Дин взял пневматический молоток, вернулся к Васосу и посмотрел в упор.
– Зачем это?
Коротким движением Дин вогнал гвоздь в колено. Васос взвыл.
– На самом деле, на свете не существует боли, достойной твоих преступлений, а потому, чтобы поберечь себя, постараюсь справиться относительно быстро. Это не значит, что тебе не придется страдать. Еще как придется. Но главное мое желание состоит в том, чтобы ты исчез с лица земли. Устал о тебе думать.
– Всего лишь исполнял приказы! Ничего личного!
– Можешь или скулить, как сука, или просто принять то, что происходит. Все равно ничего не изменится. Ты – последний в очереди на расплату. Все остальные или мертвы, или со всех ног убежали подальше от тебя и того психа, на которого работаешь.
Глаза Васоса налились кровью.
– Можно хотя бы сигарету?
Дин вытащил из кармана пачку и протянул, издевательски держа на недоступном расстоянии. Васос дернул ногой и задел бедро. Правда, удар оказался почти незаметным, поскольку из-за примотанной к балке шеи рычаг силы отсутствовал. Сигареты упали на пол. Дин улыбнулся, подошел к пленнику и вогнал еще один гвоздь – точно в коленную чашечку. Васос немного сполз и схватился за ногу, тщетно пытаясь его вытащить. Тогда Дин выстрелил еще трижды, пришпилив руку к бедру. Теперь у Васоса осталась только одна изуродованная рука – та самая, которую Дин обещал отрезать. Но помнил ли Васос угрозы так же ясно, как сам Дин? Он схватил обреченную руку, поднял над головой пленника и с помощью пневматического молотка пришпилил к деревянному столбу.
Не обращая внимания на вопли, отошел к столу и положил орудие труда, превращенное в орудие пытки. Рыдания звучали убедительно. Взял циркулярную пилу, включил мотор и вернулся.
– Я предупреждал, что это случится. – Поднял лезвие и слегка отклонился: зубья прошли сквозь кость, словно ее не было вовсе. Прибитая к стене кисть осталась на месте, а рука безвольно упала. Из страшной раны рекой хлынула кровь. У ног мгновенно образовалась красная лужа.
– Не стану тебя умолять, Кинкейд. Ты победил! – пронзительно взвизгнул Васос.
Дин испытал разочарование: радость жестокой мести оказалась не столь яркой, как он ожидал. Больше того: закралось опасение, что, верша самосуд, он предает Имоджен. Трудно сказать, получит ли еще один шанс, если она узнает подробности расправы. Пришло время заставить Васоса исчезнуть. Дин не лгал, говоря, что хочет прикончить его быстро. Ради сохранения собственного рассудка, если не для чего-то другого. Провел пилой по второму запястью и одновременно по ноге. Кровь брызнула фонтаном, рука дернулась, и рубашка Дина покрылась красными пятнами. Лицо Васоса стало серым от шока, из глаз полились слезы боли и страха. Дин выключил пилу, бросил на пол и потянулся за плоским резцом.
– Тебе повезло, сегодня я добрый. – Вонзил резец между ребер и с силой повернул. Васос отвратительно всхлипнул и затих, повиснув на пластиковой ленте. Все. Конец.
Отодрав от груди липкую рубашку, Дин с омерзением стащил испорченную одежду и бросил на пол, чтобы потом сжечь. Кровь Васоса начала засыхать и стягивать кожу. Он стоял неподвижно и смотрел, как из тела в прямом смысле вытекает жизнь, выливаясь на пол неровными струями.
Дин сдержал данное слово. Постепенно звук капающей крови смолк; теперь тишину нарушало лишь собственное дыхание. Предстояло заняться останками комедианта – но только после душа. К концу дня Васос бесследно исчезнет. Тело никогда не найдут, и Имоджен ничего не узнает.
Глава 49Охотник
Сейчас
Эдриан дремал на диване, когда послышался скрежет ключа; кто-то отпирал замок. В последние дни он почти все время спал, чтобы не думать о Васосе, которого малодушно бросил на растерзание Дину. Однажды приехала Имоджен, и они просидели до глубокой ночи, обсуждая подробности безнадежно запутанного дела. Бриджит Рейд лежала в больнице: ее состояние вселяло надежду на выздоровление. Серебряное облачко среди темных туч.
Эдриан сел, ожидая увидеть Тома, но внезапно оказался лицом к лицу с Домиником Шоу. Одетый в длинное шерстяное пальто, с кашемировым шарфом на шее, в гостиной Майлза тот явно чувствовал себя неуютно и старался не встречаться взглядом со смотревшими с полок пластиковыми астронавтами в прозрачных коробках.
– Позаимствовал ключ у Тома. Он зашел в магазин на углу. Кажется, там новый хозяин, – объяснил Доминик. Эдриан вскочил, на лету подхватив расстегнутые, грозившие сползти джинсы. – Решил, что пришло время побеседовать.
– Играешь не по правилам, Доминик, и сам это знаешь.
– Возможно. А еще знаю, что суешь нос, куда не следует.
– О чем ты?
– Дело давнее, Эдриан. Пора привыкнуть к тому, что Андреа теперь со мной.
– Андреа здесь ни при чем, но если уж ты о ней упомянул, то она замужем за твоим кошельком, а не за тобой.
– Представь себе: я видел, как на вечеринке ты копался в моем кабинете. Полагаю, ключ дал Том.
– Он беспокоится о матери.
– Послушай, приятель. Терплю тебя в жизни Тома лишь потому, что ты – его биологический отец. И все. Андреа хочет тебя видеть ничуть не больше, чем я.
– Уверен? – Эдриан улыбнулся. Если существовало что-то, в чем он не сомневался, то это ревность Доминика – возможно, граничившая со страхом. А если был в чем-то силен, то как раз в умении вызывать ревность соперников. Обнаружил талант случайно, а с годами развил и усовершенствовал. По спине пробежал холодок: глаза Доминика скользнули по фигуре и замерли на спускавшейся от пупка стрелке волос.
Эдриан с улыбкой прищурился. Если не знать обстоятельств, то вполне можно было бы уловить во взгляде намек на влечение. Неужели Доминик такой? Интересный поворот.
– Оставь мою семью в покое, – наконец потребовал Шоу.
– Твою семью? – Эдриан вовсе не был уверен, что правильно понял идею визита, однако если так, то выбора не осталось: придется дразнить медведя. Подошел ближе, глядя в упор и не позволяя отвести взгляд. На долю секунды Доминик опустил глаза, и Эдриан улыбнулся.
– Могу сделать твою жизнь очень трудной, Майлз. Добиться, чтобы Андреа поверила, будто ты совершил нечто очень плохое. Знаешь об этом?
– И все-таки больше не сможешь помешать Тому общаться со мной. Парень уже достаточно взрослый, чтобы самому решать, куда идти. Неужели считаешь, что выиграешь, если попытаешься испортить наши отношения? Что, по-твоему, почувствует Андреа, если сын выберет меня?
Доминик усмехнулся:
– Мне всегда было наплевать на Тома. Главное – Андреа, а мальчишка – лишь часть сделки. Довесок.
Эдриан заметил, как на груди Доминика что-то тускло блеснуло. Присмотрелся и увидел серебряный диск. В горле внезапно пересохло: на шее, под шарфом висел медальон. Доминик проследил за взглядом и вытащил украшение.
– Что это за узор? – Эдриан показал на причудливую череду сапфиров.
– Орион. Созвездие, – уверенно ответил Доминик.
– И откуда у тебя такая редкость?
– Андреа подарила. Сама придумала рисунок и заказала ювелиру.
– Значит, если бы я захотел такой же, то не смог бы пойти и купить?
– Здесь платина и сапфиры, так что вряд ли потянешь.
Эдриан ощутил потребность немедленно сесть. Ноги ослабли, колени задрожали: вспомнилось, как Васос описал самого главного начальника – того, кого боялся даже Антонис Папас. Того, кто, оставаясь невидимым, плел паутину страшной контрабанды.
– Привет, пап. – В комнате появился Том, и напряжение мгновенно улетучилось. Сын бросил рюкзак на пол и затопал вверх по лестнице.
– Спасибо, что привез его. – Эдриан ощутил необходимость немедленно выпроводить Доминика, чтобы хорошенько подумать. Играть следовало красиво.
– Надеюсь, мы поняли друг друга. Тебе пора отвалить.
– Непременно. Обещаю.
Доминик шагнул ближе и понизил голос:
– Знаю, что считаешь, будто она все еще тебя желает, но ошибаешься. Слышал бы, как она о тебе отзывалась в течение многих лет.
– Сейчас, когда мы снова об этом заговорили, думаю, что, возможно, поначалу не совсем проснулся и плохо соображал. Теперь все понимаю. Больше не сунусь, – процедил Эдриан сквозь стиснутые зубы, мучительно стараясь казаться искренним. Нельзя было выдать настоящие мысли, показать, что знает о медальоне и его значении.
– Отлично. – Доминик бросил ключ на стол и ушел.
Эдриан тяжело опустился на диван. Неужели это и есть главный торговец живым товаром, вершитель судеб? Отсюда его деньги? Одно не оставляло сомнений: сыну рядом с ним делать нечего. Если Доминик почувствует, что Эдриан подозревает правду, его дом станет опасной ловушкой.
Том спустился.
– Какая-нибудь еда у тебя найдется?
– В холодильнике завалялась пицца. Можешь разогреть. Послушай, хочу кое о чем попросить. Нам с тобой так здорово вместе. Было бы замечательно, если бы на некоторое время ты переехал ко мне жить.
Мальчик заметно удивился, но ответил без тени сомнения:
– Не могу бросить маму. Она и так почти все время одна.
– Знаю. Но хотя бы на несколько месяцев.
– Прости, пап, но лучше останусь дома.
– Поговорю с мамой. Если она согласится, изменишь решение?
– В чем дело, пап? Что-то узнал о Доминике? Ведешь себя странно.
– Не доверяю ему, вот и все.
– Я тоже не доверяю. Поэтому должен за ним следить.
Эдриан вздохнул:
– Будь осторожен, хорошо? Не проявляй любопытства. Если заметишь что-нибудь подозрительное, скажи мне, но больше никому. Понял?
– Расслабься, пап. Обещаю не делать ничего лишнего. – Том ушел на кухню.
Эдриан понял, насколько осмотрительно отныне придется действовать, но мысленно поклялся разоблачить и обезвредить Доминика. Главную тревогу внушал Том. Надо было давным-давно вплотную заняться отчимом; не изображать из себя отвергнутого и оскорбленного бывшего мужа, а следовать интуиции. Эдриан вытащил из нижнего ящика комода папку с финансовыми документами Доминика и разложил листы на полу, чтобы систематизировать все, что стало известно о его жизни.