Прощание с Далией запомнилось Нуре еще и потому, что именно в этот день она снова отправилась в хамам, чтобы пройти еще одну неприятную процедуру.
До свадьбы оставалось совсем немного. Через несколько минут после их прибытия в хамам к матери подошла известная в их квартале повитуха, и вскоре Нуре было велено следовать за ней. В просторном зале женщины шумели и брызгались водой, как маленькие девочки. Они сидели группами, мылились, терли друг друга губками или пели.
Дородная дама отвела Нуру в нишу в конце зала, глубокую, как кабина без двери, заглянула в нее и кивнула: «Здесь».
От матери Нура знала, что в этот день ей удалят все волосы на руках и ногах. Повитуха взяла специальный сладкий шарик из теста и прошлась им по телу Нуры, безжалостно и деловито обрабатывая участок за участком. Это было похоже на удары утыканной гвоздями доски или укусы ос. Боль усиливалась и стала невыносимой, когда женщина дошла до паха. Нуре казалось, что с нее сдирают кожу. Она заплакала, но повитуха, вместо того чтобы утешить, влепила ей пощечину.
— Молчи, девушка, — проворчала она. — Как ты будешь жить с мужем, если не можешь вытерпеть такое? Поверь, это цветочки.
Она вымыла Нуру, грубо тиская, и удалилась.
Подошедшая вскоре парикмахерша успокоила девушку, расстроенную бесцеремонностью повитухи, остригла ей ногти, вымыла и уложила волосы и рассказала, как быстрее довести мужчину в постели до экстаза.
Вспоминая те дни, Нура сравнивала себя с ягненком, которого мариновали и сдабривали пряностями, готовя к праздничному столу.
Парикмахерша напудрила и надушила ее. У Нуры пересохло в горле, но она не решалась попросить воды. Тело горело, а воздух в хамаме все накалялся. Когда Нура попыталась сесть, стена поплыла у нее перед глазами. Парикмахерша тут же подхватила девушку под мышки. Нура почувствовала на шее ее дыхание.
— Что с тобой, детка? — ласково спросила женщина и поцеловала ее.
— Я хочу пить, — ответила Нура.
Парикмахерша осторожно опустила ее на пол и быстро ушла. Вскоре она принесла холодной воды в медном ковше, и первый глоток причинил Нуре боль. Потом парикмахерша гладила ей грудь, а Нура безучастно следила, как набухают соски, словно они не были частью ее тела.
— Приходи ко мне, когда захочешь. Так, как я, не ублажит тебя ни один мужчина, — прошептала парикмахерша и поцеловала Нуру в губы.
После бани Нура с матерью возвращались домой молча. Нура была печальна, потому что вся радость предвкушения свадьбы у нее прошла.
Официальная церемония обручения проходила в доме ее родителей, едва вместившем всех приглашенных. В зале стоял тяжелый аромат благовоний, духов и воска. На всякий случай мать закупила в Алеппо сотню огромных свечей лучшего качества. Она не доверяла электричеству. Пока в стране хозяйничали французы, станция работала бесперебойно. Однако стоило стране обрести независимость, как ток стали отключать по два раза на неделе. Мать боялась остаться в темноте в день свадьбы или помолвки. В ее понимании это стало бы зловещим знаком, предвещавшим беспросветные жизненные тяготы.
Напрасно люди не слушали Сахар, когда выходила замуж ее племянница Бараке. Нура помнила, как в тот день погас свет. Никого, кроме матери, это не напугало. Масляные лампы зажгли тогда вопреки ее протестам. Сахар уговаривала не делать этого ни в коем случае, ведь запах нефти ядовит.
И когда через три года племянница Сахар отравилась после третьего выкидыша, мать не сомневалась, что причиной несчастья стало отключение электричества в день ее свадьбы.
Нуре надолго запомнился запах ладана. Отец хотел, чтобы было как в храме. Этот аромат казался ему чувственным. Юная родственница по знаку матери то и дело добавляла в медные курильницы кусочки смолы.
Но вот на стол вскарабкался отец с книгой в руках, и все притихли. Он прочитал несколько историй из жизни пророка, попеременно бросая строгий взгляд на женщин, беспрерывно жевавших конфеты и засахаренные фрукты.
Обручение по просьбе жениха проводил известный шейх мечети Омейядов Махмуд Надир. Сам Хамид не присутствовал. Обычай запрещал ему видеть невесту до свадьбы.
Нура в этом долгом обряде участия почти не принимала. Поскольку отец Хамида Фарси умер, жениха на церемонии представлял его дядя, снова прилетевший из Саудовской Аравии, на этот раз, как говорили, на королевском самолете, поскольку король был его другом. В присутствии шейха Махмуда он пожал Рами Араби руку, подтвердил желание своего племянника взять Нуру в жены и отдал ему остаток выкупа за невесту. Потом мужчины помолились, и шейх Надир произнес короткую проповедь о святости брачных уз.
Нура сидела в стороне на высоком, похожем на трон стуле, украшенном розами, лилиями и базиликом. Она оставалась серьезной, потому что улыбка могла быть истолкована как насмешка. «Можешь громко зарыдать, если получится», — советовала ей мать. Нура пыталась вспомнить печальные события из своей жизни или грустные фильмы, но в голове вертелись лишь сцены из свадебных комедий. Несколько раз она едва не прыснула от смеха, потому что заметила в толпе гостя, напомнившего ей героя одной египетской мыльной оперы.
Ко всему прочему, ее смешил дядя Фарид. Переживший недавно шестой развод в своей жизни и округлившийся, как арбуз, он стоял неподалеку от Нуры и рассказывал анекдоты. Его окружение хохотало так громко и заразительно, что мать Нуры вскоре попросила его перейти на другое место.
Мысленно поблагодарив маму, Нура прикрыла глаза и стала думать о мальчике, который так жалостливо плакал в доме ее подруги Надии под ножом господина Салиха. Так ей удалось заплакать, и вскоре мать и другие женщины принялись ее утешать. Потом мужчины читали вслух благословлявшие брак суры из Корана, и в общем хоре она различила голос отца.
— Моя маленькая принцесса, — сказала мать, повернув к ней заплаканное лицо, — Такова наша доля. Женщина должна рано или поздно покинуть родительский дом.
За несколько дней до свадьбы по обычаю праздновали «день хны». Для него всегда закупали немереное количество этой природной краски, а в доме собирались женщины, из родственниц и соседок, чтобы петь, танцевать и веселиться. Гостьи красили себе руки и ноги в красный цвет. Одни рисовали на теле геометрические узоры, другие довольствовались нанесением цветных точек.
Наконец наступил и день свадьбы, когда длинная процессия понесла подарки к дому жениха, и отец Нуры вздохнул с облегчением.
Впереди медленно вышагивали с десяток самых уважаемых жителей квартала Мидан. За ними следовал высокий человек в арабской одежде, который держал над головой раскрытый Коран. За ним шли два аккуратно одетых мальчика, у одного на голове была подушка жениха, а у другого — невесты, и четверо крепких парней с новыми матрасами и другими постельными принадлежностями. Шестеро мужчин, выстроившись в две колонны, несли на плечах свернутые ковры. За ними еще четверо толкали тележку с двумя небольшими шкафами и прикроватными тумбочками, закрепленными веревками. Человек атлетического сложения держал в руках большое зеркало в раме, где быстро сменялись прыгающие отражения домов. С десяток носильщиков шли, груженные посудой, за ними еще шестеро — столовыми приборами. Остальные тащили стулья и банкетки, подушки, сложенные занавеси и белье. Одни только платья Нуры, упакованные в разноцветные тюки, волокли шестеро парней.
В доме жениха гостей встретили ликованием, песнями и прохладительными напитками. Носильщики, получив от отца Нуры щедрое вознаграждение, поцеловали ему руку и, радостные, удалились.
Накануне Нуру еще раз подвергли осмотру. Парикмахерша внимательно изучила ее тело, удалив оставшиеся после первой депиляции волоски, и смазала всю ее сильно пахнущим жасминовым маслом. Затем Нура проскользнула наконец в тяжелое свадебное платье. Десять браслетов защелкнулись вокруг ее левой руки, на шее повисла массивная цепь, а в ушах заблестели серьги в форме обручей — все из чистого золота. Потом настала очередь румян и пудры. Когда женщины закончили, Нура не узнала себя в зеркале, такой красивой и женственной она стала.
Мать по правую руку и Майда по левую — вывели ее из родительского дома и посадили в разукрашенную повозку, словно сошедшую с экрана, на котором демонстрировалась египетская мелодрама. За нею выстроились в ряд двадцать других, в которых разместились родственники и друзья. Колонна пришла в движение и потянулась в сторону Прямой улицы, сразу оказавшись в центре внимания многочисленных прохожих, нищих и уличных торговцев. Время от времени в толпе раздавались крики: «Да благословит вас пророк! Да пошлет он вам детей!»
— А с одной из моих племянниц на прошлой неделе случилась беда, — рассказывала дорогой Майда. — Родители жениха за два часа до свадьбы потребовали освидетельствования ее девственности. Осмотр должна была провести их знакомая акушерка в присутствии будущей свекрови. Собственно, моя племянница, которая очень любила своего жениха и чувствовала себя на седьмом небе от счастья, не возражала, потому что действительно была невинна. А вот ее родители отказались наотрез. Они вообще посчитали это заранее продуманным маневром матери жениха, которая с самого начала не хотела этого брака. В результате получился большой скандал, не обошлось и без драки. Полиция приехала только через час. Ужас что творилось на внутреннем дворе! Груды мусора и разбитая жизнь моей племянницы — вот во что вылилась эта свадьба.
У Нуры похолодело в желудке. «Зачем она все это рассказывает? — подумала она. — Это что, намек?»
У дверей своего нового дома Нура сошла с повозки прямо в объятия торжествующей толпы. Здесь было больше сотни человек. Далия коротко обняла свою бывшую ученицу.
— Ты прекрасней любой принцессы из кино, — прошептала она и тут же исчезла.
Возле дверей к ней подошел мужчина из окружения жениха. Он принес стул, а одна из женщин протянула Нуре комок теста величиной с кулак. Нура знала, что надо делать. Она встала на стул и изо всех сил запустила комком в каменную арку над входом. Тесто прилипло, а толпу охватил новый приступ радости.