— Испарился, — прошептал адвокат.
— И вещи все забрал, — добавил Ромэн уже по-французски.
— Сбежал, негодник, — срезюмировала Ульяна, придя в себя. Лицо ее исказила гримаса негодования, и она едва не накинулась на своего подмастерья с кулаками. — Все это вы, Лессепс! Зачем было тянуть? Отправились бы за ним сразу с Литейной, застали бы еще.
— Вовсе не я! Это… это вы, Герши, — грозно бросил Ромэн в сторону адвоката, заставив того побледнеть, а следом покраснеть, а потом вновь стать белым, как бумага. — Слишком досаждали, видимо, своими адвокатскими доводами. И упрямец решил более не пользоваться услугами человека, который не верит в его светлые порывы. Вы только задумайтесь, — воодушевленно продолжал юноша, — наш доктор замыслил спасти мир, все человечество от возможной катастрофы. А мы — слепцы и невежды — мешаем ему в этом.
Ульяна перестала сердиться, не сдержав удивленной улыбки.
— Кажется, вы слишком заслушались тогда проповедей Зои Габриелли, — насмешливо кивнула она Ромэну.
— Зои Габриелли? — вдруг перестав краснеть, удивился адвокат. — Вы тоже ходили послушать девушку-медиума, аватару богини Солнца?
Пришел черед Ромэну и Ульяне терять краску на лице. Оба переглянулись.
— Откуда вам она знакома? — нашлась наконец Ульяна.
— Да весь город только что и говорит об удивительной красавице из Индии, ученице мадам Блаватской. Мы с месье Иноземцевым тоже пошли на нее поглядеть, нас один его хороший знакомый позвал на вечер в дом, где она остановилась. Но доктор лишь ступил в прихожую, увидел ее, тотчас же принялся одеваться. Я поспешил за ним, увы, в тот день так и не смог свести знакомство с чудом, а так хотелось. И не объяснил месье доктор, отчего вдруг нелюбезно покинул дом радушных хозяев. Потом весь день был не в духе, точно муху проглотил.
С минуту Ульяна глядела сквозь пространство невидящими глазами. Разумеется, Иван Несторович будет не в духе… Узнал ведь небось. Как же они были неосмотрительны! Перестаралась Зои с фокусами, привлекла к концертам больше публики, чем требовала осторожность, собрала вокруг людей столько, что в толпе не разглядела знакомых лиц, которых, между прочим, следовало остерегаться.
Эх, все это неуемная жажда сцены и глупый азарт, бравада. Ей бы в артистки идти, да кто теперь возьмет, в какой приличный театр после стольких спектаклей, устроенных не понарошку. Ванечка опять на нее в обиде…
— Это легко объяснить, — поспешил прервать затянувшуюся паузу Ромэн. — Доктор — страшный скептик и нигилист, он не верит в сверхъестественное. Увидев мадемуазель Габриелли, поразился ее странному облику, решил, что не станет тратить своего драгоценного времени на фальшивый магнетизм. Вам же известен его вздорный характер, он так дорожит временем. Он крадет его даже у самого себя.
— Верно, — протянул Герши. — А вы, стало быть, видели ее… Зои Габриелли? Какая она? Говорят, создание неземное, такие вещи показывает, будто огонь пальцами высекает и мысли читать умеет, и даже поднималась к потолку, как ангел. Моду новую ввела, вы видели? Этот узор меж глаз, которые носят сейчас многие русские дамы. Так чудно! Столько последовательниц сразу.
— Ничего особенного в ней нет, — отмахнулся Лессепс. — Тоже мне магия — огонь пальцами высекать. Таких, как она, в Париже пруд пруди, что собак нерезаных. Мой дорогой Герши, уверен, вы повстречаете дома тысячу других медиумов.
Ульяна скосила на юношу презрительный взгляд и фыркнула.
— Мне показалась она даже очень премилой. А вот ее братец — сущий зануда. — Ульяна подобрала юбки и с достоинством оскорбленной венценосной особы зашагала к двери. — Так чем занимался доктор, месье Герши, пока мы ожидали, когда достанут его тетрадку?
— Что-то читал, что-то записывал, — перечислял адвокат, едва поспевая за быстрым бегом девушки. — Письма писал, ответы на которые ждал с величайшим нетерпением.
— Письма? Кому бы это?
— Мне не удалось узнать адресата.
«Растяпа, — выругалась про себя Ульяна, — конечно же, тебе не удалось узнать адресата».
А вслух проронила с равнодушным полувздохом:
— Какой-нибудь знакомый из мира науки, очевидно. Быть может, просил чьей-то помощи, к примеру, свидетельствовать результаты его опытов. Ответы доктор получал?
— Да, получал, но безрадостные, как мне показалось.
— Ясно. Едемте за ним. Он дальше Варшавы не убег. Если и вовсе не сидит в зале ожидания Николаевского вокзала.
Но, увы, троицу преследователей ожидал сюрприз — поезд до Варшавы уже отбыл. Иван Несторович заранее приобрел билет. С Литейной, видать, сразу в кассы отправился, тотчас спланировав побег, ведь о присутствии в Петербурге Ульяны было ему уже известно. Ясное дело, он, поддавшись первому порыву страха и отчаяния, поспешил броситься наутек, позабыв взять с собой месье Герши.
В Варшаве Иноземцева тоже не застали, ибо поезд ушел прямо у них под носом.
— Ничего, подождем следующего, — пожала плечами Ульяна, глядя, как под грохот колес убегают вдаль вагоны, увенчанные серой змейкой дыма. — Не отправится же он в Фабенскую контору сразу с вокзала? Да и до самого Бармена на санях час добираться. Там железная дорога есть, а станция только в близлежащем городке Эльберфельд. Перехватим его в Берлине. А если в Берлине не найдем, к самому Нойманну поедем. Я бы на его месте не стала из пушки палить, а попробовала господину старшему химику все спокойно объяснить.
И в Берлине им не повезло. Весь вокзал обегали, так и сели в поезд на ветку до Эльберфельда, а об Иноземцеве ни одна живая душа и не слышала. Ульяна хорошо говорила по-немецки (спасибо покойной маменьке, столько сказок прочла на ночь на родном языке), опросила кондукторов, проводников, кассиров, не встречали ли русского мужчину средних с виду лет, в очках и с темными волосами, взгляд потерянный, немного согбен. Все пожимали плечами, здесь полно русских, да и в очках, и с темными волосами, и американцев полно, и французов, всех не упомнишь. Местность-то вся предпринимателями да промышленниками занята, всяческие фабрики здесь да заводы стоят.
Эльберфельд распростерся на крутых холмах, укутанный снегом, только трубы торчали со всех сторон, а из труб вздымались вверх облака пара, предвещая солнечную неделю. В тумане словно повис длинный мост через реку Вуппер, чуть поодаль выглядывали островерхие крыши старинных замков.
Сели в сани, меховыми накидками укутались, Ульяна адрес назвала исследовательской лаборатории, где Нойманн обретался. Ехали улицами то вверх, то вниз, то вверх, то вниз, жилыми районами с чудесными фахверковыми домиками, меж тротуарами в виде аккуратных каменных лесенок, напоминающих парижские набережные, мимо фабрик текстильных, красильных заводов, деревянными мостами, пустынными зимними парками. Ветер в лицо хлестал, морозил щеки и нос.
Прибыли. Ульяна сама к герру Нойманну отправилась. Тот узнал ее сразу же, принял холодно, ибо, как оказалось, ранним утром посетил лабораторию некий Иноземцев, который толком ничего объяснить не мог, учинил скандал, побил реактивы и отправился к первому управленцу компании — герру Теодору Беккеру, в главную контору концерна «Фабен», что в Бармене по улице Хекингхаузен.
— Я надеюсь, вы сделаете все, чтобы эта история не получила огласки, — прошипел немецкий химик, а был он вне себя от ярости и говорил, потрясая в воздухе кулаками. — Догоните этого сумасшедшего. И впредь, если крадете чьи-то рецепты, делайте это тщательней. Меня и без вашего вмешательства измучила тяжба с родственниками Жерара по поводу вашего злосчастного аспирина.
— А я предупреждала, что явится хозяин «ахиллинина» и покажет вам всем тут, где нынче раки зимуют. Чего тебе стоило вернуть ему патент? — в отчаянии кричала Ульяна, переходя порой на русский. — Можно подумать, у вас тут недостаток какой имеется в выпускаемых лекарствах! Без драк и скандалов отдал бы, и все. Ну?
— Даже б если захотел, как вернуть то, что принадлежит не мне? — также криком отвечал Нойманн. — Патент оформлен на «Фабен». И к тому же ахиллинином очень заинтересован сам герр Дюйсберг.
— Кто это еще такой?
— Правая рука Беккера!
— Неужели среди вас нет ни одной толковой головы, чтобы понять, ахиллинин — яд!
— Ваш доктор сошел с ума и, вероятно, напутал что-то, получил совсем другое вещество. Оно — да, быть может, и вредно. Но ахиллинин…
Тут Нойманн схватил Ульяну под локоть и увлек к себе в кабинет. Потом затворил дверь и продолжил:
— Он действительно обладает невероятными, уникальными свойствами. Просто чудо-эликсир! Это уникальный препарат, который я испытал на нескольких пациентах с тяжелыми нарушениями в центрах головного и спинного мозга. И сработало! Они встали на ноги за считаные дни.
Ульяна поджала губы.
«Вот верь после этого Иноземцеву», — первое, что подумалось ей.
Конечно же, на нем луноверин в последнюю очередь стоило бы испытывать, он и без луноверина оригинал еще тот. И в сердце закралось алчущее чувство — ведь утекли промеж пальцев такие капиталы!
— Что, правда? — с придыханием спросила она.
— Оно и кашель лечит прекрасно. И столь безвредно, что Дюйсберг предлагает его использовать детям.
— Детям? — изумилась девушка. — Зачем же сразу детям?
— Это называется «Marketing». Можно детям — значит, его безопасность однозначна и не вызовет предупредительных отзывов.
Тут Ульяна вспомнила, как Иван Несторович ей кроликов и морских свинок показывал.
— Но ведь у месье Иноземцева сдохли все его зверюшки! — потерянно проронила она.
— Я не удивляюсь, — сардонически усмехнулся Нойманн. — У такого-то странного типа.
— Вам стоит выслушать его.
— Я уже выслушал. Довольно. И ничем помочь не могу. Ты сама говорила, что не он один дидаурицин вывел. Был химик из Лондона и еще кто-то там. Может, и мне тоже в голову пришла идея ацетилировать. Я и ацетилировал. Припоминаю даже… ах да! Еще в университете. И записи имеются. А если не имеются, я их сегодня же сделаю. Только мне в голову не пришло на себе все это испытывать!