— Здравствовать и вам долгие лета, Кирилл Маркович, — развернулась она, сияя улыбкой. — Во что предложите? В вист-преферанс, бостон, экарте, табельку? А?
— Играть? С вами? Да я лучше пойду застрелюсь.
— Похвальная мысль, дорогой мой Кирилл Маркович. Похвальная. Но я лучше предложу — сыграем в «ва-банк». Рублей сто-то у вас найдется, раз сюда пришли. Проиграете — оставите нас навсегда, выиграете — решайте сами нашу судьбу. Хоть в кутузку.
Лицо Делина перекосило от ненависти в предчувствии, что вновь сейчас жертвой ловкого «кручу-верчу» сделается. Ведь в кармане у него имелось лишь десять рублей, которые он собирался приумножить или потерять, а девушка его, знамо, опять обуть желает.
— Хорошо, десять рублей, так десять рублей, — ответила за него Ульяна, уже успев разглядеть зажатый в кулаке исправника красненький кредитный билет.
Отчего от переизбытка негодования и презрения к самому себе тот стал таким же пунцовым, как его десять рублей. Отказаться было нельзя, и без того она над ним смеялась. Уж лучше благородно проиграть в тот же вист или экарте, пусть подавится, ведьма!
— Экарте, — сквозь зубы процедил Делин.
— Та, что «макао»?
— Разумеется.
— Виктория?
— Виктория.
Уселись за стол, спросили две колоды. Ульяна предложила исправнику метать банк. Скрипя зубами, ибо чуял подвох, а отказать опять же не мог, Кирилл Маркович принял карты. Сдал по две каждому. И с первой же раздачи проиграл, ибо у Ульяны сразу собралась девятка.
Хотел встать, уйти, но вытряс из карманов мелочь еще на рубль и остался. Теперь сдавала Ульяна.
— И что же, вы следили за нами, да, Кирилл Маркович? — улыбалась Ульяна, ловко мешая колоду. Карты оглушительно трещали, в разные фигуры собираясь в воздухе меж ее ладонями, то восьмеркой воспарят, то радугой, то столбом — загляденье. Делин сидел как на гвоздях, ерзал на стуле, потирая колени и не отрывая взгляда от рук девушки. И чего он ждал, зачем отдал последние деньги? Она ведь ведьма!
— Я? Да что вы! Как можно-с, — съязвил он. — Конечно, следил. У меня уже года три других занятий нет. Уж больно любопытно, когда ж вы сами себя в капканы лжи загоните.
— И на Апрашке были?
— Был на Апрашке, и на вокзале, и в кабачке на углу Гороховой, где принц египетский в дамском платье под руку вел господина начальника Архива.
— А Иноземцева здесь встречали? — Ульяна сыпала вопросами, казалось, совершенно не слушая Делина. Думала подловить исправника и выудить из него, зачем Иван Несторович в трактир ходил на карты смотреть. Но исправник, как оказалось, того не видел. И недоуменно приподнял правую бровь, едва заслышав столь странный вопрос.
— Сдавайте, Ульяна, не пудрите мне мозги, какой к черту Иноземцев здесь.
— Стало быть, разминулись, — и стряхнула под пальцы понтеров по паре карт.
Теперь у Делина чудесным образом собралась девятка, и прикупа не дождались. Ромэн во второй раз, не собрав даже семи, раздраженно отшвырнул карты. Ульяна своих карт не показывала, лишь с наигранной миной качала головой: мол, пас, нет ничегошеньки. Сыграли еще раз, потом еще. Как колода побывала в руках Ульяны, Кириллу Марковичу принялось везти фантастически. Теперь он был пунцовым не от злобы да ярости, он сидел, как свекла, красный с азарта: улыбался во весь рот, со лба катились ручьи пота, усы дыбом стояли. Разгорячившись, он повышал и повышал ставки. Сначала весь проигрался Ромэн, молча встал и вышел. Потом и Ульяна.
— Что же это такое творится-то сегодня, — восклицал Делин, сметая груды кредитных билетов и серебряные рубли. — Вот она сила Рождества. Нечисть-то сегодня не в чести, ха-ха-ха, да, Ульяна Владимировна, да? Уже две тысячи с одной красненькой. Какое вспомошение от самого Господа нашего Иисуса. Жульничать-то так, тэт-а-тэт, не выходит? Фокусы Зоигабриелльские-то со мной не пройдут. Я-то все подметил бы, каждое ваше подергивание, каждую попытку порошковые карты подсунуть.
Ульяна давилась смехом, пряча лицо за веером карт, но исправник ее пыхтение воспринял как негодование и от того все большей радостью исходил.
Проиграв последний пятидесятирублевый кредитный билет, девушка тяжело вздохнула, для приличия буркнула: «Фу, играет, как меркантила», а потом чарующе улыбнулась и театрально протянула руки.
— Велите меня арестовать?
Кирилл Маркович, занятый тем, что рассовывал деньги по карманам, поднял на нее быстрый недоуменный взгляд — поди, за игрой и позабыл вовсе, какое пари заключил с авантюристкой.
— Да идите вы с чертом, — махнул он рукой, отодвинул стул и поспешил к дверям, и мысли не допустив, что сыграл не в «викторию», а самые настоящие «поддавки». Никогда прежде он не выигрывал больше трех сотен, и то сие чудо еще при службе произошло. Неудачи до того угнетали Делина, что, впервые получив такой внушительный выигрыш, он ни за что бы не поверил, что был жертвой чьего-то замысла, даже если бы ему сказали об этом в лицо, даже если б прямо в ухо об этом проорали. Насчет такого вот чужого замысла он был совершенно не прочь. И отчего с ним раньше никогда не случались такие замечательные происшествия, такой приятный обман?
Ромэн опустился на стул, только что оставленный бывшим полицейским чиновником. Все это время юноша нервно наблюдал за игрой, бледнея и краснея с той же интенсивностью, что и Делин. Но помешать девушке не посмел.
— Как? Вы позволили ему выиграть все наши деньги? — воскликнул он, разведя руками. — Да еще и подыгрывали ему, хорошие карты были, а не скинули их ни разу. Я все видел! Для чего?
— Неужели ты не понял?
— Нет, черт меня раздери.
— Чтобы Делин отвязался от нас. Теперь пока не проиграет обе тысячи, мы ему неинтересны. Знаете, Ромэн, такие люди подобны душам самоубийц, — говорила Ульяна, между делом перетасовывая колоду, — он жизнь положил ради победы над своей обидчицей, никак простить не мог ей украденные из-под самого носа алмазы. И теперь ходит неприкаянный. Ему победа — любое, даже мелкое торжество, хоть бы и здесь за карточным столом, — что пропуск в рай. Да и отблагодарить надобно его было. Ведь если бы не Кирилл Маркович, нипочем бы нам не удалось попасть в дом к Катеньке. А это были чудесные рождественские каникулы! Я подумываю еще не раз воскресить прекрасную Зои Габриелли.
— Как же нам теперь добраться до Бармена?
Ульяна улыбнулась.
— Запросто. У вас осталась хоть одна красненькая? И умеете ли вы быстро бегать?
Глава VIIIСпасение доктора Иноземцева
Благополучно отыграв две тысячи рублей, а сверх них еще одну, Ульяна и Ромэн поспешили быстро покинуть игорный зал. Лессепс не решился сесть за стол, стоял за спиной девушки, демонстративно опустив руку в карман, и, держа палец на курке револьвера, пристально смотрел на игроков. То ли это недвусмысленное движение и насупленный взгляд человека, готового ко всему, то ли Ульяна тогда приукрасила, стращая юношу, но никто не полез к ним драться, хотя девушка проворно обыграла троих, с попеременным проигрышем, разумеется, дабы не был ее обман слишком явным.
Две сотни поставит — пять заберет, сотню поставит — проигрывает. Если бы Ромэн не знал ее, то счел бы игру честной. Просто рыжеволосому пареньку с тонкой полоской усиков и наглой улыбкой везло, да и только.
Пора было идти к Введенке. Эмиль Герши уже, верно, заждался. Ведь надобно было решать, как не пустить Иноземцева в Бармен. Ульяна надеялась, что, прочтя сумбурные записи доктора, адвокат уверит его, что с подобным документом им не доказать правоты. Иван Несторович был столь во власти инспираций тогда в Бюловке, что и мыслить трезво не мог, не говоря уже об научных экспериментах, такой чуши, поди, понаписал, которую ни один судебный эксперт не разберет. Самому стыдно станет при одном только воспоминании, каким был презабавнейшим разиней.
Со спокойным сердцем собрала Ульяна саквояж, укомплектовала пару-тройку «быстрых нарядов», проверила наличие десятка различных паспортов, украшения, парички, краски для грима, набросила на плечи накидку: конспиративную, двустороннюю, с одной стороны кашемировую, лисьим мехом отделанную, с другой — заячьим, из темной шерсти. Сегодня же она увезет мужа обратно во Францию.
Но два заговорщика прождали более часа у стены Царскосельского вокзала напротив дома госпожи Шуберт, а адвокат выходить к ним не спешил. Извозчик, получивший сверх меры, посапывал на козлах, не проявляя беспокойства. А вот Ульяна и Ромэн места себе не находили. Окно комнаты доктора было не освещено, на подоконнике спальни адвоката трепетал светильник, и порой мелькала тревожная тень за плотной шторой — кто-то поглядывал вниз и исчезал. Вскоре Эмиль распахнул ставни, дал знак, что сейчас спустится.
— Месье Иноземцев не открывает двери, — взволнованно прошептал он. — Я много раз стучал, мадам Шуберт и их служанка тоже звали. Боюсь будить соседей.
— Боже! — вскричала Ульяна. — Он руки на себя наложил! Убил себя… Ванечка, родненький!
И выскочила из пролетки, помчавшись к крыльцу. Пролетев мимо ошарашенной хозяйки, отпихнув служанку Варю, какого-то старичка в пенсне, медленно спускающегося по лестнице и ворчавшего на странный шум, прильнула к двери знакомой комнаты и что есть сил забарабанила по ней.
— Неужели у вас нет запасных ключей? — кричала она по-русски. — Велите принести ключи! Или я выломаю эту дверь!
— Кто ви? — всплеснула руками Розина Александровна.
— Моя ньевеста, — успокоил ее Ромэн, шедший вслед за Ульяной.
— А ви кто? — недоуменно оглядывая с иголочки одетого молодого человека.
— Я — Ромэн Лессепс. Моя ньевеста — мадемуазель Боникхаузен. Мы — друзья месье Иноземцев, прибыть за ним из Париж. Один путешествовать ему никак нельзя. Он может натворыть много бед. Несите ключ, пожалуйста. Мы будем эта двер открывать.
Ключ нашелся, но комната Иноземцева оказалась пуста. Ульяна ворвалась в нее, как ветер, отпихнув Варю, старательно колдовавшую над замком, следом вошли все остальные, обежала, заглянула под кровать, в шкаф, за портьеры на подоконник и замерла в ужасе, прижав руки к щекам.