Даша бежала к метро. Как ни странно, слез не было. Только злость. «Он не побежал за мной, значит, испытал облегчение. Я ушла, и, слава Богу. Баба с возу, кобыле легче. Так мне, дуре, и надо!» Ей ужасно хотелось заплакать, но никак не получалось. Сейчас внезапно рухнуло то, что больше года дарило ей радость и горе, ощущение своей избранности, красоты, а взамен… Ничего! Вот если бы сейчас поделиться с кем-то, может, стало бы легче. Но мама на работе, бабушка на даче, Ольга на Кипре… Боль вдруг стала непереносимой, она застряла комком в горле и мешала дышать… Даша остановилась возле троллейбусной остановки и рухнула на скамейку. Она посидела минут десять, уставясь в одну точку.
— Эй, подруга, ты чего? — раздался вдруг тихий женский голос.
Даша подняла глаза. Перед ней стояла девушка лет двадцати и смотрела на нее с явным сочувствием.
— Тебе плохо?
— Нет, — хрипло отозвалась Даша.
— Да ладно, а то я не вижу! Чем тебе помочь? Ты, может, деньги потеряла?
— Деньги? Нет.
— А, ясненько, с парнем поссорилась! Ну, ничего, это не смертельно, можешь мне поверить!
— Да нет, с чего вы взяли? Просто я… просто мне…
В этот момент подошел троллейбус, и народ, скопившийся на остановке, бросился его штурмовать, все, кроме девушки. Она присела рядом с Дашей и взяла ее за руку.
— Плохо тебе, да?
И столько искреннего сочувствия было в голосе этой незнакомой девушки, что Даша не выдержала, слезы градом хлынули по щекам, и она кивнула.
— Да, мне… плохо… Хуже не бывает!
— Бывает, ох бывает, — засмеялась девушка. — Ты даже не представить себе не можешь, как плохо иногда бывает человеку! — она глянула на часы. — Давай выкладывай, что у тебя стряслось?
И Даша, захлебываясь слезами, рассказала совершенно чужой девушке все.
— Так, — произнесла девушка, когда Даша умолкла. — Это конечно неприятно, но… не более того. Понимаешь, это не горе, это неприятность. Чуешь разницу?
— Но как же не горе? — растерянно спросила Даша.
— Милая, горе — это когда теряешь человека навсегда, когда он умирает, а пока он жив — это не горе. Ведь ты еще сможешь все поправить… Или он… А может, через месяц выяснится, что даже все к лучшему! Ты вон какая максималистка, а он… парнишка твой, он подкаблучник, маменькин сынок… короче, трус, а трусы — последние люди, они первыми предают…
Девушка говорила с такой убежденностью, что было понятно: все это она узнала на собственной шкуре и теперь хотела поделиться горьким опытом с младшей подругой…
— Вы думаете, он трус?
— Ну, я же его знаю только с твоих слов… Ты сама-то так не думаешь?
— Я не знаю… Мне казалось, что нет.
— Тебе, конечно, виднее, но ты сама подумай и реши для себя этот вопрос. Ну, я гляжу, тебе полегчало. Верно?
— Верно, — улыбнулась сквозь слезы Даша. — Спасибо вам.
— Не за что, — в свою очередь улыбнулась девушка и снова глянула на часы. — А вон и троллейбус идет. Мне пора уже. Не горюй, подруга, помни, как говорится, это горюшко, не горе!
И она вскочила в подошедший троллейбус, а Даша осталась сидеть. Ей и впрям стало легче. Как здорово, что подвернулась это девушка! Теперь она уже сможет пережить свое горе сама, не приобщая к нему маму, Стаса или бабушку. Даша поднялась со скамейки и медленно побрела к метро. Да, правильно, не надо никому ничего говорить, ни в коем случае, потому что близкие, жалея ее, будут ругать Юру и тогда уже все будет непоправимо. А так… Надежда все-таки остается…
Она вернулась домой и, как всегда, с восторгом глянула в окно, за которым текла река и зеленел Нескучный сад. Она открыла окно и подумала: как хорошо, что они переехали, а то каждый день пришлось бы смотреть на ту надпись краской на тротуаре: «Ты лучше всех на свете!»
Ей вдруг ужасно захотелось есть. Она быстро сделала себе яичницу и включила радио. Пел Максим Леонидов, которого она полюбила после песенки, где были такие слова: «Потому что зовут ее Дашей, то ли девочку, а то ли виденье». И вдруг она вздрогнула оттого, что он пел сейчас:
А где-то далеко летят поезда Самолеты сбиваются с пути, Если он уйдет, это навсегда, Так что просто не дай ему уйти.
Не дать ему уйти? Встать между ним и его мамой? Нет, пусть все будет так, как будет… Она и шагу не сделает. И очень кстати это новое дело, которое предложил Хованский. Помочь девочке найти отца. Да, именно этим она и займется!
Глава 2УДАЧНЫЕ ПОИСКИ
Даша гордилась собой. Она сумела прожить полтора дня, не подав даже виду, что почти убита горем. Она, конечно, рассчитывала, что Юра появится у них на даче, попробует помириться, но…
Вечером следующего дня она сказала:
— Мама, ты утром возьмешь меня в Москву?
— Возьму, конечно, что за вопрос, только зачем? Такая погода стоит, что тебе в Москве делать?
— Мама…
— Ну, хорошо, как хочешь, — пожала плечами мама. И не стала задавать никаких вопросов.
Зато Стас, когда они остались вдвоем, спросил тихонько:
— Сестренка, что с тобой случилось?
— Со мной? Ничего!
— Не ври, я же вижу!
— А что ты видишь, интересно знать?
— Ты мне не нравишься!
— Я тебе нравиться не нанималась!
— А хамить зачем?
— Извини. Знаешь, Стасик, я, конечно, тебе все расскажу, только не сейчас, ладно? Мне надо самой разобраться…
— А, так это не уголовщина?
— Уголовщина? Нет, это совсем другое… — грустно улыбнулась Даша.
— И я ничем не могу помочь? — сочувственно осведомился Стас.
— Можешь.
— Чем?
— Тем, что не станешь приставать с расспросами.
— Понял!
— Ну и чудно! Стасик, я пошла спать, завтра надо встать пораньше.
Едва она ушла, как в комнату заглянула Софья Осиповна.
— Стасик, что такое с Дашкой? Ты только не говори, что не знаешь.
— Но я и вправду только догадываюсь. Очевидно, поссорилась с Юриком.
— А! Ну, ничего, помирятся! — облегченно вздохнула Софья Осиповна.
Едва войдя в квартиру, Даша позвонила Хованскому. Он тут же схватил трубку:
— Лавра? Молодец, что приехала!
— Я же обещала! Ну, что дальше?
— Я сейчас к тебе подвалю, и мы двинем к Ляльке. Годится?
— Вполне!
— Тогда жди!
— Жду!
Кирилл явился довольно быстро.
— Заходи! — пригласила Даша.
— Да нет, чего время зря терять!
— Тогда пошли!
Дверь им открыла девочка на год моложе них, с каким-то тревожным выражением на милом веснушчатом личике.
— Привет! — сказала Даша.
— Привет.
Ляля смотрела на Дашу немного исподлобья, не зная еще, можно ли ей доверять. Даша поняла ее состояние и обезоруживающе улыбнулась.
— Ну, чем мы может тебе помочь?
— А ты разве не знаешь? — удивилась Ляля.
— Знаю, но в общих чертах. Ты всю жизнь считала, что твой папа умер, а недавно узнала, что на самом деле он жив, да?
— Да. Послушай, а вот то, что Кирка про тебя рассказывал, это правда?
— Но я же не знаю, что он тебе рассказывал! — засмеялась Даша.
— Ну, всякие эти истории с разными преступниками…
— Правда! Ты какой язык в школе учишь?
— Язык? Испанский, а что?
— Да нет, ничего, просто если бы ты учила немецкий…
— Что бы тогда было?
— Я бы тебе показала немецкие газеты, где про меня написано…
— Это когда ты воровку брюликов поймала?
— А, Кирюха тебя уже просветил!
— Будь уверена, Лавря, я тебе такую рекламу сделал!
— Ну и хорошо. Тогда начнем! Скажи мне, Ляля, ты уверена, что правильно поняла разговор мамы с подругой? Вдруг ты все-таки ошиблась?
— Понимаешь, не могла я ошибиться…
— Ты можешь повторить этот разговор?
— Еще бы!
— Тогда давай!
Даша поудобнее устроилась в кресле, приготовилась слушать. А Ляля задумалась на мгновение, потом начала:
— Было так… Я пришла с моря…
— С моря? — удивленно подняла брови Даша.
— Ах да… Мы с мамой ездили отдыхать в Кемер, это курорт в Турции. Ну, там вообще-то здорово, просто потрясно… Такое море, я первый раз в жизни в гостинице жила, мне все так нравилось… И маме тоже. А потом мама встретила там подругу, с которой давно не виделась, я ее и вообще не помнила. Тетя Ксюша, славная такая, веселая… И вот один раз мама говорит: «Хватит, Лялька, жариться, я больше не могу». А мне не хотелось с пляжа уходить, и я осталась, а мама с Ксюшей ушли. Потом мне надоело одной и есть захотелось, ну, я и пошла в номер. А там никого. Я сунулась в номер к тете Ксюше — и там никого. Я пошла их искать по территории и увидала, что они сидят в парке за столиком под зонтом. Я решила их напугать… Там сзади кусты были, я в эти кусты и залезла, притаилась, уже хотела оттуда завыть…
— Дурища ты, Лялька! — заметил Кирилл.
— Сам дурак! — привычно огрызнулась Ляля. — И вдруг я слышу, как тетя Ксюша говорит: «Зря все-таки, ты, Наталья, девчонку отца лишила». Я так и села. Неужели мама убила папу? А мама ей отвечает: «Я об этом ни одной секунды не пожалела! Зачем девочке такой отец?» — «Но ты же его любила!» — говорит тетя Ксюша. «Любила, ну и что? Он же не захотел с нами жить, у него свои соображения были, да и вообще, негодный он человек». — «Но все-таки отец…» — «Да какой он отец? За все годы хоть бы позвонил, поинтересовался… Так что я все правильно сделала, пусть лучше Лялька хранит память о хорошем отце, чем мучается мыслями, почему это он ее и меня бросил». — «И ты выдумала ей отца?» — «Именно! Все выдумала! И имя, и отчество, и фамилию, и биографию…» — Ляля замолчала, проглотила комок в горле. — Ну и вот…
— Да, дела, — озабоченно проговорила Даша. — А дальше что было?
— Дальше я отползла…
— Что?
— Отползла из кустов и побежала в номер. Ужасно боялась, что мама меня увидит. А потом было совсем плохо… Я пять дней беспрерывно притворялась и врала… Так противно…
— Мама ни о чем не догадывалась?
— По-моему, нет…
— И теперь ты хочешь найти этого человека?
— Хочу.