимо, мы хоть и родственники, но принадлежим к разным расам.
— Разным расам?
— Вы часто повторяете это слово. Что же оно значит?
— Поведайте нам! — посыпались изумленные возгласы.
Ульяна вдруг выпрямилась, глаза ее стали стеклянными.
— Говорить? — не своим голосом проронила она. — Говорить?
Все замерли.
— Говорите, — взмолилась Катя.
Ромэн, воспользовавшись драматическим моментом, сжал руку мадемуазель Кати. Но Ульяна послала тому испепеляющий взгляд такой силы, что даже Лессепс, будучи ее сообщником, вздрогнул и отшатнулся.
— Лха, вращающий Четвертое, Слуга Лха Семи, тех, которые вращаются, устремляя свои Колесницы вокруг Владыки своего, Единого Ока, нашего Мира… — произнесла Ульяна так, что ее губы почти не шевелились. Несколько дней подряд она упражнялась в чревовещании и довольно успешно сейчас его продемонстрировала. — Дыхание его дало жизнь Семи. Оно дало Жизнь Первому…