Постепенно она перестала колоть его иглой, а просто держала за руку. Прикрыв веки и монотонно раскачиваясь, тихо напевала ритуальные песнопения, тоже мастерски выдумывая их на ходу. Гости притихли, не дыша, не шелохнувшись, очарованные голосом и движениями, слушали ее.
Когда действие камфары прошло и цвет лица банкира из кирпичного стал едва розоватым, Ульяна открыла глаза, выпустила его руку. Банкир глядел на нее с щенячьей преданностью, как на святую. Теперь этот человек мог для нее и горы свернуть, только вот пока не было такой надобности. Устало улыбнувшись ему и погладив по взъерошенным влажным волосам, Ульяна поднялась и мелкими шажками отправилась в самый дальний угол комнаты.
Под молчаливыми взглядами гостей, в которых уже горело восхищение, она словно проплыла над полом. А многие так и подумали, что ее стопы под длинной юбкой почти не касались пола, до того искусно она могла семенить ножками. Совсем как японские гейши.
Как-то, будучи в Петербурге юной несмышленой барышней, посещала Ульяна театр «Кабуки». И очень большое впечатление на нее произвели актеры — пусть и мужчины — передвигавшиеся по сцене так, словно рассекали на коньках с маленькими колесиками, надежно упрятанными под длинными кимоно.
Господам приглашенным понадобилось некоторое время для того, чтобы прийти в себя. Минут пять в комнате, кроме тяжелого дыхания банкира и тиканья ходиков, слышно ничего не было. Потом как-то очень скоро и живо люди разобщились на две стороны. Одни окружили Ульяну, засыпая ее вопросами и словами утешения, другие — наказанного Биреева.
Девушка какое-то время неохотно отвечала, перемежая речь непонятными словами и убедительным колдовским бормотанием, продолжала изображать смятение и усталость. Потом она велела перенести банкира в другую комнату и уложить в постель. Сказала, что тому лучше несколько дней придерживаться постельного режима, ибо пребывание в теле демона у простого смертного отнимает не только физические силы, но и много лет жизни. Сказала, чтобы тот не слишком унывал, если обнаружит несколько седых прядей наутро — это нередко случается с теми, чьим телом завладел злой дух. Тихо рыдающего Биреева — от услышанного в восторг он не пришел — почти вынесли, поддерживая по обе стороны. Если бы он знал, что каких-то полчаса назад был во власти обыкновенной камфары, то не только бы смог идти самостоятельно, но проучил бы шутницу. Но власть внушения до того всемогуща, что может и здорового сделать больным и больного поднять на ноги.
Искоса поглядывая из-под черных прядей волос, облепивших мокрое лицо, — а голову Ульяне приходилось держать низко опущенной, поскольку парик все же съехал немного набок и норовил вовсе слететь с головы, — она проводила банкира почти торжествующим взглядом.
Потом поднялась и повелительно сказала:
— Я надеюсь, все, что пр-роизоходить здесь, останется тайна. Вы стали свидетель того, что не каждый доводить видеть. Несдобровать тому, кто есть направо и налево разносить слух о сила, всегда иметь могущество вас покарать за непочтение и несдержанность. А теперь… — Она вдруг в который раз напряглась и стала говорить скрипучим голосом и по-русски чисто. — Уходите все. Демон все еще здесь. Необходимо провести ритуал окончательного изгнания, а это не для людских глаз. Бегите! Все вон!
Уронив голову на руки, Ульяна принялась корчиться, словно от дикой небывалой боли, издавала при этом такие адские стоны, что гости повылетели из библиотеки, словно их преследовал огнедышащий дракон. Едва последний гость покинул комнату, раздался хлопок закрываемых дверей, она соскочила с места и, не теряя ни секунды, оббежала вокруг стола — сдернула со всех штор, книг, ваз и подсвечников паутину нитей. Свернула в клубок и бросила в огонь. Улыбнулась, поправила шпильки под черными волосами, пригладила растрепавшиеся пряди, смахнула с щек остатки слез и пересохшей крови. Подбоченившись, прошептала:
— Ай да Зои, ай да красавица!
В эту минуту дом вдруг оглушил дверной колокольчик.
От неожиданности Ульяна напряглась и тотчас же бросилась к двери, прижавшись к ней ухом.
На часах было четыре утра. За дверью гости недоуменно перешептывались — кто-то высказал соображение, что нежданно-негаданно явились колядовщики или скоморохи, ведь за столь интересным времяпрепровождением ни хлопушек не услышали за окном, ни фейерверков, ни песней святочных. Ульяна тихо приоткрыла створку — из-под изгиба лестницы видно было, как толпа хлынула к крыльцу: явился человек в одежде полицейского чиновника — письмоводитель, верно.
Ульяна прислушивалась изо всех сил.
И точно — посыльный из Архива Полицейского Управления. Оказалось, требовали срочного появления начальника. Видимо, молодой Лессепс не справился… Ах, Ульяна-то за игрой и позабыла вовсе, что Ромэна посылала в казенные палаты, да зачем — тоже из головы повылетало, так разыгралась. Поймали мальчишку, как нехорошо, ой беда, беда! Теперь пытать будут… Надо бежать!
Неслышной тенью Ульяна скользнула по лестнице наверх, воспользовавшись минутой всеобщего недоумения, — все толпились на довольно значительном расстоянии от библиотеки. И поспешила в свою спальню, решив, что непременно нужно воспользоваться окном. Но едва заперла дверь, взобралась на подоконник, щелкнула задвижкой и открыла створку, окутанный морозной дымкой влез запыхавшийся Ромэн в мундире надворного советника, сорвал с головы парик, отклеил подусники и торжественно вручил девушке дневник Иноземцева.
— За тобой гнались? Тебя разоблачили? — воскликнула Ульяна, позабыв об осторожности.
— Нет, не разоблачили, — проронил Ромэн, все еще отрывисто дыша. — Но гнались. Невесть что от меня понадобилось этому мальчишке, насилу от него оторвался. А он все равно сюда пришел. Не знаю и даже не представляю зачем. Ох, непросто было отыскать эту тетрадь. Мне повезло, что все там вусмерть пьяны, кто где лежит. Откуда этот взялся?
— Семен Петрович отправил посыльного назад. Засобирался, — Ульяна бросилась прятать дневник в саквояж, одновременно обдумывая новый план. — Полагаю, сейчас свободного извозчика не найти… Да и мы с тобой саней не сыщем. Он пешком отправится. Я ему сейчас чаю налью… А ты следом пойдешь — тихо, осторожно, на глаза не попадаясь. Как заметишь, он покачиваться начал, проводить предложишь и в кабак заведешь. Там его и оставь за столиком отсыпаться. Закажи вина и расплатись. Вернешься в дом. Утром к завтраку будем беспокойство проявлять, мол, что-то не идет обратно Семен Петрович, ты вызовешься сыскать его, сходишь в кабак, разбудишь и домой приведешь. По дороге скажешь, что в Архив вызывали, ибо вещество, что я в чай ему плесну, дурно на память влияет, да и стар наш Семен Петрович. Он будет думать, что был там. А он ведь и вправду был там, не придерешься, — Ульяна скосила хитрый взгляд на мундир, который Ромэн поспешно снял… — А потом в кабак заглянул, вина заказал да хватил лишку в чувствах после пережитого свидания с гостем из потустороннего мира.
— Но как я смогу быть и простым прохожим, и его французским гостем одновременно! Он вспомнит, догадается!
На что Ульяна с чарующей улыбкой протянула Ромэну одно из своих платьев.
— Прохожим будет милая барышня.
Глава VIIВ карты — душу
К полудню Зои и Николя Габриелли поспешили вернуться в гостиницу и точно так же поспешно съехали. Хотели тихо, без сопровождения, но семейство Михайловых все же увязалось провожать оккультистов до вокзала. Благо не весь Петербург, только человек двадцать, дальние и ближние родственники, соседи, кузены и кузины. Не было лишь Биреева, который, наверное, еще не отошел от сеанса экзорцизма или искал сокровища скопцов в подвале, либо, хватаясь за волосы, бегал по своей ювелирной лавке, намедни ограбленной. Господину банкиру изрядно досталось — Ульяна мысленно потирала ладони.
Демонстративно брат и сестра приобрели билеты до Москвы, где пересели бы на Трансъевропейский экспресс, о чем изъявили вслух, следом сердечно с каждым расцеловались и отправились в дебаркадер.
В дебаркадере, посетив клозет, сменили приличное платье на потрепанные тулупы, ушанки да валенки. Из баночки со смесью сухой глины Ульяна вынула пуховку и припудрила обоим и лицо и волосы так, чтобы оба выглядели, будто неделю были немытыми.
— Теперь отправим кого-нибудь заместо Зои и Николя в Москву. Это затем, Ромэн, чтобы следы замести. А то великая Тея-Ра уж больно много шуму наделала. Учись, малец, — подмигнула Ульяна улыбающемуся настороженно-восхищенной улыбкой Ромэну и зашагала вдоль платформы в поисках тех, кто не смог собрать денег на билет до Белокаменной или же не успел сделать это заранее. Такие тотчас нашлись. Молодая парочка в отчаянии обегала вагоны в поисках, кто продал бы им эти два несчастных листка бумаги.
Ульяна, усевшись на скамейку, свистнула, подозвала их, велела наклониться к уху и важно шепнула:
— Есть вам билеты.
— Краденые, да? — в отчаянии всплеснул руками юноша в картузе и в прохудившемся, но модном пальто, по всей видимости студент.
— Да, — честно ответила Ульяна и, как заправский шпана, шмыгнула носом, обтерев его обшлагом рукава. — Но зато с малашками. Тоже крадеными. Да только, зуб даю, кражу раньше, чем через неделю, никому не обнаружить. Едьте себе спокойно, дяденька, по приезде сожжете все эти бумажки. Ну? Всего-то и делов, правда? А родне скажете, что на санях добрались.
— Ой, Лешенька, правда, давай, а, так и поступим, — взмолилась барышня, одетая довольно богато — в шубке лисьей, шапочке, лисьим же мехом отделанной, муфта на ней была, — украшенная каменьями. — Папенька не простит мне этого приключения. Отвези меня домой!
— Папенька не простит, нет, — поддакнула Ульяна, внимательно слушая девушку и неприлично пристально оглядывая ее шубку с муфтой.
— Погоди, погоди, так нельзя. Нас ведь в тюрьму за это посадят, — пробубнил паренек, крутя в руках поданные сорванцом документы. — Зои Габриелли и Николя Габриелли. Иностранные граждане… Да, и дорого небось… спальный вагон первого класса…