А он, Хамид? Что за вина лежит на нем? Он решил реформировать шрифт, не тогда ли начались все его несчастья? Забота о языке означает совершенствование человека. Почему же он встречал вокруг столько непонимания? Почему в нем видели врага ислама? В нем, праведном мусульманине, которому еще дед советовал не быть к себе слишком строгим? Поистине рай, как и ад, есть изобретение человека, и они существуют только на Земле. Хамид огляделся. Разве сейчас он не заперт в аду, в то время как его вероломная жена развлекается неизвестно где?
Несмотря на свое жизнелюбие, дедушка отличался сложным характером. С одной стороны, он производил впечатление счастливейшего в Дамаске человека, с другой — сильно страдал от разочарования в сыновьях. Он даже просил внука, чтобы тот рос как можно скорей, потому что видел в нем последнюю возможность сохранить созданное трудами всей своей жизни. Тогда Хамиду исполнилось семь лет. Стараясь выполнить дедушкину просьбу, он стал съедать за обедом двойную порцию.
Позже Хамид понял, почему его недолюбливала бабушка. Она вообще не выносила всего того, что нравилось дедушке: праздников, смеха, женщин.
— Стоит мне только найти кого-нибудь несимпатичным, как она тут же с ним братается, — сказал как-то дедушка.
Хамид поднес лупу к его лицу. Боль в уголках глаз и рта. Боль — вечная его ноша. Он был персом, четвертым ребенком в семье, бежавшей из Ирана в Дамаск. Фанатики на его глазах учинили расправу над сестрой и матерью, потому что дедушкиного отца обвинили в симпатиях к повстанцам-суннитам.
Многие беженцы находили тогда спасение в Дамаске, как прадедушка Ахмад с сыном Хамидом. Им чудом удалось вырваться из лап преследователей. Ахмад Фарси к тому времени успел хорошо разбогатеть на торговле коврами. На вывезенные из Ирана динарии он купил роскошный дом близ мечети Омейядов и открыл магазин на рынке Сук-аль-Хамидия, который после смерти отца унаследовал его сын.
Так прадедушка Ахмад и дедушка Хамид стали сирийцами. Отец Хамида до конца жизни ненавидел фанатиков любого толка и боялся их пуще дьявола. «Потому что дьявол, — говорил он, — господин с благородными манерами. Он не отнимал у меня ни жены, ни дочери. Их задушил мой сосед-фанатик».
Ахмад никогда не молился.
Его сын, дедушка каллиграфа, появлялся в мечети только для того, чтобы встретиться с кем-нибудь из своих компаньонов. Двери своего дома он держал открытыми для приверженцев всех вероисповеданий и часто обедал с иудеями и христианами, словно со своими кровными родственниками.
На фотографии дедушка был при галстуке и в жилете, из кармана которого торчали золотые часы. Хамид разглядел даже изящную цепочку. В то время его дед считался одним из самых влиятельных в городе купцов.
В день его похорон Хамид шел за гробом сам не свой от горя. Тогда ему было лет двенадцать, и он уже стал учеником известного мастера Серани. Мальчик не мог взять в толк, что больше никогда не увидит дедушку. Почему смерть всегда торопится забрать самых любимых? Почему именно дедушка, когда вокруг так много неприятных соседей?
Много лет спустя Фарси понял, что в тот день похоронил свое счастье. Словно он сам лежал в гробу рядом с дедушкой Хамидом. Никогда не радовалось его сердце так, как при встрече с ним. Конечно, Фарси достиг многого, и ему завидовали менее удачливые коллеги. Однако никто из них не знал, как тяжело бывало на душе у знаменитого каллиграфа.
Смерть дедушки Фарси перессорила его наследников. Отцу Хамида досталось только пять ковров. Дом получил средний сын покойного, магазин отошел к младшему. Отец Хамида никогда не проявлял интереса к семейному делу и выбрал в жизни собственный путь. Возможно, купец обделил своего первенца, так и не простив ему отступничества.
Он с детства отличался богобоязненностью. Стихи Корана и надписи на стенах мечети завораживали его задолго до того, как он смог их прочитать. Еще мальчиком отец Хамида решил учиться на каллиграфа. Он и стал им, однако до конца своих дней так и не смог подняться выше уровня посредственного ремесленника.
Мать Хамида утверждала, что ее мужа лишили наследства из-за нее. Это она не нравилась свекру, который с самого начала хотел женить сына на одной из его кузин. И это еще больше укрепляло ее во мнении, что семья мужа — за исключением его самого — сплошь состоит из подонков и злодеев.
Сестра Хамида Сихам усматривала в этом другую причину. Все дело в том, считала она, что отец Хамида незадолго до смерти деда заразил мальчика любовью к каллиграфии и тем самым отвадил от семейного предприятия. «Этот бездельник Ахмад, — якобы говорил дедушка, — трижды разбил мое сердце. Он женился против моей воли, пренебрег моим делом и совратил с пути истинного моего любимого внука».
Как бы то ни было, отец Хамида остался ни с чем. Однако, блюдя честь семьи, на скандал не пошел. Вместо этого Ахмад Фарси с удовлетворением наблюдал за неудачной коммерцией обоих своих братьев, в конце концов доведших магазин до разорения. Он видел в этом Божью кару, и сердце его переполнялось радостью.
Средний из братьев, Башир, вскоре после смерти дедушки заболел. Мышцы его атрофировались, так что он не смог ходить. Дядя Башир целыми днями сидел дома и проклинал жену, изводившую его своим поведением. Отец Хамида почти не навещал их дом, хотя тот находился в какой-нибудь сотне метров от его собственного и в том же самом переулке.
Когда же Хамид сам приходил к дяде, его глазам открывалось ужасное зрелище. Дядя Башир сидел на потертом матрасе посреди куч мусора, а его жены либо не оказывалось дома, либо она собиралась куда-нибудь уходить. Она никогда не отличалась красотой, однако умело красилась, была хорошо сложена и пахла изысканными духами «Вечера Парижа». Однажды Хамид взял себе один из голубых флакончиков, стоявших у нее в ванной. Его аромат каждый раз напоминал ему о тете.
Хамид часто являлся в дом дяди Башира, порой тайком от родителей. И вовсе не из сострадания, как объяснял он своей сестре. Дядя Башир удивлял его тем, что мог, не сходя со своего места, следовать за женой в чужие дома, где она встречалась с разными мужчинами, чтобы иметь возможность покупать себе платья, косметику или духи.
Одну за другой выдавал дядя потрясающие эротические истории. Он рассказывал их так, словно речь шла не о его супруге, а о совершенно посторонней женщине. Дядя с воодушевлением описывал ее любовные приключения и очень волновался, когда его героине угрожал ревнивый любовник или какая-либо другая опасность.
Дядя радовался, когда рассказывал о счастливой любви своей жены к другому мужчине, однако это не мешало ему осыпать супругу проклятиями, если она забывала приготовить ему обед.
— Стоит ей выйти за порог, и она становится для меня чужой. Но здесь она моя жена и должна все делать как следует, — так объяснял эту странность дядя Башир.
Дядя никогда не рассказывал одну и ту же историю дважды. Когда Хамида особенно трогал его рассказ, он прерывал его на полуслове:
— На сегодня хватит. Судачить о собственной тете — грех. Отправляйся домой и приходи, когда забудешь все, что я тебе говорил.
Но Хамид появлялся на следующий же день и делал вид, что ничего не помнит. Так хотелось ему услышать продолжение очередной истории.
Хамид приблизил лицо к снимку, разглядывая дядю Башира. Тот стоял рядом бабушкой, выпятив грудь и широко улыбаясь. Что за хрупкое существо человек! Малейший вирус или замыкание в мозгу — и он превращается из героя в тряпку.
5
Хамид перевел взгляд на бабушку. Она сидела не возле мужа, как обычно на семейных фотографиях того времени, а в стороне, на скамейке. Рядом она положила букетик цветов, словно в знак того, что место занято. Это был ее праздник. Бабушка происходила из знатного дамасского рода аль-Абед. Она любила поэзию и цветы. Ее отец, Ахмад Исат-паша аль-Абед, дружил с турецким султаном Абдулхамидом и занимал пост его советника.
Поэтому бабушка Фарида так обожала султана и ненавидела все связанное с демократией. Она оборвала контакты со своим братом Мухаммедом Али аль-Абедом, некогда преданным сыном Османской империи и послом султана в США. В Америке брат неожиданно изменил свои взгляды и превратился в пламенного республиканца. Позже он стал первым президентом Сирии.
Ахмад Исат был сказочно богат. Его роскошный особняк, построенный по проекту одного испанского архитектора, находился на площади Мучеников в центре Дамаска. Там, окруженная многочисленной прислугой, выросла бабушка Фарида. Как и ее отец, она говорила на четырех языках: арабском, турецком, французском и английском. Она стала первой мусульманкой, вступившей в женский литературный клуб, основанный в 1922 году представительницами знатных христианских фамилий. При поддержке жены президента, мадам Мушака, ей впервые удалось открыть в библиотеках читальные залы для женщин. Вскоре она взяла на себя организацию публичных чтений и переписки с известными писательницами со всего мира, которых приглашала выступить в Дамаске. В их числе была и Агата Кристи, чьи письма бабушка потом с гордостью всем показывала.
Она восхищалась своим просвещенным отцом, чей портрет висел у нее в салоне на почетном месте. Часто она стояла перед ним, словно погруженная в безмолвный разговор с этим маленьким бородатым мужчиной с умными глазами и большим носом. На том портрете Ахмад Исат был в парадной форме, с маленькой красной феской на голове. На груди его сияли огромные восьмиконечные звезды, кресты, красовались всевозможные медальоны на цветных лентах. Вся эта мишура нисколько не придавала ему величия. Хамид находил ее смешной, однако никогда не говорил об этом бабушке.
— Обезьяна в погонах, — прошептал Фарси фразу, которую столько лет держал при себе.
Бабушка Фарида принимала гостей по-королевски, давая понять, что они могут рассчитывать лишь на короткую аудиенцию. Она была красива, но уж слишком манерна. Фарси не мог вспомнить случая, когда она разговаривала с ним по-человечески. Как тогда, незадолго до ее смерти, когда он попросил у нее стакан воды.