!
И добавила по-русски, не сдержавшись:
— Дурень, вот дурень!
— Как же быть? — развел руками адвокат.
Ульяна напряженно размышляла, кусая губы.
— Пишите ему.
— Кому?
— Ромэну, черт его возьми. Пусть уточнит адрес.
* * *
Следующим днем Ульяна стала готовиться к охоте на Нойманна. Предстояло вернуть хорошее расположение ученого-фармацевта. И это после скандала, что учинил Иноземцев, оказалось делом непростым. Феликс был обижен, ревновал. И только узнав о смерти доктора, смягчился и принял свою экс-компаньонку.
Ульяна рыдала на его плече, жарко повествуя о том, каким тираном был ее русский супруг, что женился на ней шантажом, мучил презрением и бессовестно крал идеи, над которыми она работала украдкой, сколько позволял статус русской женщины.
Три вечера они провели, гуляя по живописным местам в окрестностях города и беседуя. Как и Герши, девушка легко увлекла молодого немца байками о своих похождениях, приправливая их слезным раскаянием и заверениями, что иначе было поступить нельзя.
На четвертый день пришла наконец телеграмма от Ромэна:
Дюссельдорф 16 января 1890 год
Месье Эмилю Герши
отель брайденбахер хоф зпт номер сто тридцать пять тчк
В недоумении, возросшем еще больше, Ульяна перечитала послание дважды. Огромный, богатый отель в четыре этажа, отделанный золотом, лепниной, зеркалами, паркетные полы и восточные ковры высокого ворса, надежная охрана, огромное количество лакеев, швейцаров, кельнеров и прочей челяди.
Никак сия роскошь не вязалась с унылым образом Иноземцева в грязном рединготе. Он ограбил кого? Нет ничего нелепее. Адвокат, испытывающий столь же смятенные чувства, что и Ульяна, осторожно осведомился:
— Быть может, стоит спросить месье Лессепса, как доктору удалось попасть туда?
— А лучше самой съездить в Дюссельдорф и убедиться, что Ромэн не шутит. Этот мальчишка порой пытается меня разыграть. Мелкий плут.
И отправили телеграмму: «как он попал туда знак вопроса».
На что вечером же пришел ответ: «встретил знакомого тчк имени не знаю зпт немец тчк».
Пришлось ехать в Дюссельдорф. На этот раз Ульяна переоделась в лесу. Мужской дорожный костюм, состоящий из потертой куртки-норфолк, клетчатых бридж, высоких сапог; рыжая краска на волосах, веснушки, те же круглые очки, что красовались на носу мадам Ману, на голове колониальный пробковый шлем песчаного цвета, в которых любили щеголять все путешественники, — пусть не по погоде, зато эффектно. В широкий карман куртки она положила паспорт на имя бельгийца Анри Буаселье и велодог на случай встречи с хищником. И отправилась в город пешком. Нужно было выглядеть как человек, прошедший немалый путь, — пыль, грязь, усталые глаза, — всего этого не добиться гримом. До Дюссельдорфа всего ничего — десять лье, да в дороге есть возможность спокойно порассуждать.
С рассветом тронулась в путь, до наступления темноты уже сидела в чудесном кафетерии на Аллеештрассе, попивала крепкий, бодрящий кофе и любовалась чудесной белой крысой, которую приобрела на птичьем рынке на Кенигсаллее. Когда совсем стемнело, подхватила в одну руку саквояж, в другую клетку со зверьком и смело зашагала вдоль рельсов городского трамвая к означенному отелю.
В вестибюле у стойки она принялась бойко сыпать французскими словами о трудном, но чудесном пешем путешествии вдоль Рейна, которое месье Буаселье предпринял, заключив пари с членами Парижского географического общества, сунула портье один франк и спросила номер на ночь, ибо сколь ни чудесен Дюссельдорф, нужно было спешить дальше — успеть ведь полагалось за восемь дней.
Услышав о Парижском географическом обществе, в котором состояли люди только приличные, портье тотчас нашел скромную, но свободную комнату. И франк был здесь совершенно ни при чем, конечно же.
— Мы с Мартой весьма вам признательны, — весело тараторил бельгийский путешественник, указав на клетку. — Знакомьтесь, это Марта! Моя подруга. Мы всегда путешествуем вместе. Она любит путешествовать, да. Такая удача! Я вам бесконечно признателен. Такой отель! Не посетить его, не насладиться его чудесным обслуживанием в течение хотя бы одной ночи — я бы не простил себе до конца дней своих. «Брайденбахер Хоф» — лучший среди отелей, уверяю вас, я в этом кое-что смыслю. Марта тоже довольна весьма. Гляньте, как чудесно она шевелит усами! Эй, Марта, пошевели усиками, ну же, милая…
Он хохотал, весело размахивая руками. Тут одно неловкое движение, и клетка с крысой полетела за стойку, зверек выскочил вон через предварительно отворенную дверцу и метнулся куда-то в угол. С победоносным воплем, который, однако, не перекрыл возмущенно-перепуганных криков портье, месье Буаселье перелетел через столешницу и принялся ловить своего питомца, успев, воспользовавшись сутолокой, прихватить и дубликат ключа от 135-го номера.
Теперь осталось дождаться ночи и поглядеть, кто обретался в этом номере.
И каково же было удивление Ульяны, когда, пробравшись на второй этаж, бесшумно прокравшись по мягким коврам, она отворила пресловутую дверь, о которой думала уже вторые сутки. А за нею, смешно посапывая, спал Иван Несторович Иноземцев. Ромэн не соврал.
Ульяна тихо пересекла гостиную со столом, мягкой оттоманкой и креслами, вошла в спальню и склонилась над ним, не сдержав облегченного вздоха. Конечно же, неправильно поступил доктор, воспользовавшись каким-то знакомством и выбрав место, чтобы спрятаться, столь публичное. Но ведь он еще жив, свободен, и, что самое удивительное, его сон был спокоен — явление столь редкое, как гроза в январе и снег в июле.
До рассвета оставалось шесть часов, необходимо было обследовать отель и найти способ отступления, на случай если доктора придут арестовывать. Вышла в коридор, спустилась в вестибюль — там дремал портье, рядом небось еще кто из слуг обретался, вооруженная охрана. Отель люкс-класса, и постояльцы здесь сплошь из важных особ. Хотела в залу для завтрака сходить, в танцевальную залу, банкетную, но натолкнулась на коридорного, тот стал допытываться со всей лакейской учтивостью, что, мол, гостю надобно, али заблудился? Ульяна помотала головой и повернула обратно.
Нехорошо было привлекать нежелательное внимание, и без того ее крыса наделала немало шумихи. Вот что ей стоило открыть номер отмычкой? Что за неуемная страсть к балаганщине? Ульяна начинала сердиться сама на себя не на шутку.
Вернувшись в номер Иноземцева, решила, что подпилить перекрытия у окон в гостиной — будет наиболее простым способом быстро исчезнуть. Провалился на этаж ниже, выбил стекло — и поминай, как звали. Пока осознают, что произошло, ты будешь уже далеко.
Следила она как-то по газетным выпускам об одном ловком домушнике, который грабил богатые особняки в Атлантик-Сити, в Америке. Завсегда из дома убегал таким вот способом. Приходил то в форме установщика сигнализации, то каким еще мастером прикидывался. В первый день делал вид, что провода тянет или что еще починяет, а сам подпиливал перекрытия меж первым этажом и подвалом. На следующий день — грабил и, ежели его заставали хозяева, феерично проваливался под пол и уходил через черный ход. И прозвали его за это «Аидом», владыкой подземелий. Очень ловкий был, Ульяна всегда с восхищением читала о нем.
Потирая от удовольствия руки, девушка быстро сходила в свой номер, взяла напильник со спрятанным в чреве клинком, его она всегда с собой в саквояже носила, вернулась, дверь на ключ затворила и еще раз проверила, крепок ли сон доктора. Тут ее взгляд упал на прикроватный столик, на котором стояли графин с недопитой водой и флакон с бромкамфорой. Ульяна ахнула — как же так, не луноверин, так снотворное. Присела рядом, стала гладить волосы доктора.
— Бедный мой Ванечка, совсем измучился, намаялся. Ты спи, я сама все устрою.
И принялась за перекрытия. Те были деревянными: балки пядь на пядь, ну может, больше — с кувырком, досками обшитые, меж ними смешанные с глиной опилки, уже довольно ветхая конструкция, ведь отель еще во времена Бонапарта построен. Ульяна, аккуратно приподняв ковер, вскрыла с помощью ножа доски паркета и принялась за верхний ярус дощатой обшивки — кропотливо, не спеша, с сильным нажимом, чтобы сухие доски издавали как можно меньше звука.
Вжик-вжик, минуту-две не двигается, потом опять вжик-вжик, остановится. Ночь, тишина. Если действовать в полную силу, в радиусе нескольких номеров будет слышна ее работа.
Ульяна приготовилась терпеливо пилить несколько часов кряду с попеременным отдыхом. Хуже всего было бы соседям из номера этажом ниже, но, к великому счастью девушки, внизу располагался небольшой коридорный выступ с горшком фикуса на подоконнике.
А ежели Иноземцев проснется, ведь только рад будет увидеть ее, да и то, как она старается с бесконечной преданностью и трепетом чувств уберечь его от возможного преследования. Осталось лишь с Нойманном разобраться, а потом она смело может сюда под своим обычным видом вернуться.
Доктор спал как убитый. Порой Ульяна вскакивала, шла в спальню, склонялась — дышит ли? Дышал, сопел, но до того крепкий сон у него был, что даже ни разу с боку на бок не перевернулся. Присев на край постели, в очередной раз устроив передышку, стала эту бромкамфару разглядывать, откупорила флакон, высыпала на ладонь пилюльки. Как бы не перестарался он с их приемом. Вздохнула, две штучки в кармане спрятала, решив Нойманну показать, чтобы он ее успокоил, не опасные ли таблетки пьет Иван Несторович.
Пыхтела и кряхтела девушка едва ли не до самого рассвета. Наконец, вырезав квадратное отверстие, чтобы беспрепятственно просунуть руку и распилить нижний ярус, она сотворила два надпила и поперек волокон балки. Вернула паркетные доски на место, расправила ковер и с замиранием сердца попробовала носком наступить, потом стопой — чувствовалось, что пол под ногою чуть прогибается, значит, ежели топнуть посильнее или подпрыгнуть, можно основательно провалиться, главное — костей не переломать.