Один из его людей шагнул к ней и больно схватил за руки. Эбби не сопротивлялась. Бандит поволок ее назад к развилке. Пока он ее тащил, Эбби задела на земле ногой что-то мягкое — по всей видимости, человеческое тело. Смотреть вниз она не стала.
У людей Драговича касок не было, только головные фонарики. Они навели лучи на кирпичную стену.
— Вот, значит, куда ты нас привела, — произнес Драгович. — Слева ничего, справа ничего. Поэтому я делаю вывод, что нам нужно вперед.
Один из подручных Драговича — Эбби насчитала четверых, плюс он сам и Майкл — шагнул вперед и сбросил с плеч рюкзак, из которого вытащил шуруповерт и моток пластиковой гибкой трубки, похожей за толстую бельевую веревку. Загнав в стену три гвоздя, он обмотал их пластиком. На кирпичной кладке возник неправильный треугольник. Затем из рюкзака были извлечены две металлические пробки и отрезок электропровода. Подручный Драговича сначала загнал пробки в трубку, затем размотал кабель. Руки, сжимавшие Эбби, отволокли ее дальше по проходу. Остальные отошли сами. Зайдя за угол, все остановились.
— Не бойся, они тебя не тронут, — шепнул Майкл ей на ухо.
Все пригнулись. Бандит, который удерживал Эбби, отпустил ее, но лишь затем, чтобы самому заткнуть ладонями уши. Эбби последовала его примеру. Впереди подручный Драговича присоединил провода к пульту дистанционного управления.
Эбби не видела, как он нажал на кнопку. В следующий миг ее накрыло взрывной волной. Сжатый воздух волной пробежал по ее рукам, больно ударил по барабанным перепонкам, мощным кулаком стукнул в грудь. С потолка посыпалась пыль и мелкое каменное крошево. Эбби приготовилась к худшему, ожидая, что катакомбы вот-вот обрушатся и похоронят ее заживо.
Но этого не случилось.
Человек с детонатором что-то крикнул и бросился вперед. Остальные устремились вслед за ним. От кладки осталась лишь груда битого кирпича, над которой, медленно оседая, повисло пыльное облако. Лучи фонариков были бессильны проникнуть сквозь него. Впрочем, вскоре посреди завихрений пыли образовались небольшие дыры, пропускавшие свет. Лучи фонарей упали, нет, не на битый кирпич, и не на камень стены, а в темное пространство, скрытое до этого кирпичной кладкой.
Один за другим люди Драговича нырнули в образовавшуюся дыру. Эбби тотчас почувствовала на зубах и языке пыль. Казалось, пылинки проникли ей даже в легкие. К горлу подкатил комок тошноты. Стиснув зубы, Эбби шагнула внутрь.
В самой глубокой части катакомб лучи семи фонариков скользили по стенам, которые не видели света вот уже семнадцать столетий. Подземная камера, хотя и была чуть просторнее, напомнила Эбби гробницу в Косове — примерно три метра в длину и почти столько же в ширину, с довольно низким сводчатым потолком — его высоты хватало лишь на то, чтобы стоять во весь рост. Стенные росписи, покрывавшие буквально каждый квадратный дюйм, были довольно эклектичны: голуби, рыбы, шеренга солдат на плацу, чисто выбритый Иисус, выглядывающий из-за огромной Библии, бородатые святые и пророки с посохами в руках. В одном конце помещения располагалась округлая ниша, по обеим сторонам которой была нанесена христианская символика, огромных размеров христограмма и ставрограмма.
Между ними, заполняя собой тесную нишу, стоял саркофаг. Нет, не обыкновенный каменный, в каком нашли свое последнее пристанище останки Гая Валерия Максима. Эбби с первого взгляда заметила разницу. Этот был сделан из гладкого пурпурного камня и украшен изящной резьбой: внизу навстречу друг другу скакали две шеренги всадников, а на крышке целая флотилия вела морское сражение. Даже в свете фонариков каждая деталь была отчетлива и бросалась в глаза: каждое весло, каждый гребец, каждое кольцо на кольчуге, каждый узел на канате.
— И как только они затащили все это на такую глубину? — задумчиво произнес Майкл.
Драговин прошел через подземную камеру и, склонившись над саркофагом, прижался к нему щекой и раскинул руки, как будто пытался слиться в объятиях с древним камнем.
— Порфир, — произнес он, — право и прерогатива императоров.
— Это гробница Константина? — робко спросила Эбби.
— Константин был похоронен в Стамбуле. — Драговин оторвался от саркофага и повернулся к Майклу: — По-моему, это гробница его сына, Криспа.
Было в его голосе нечто такое, отчего по спине у Эбби пробежал холодок. Нет, это не злоба и не жестокость, а некая фамильярность. Эбби недоуменно посмотрела на Майкла.
— Как ты попал сюда?
— Они поймали меня на выезде из Сплита. У меня не было шансов сбежать.
Услышав его слова, Драговин рассмеялся.
— Прошу тебя, не лги своей подружке. Или ты считаешь, что она по-прежнему тебя любит? Ты сам пришел ко мне, точно так же, как и в Косове. Причем по той же самой причине. Ты хотел денег.
Внутри у Эбби все оборвалось.
— А как же Ирина?
— Ирина? — переспросил Драговин. — Кто такая Ирина?
Майкл понурил голову.
— Не было никакой Ирины.
— А как же фото в твоей квартире?
— Ее зовут Кэти. Она моя бывшая жена. Она никогда не была на Балканах и, насколько мне известно, живет со своим вторым мужем в Донегале.
Теперь на Эбби обрушилась вторая половина мира. Заметив ее расстроенное лицо, Драговин усмехнулся.
— А ты думала, что перед тобой ангел? Добрый шериф в белой шляпе? — спросил Драговин и мотнул головой. — Его интересовали лишь деньги. Как и всех в этом мире.
Эбби в упор уставилась на Майкла, моля бога, чтобы все это было неправдой.
— Но почему? Что случилось? Где твоя благородная цель? Ты ведь якобы сражался с варварами.
Майкл вымучил жалкое подобие своей коронной улыбки. Увы, настолько жалкое, что скорее получилась не улыбка, а гримаса.
— Сама знаешь: кого не можешь одолеть…
Впрочем, Драгович утратил к нему интерес. Он что-то рявкнул подручным, и те послушно встали по углам саркофага. На этот раз из рюкзака были извлечены короткие ломики. Грязно ругаясь и обливаясь потом, бандиты просунули их под крышку саркофага.
— И как только они притащили все это сюда? — повторил вопрос Майкл. Правда, на этот раз он предпочел встать к Эбби спиной.
Драгович указал на тонкую трещину в одном углу.
— В разобранном виде. Они принесли отдельные панели, а здесь просто скрепили их цементом. Та же «Икея».
Тем временем четверо подручных налегли на ломики. Это были крупные парни, тяжеловесы, но даже им пришлось как следует поднапрячься. Увы, крышка и не думала сдвигаться с места.
— Можем, лучше рванем? — предложил один.
— Нет, — отрезал Драгович и буквально пригвоздил их взглядом. В этот момент Эбби посетила безумная мысль: а не попробовать ли ей ускользнуть, пока на нее никто не смотрит? Но она не решилась.
— Нет, иначе можно повредить лабарум.
Подручные вновь поднатужились. Ломики едва не сломались, но камень снова даже не сдвинулся с места. Эбби едва ли не кожей ощущала охватившее всех напряжение. Казалось, еще мгновение, и нечто невидимое не выдержит и разломится.
Наконец усилия принесли плоды: сначала в одном углу, затем в остальных трех тяжелая крышка отделилась от саркофага. По подземелью прокатился глухой рокот. Это каменная плита съехала набок и стукнулась об пол. Драгович шагнул вперед и впился взглядом в открытый гроб.
Константинополь, июнь 337 года
В открытую дверь врывается слепящее солнце. Порфирий поворачивается ко мне.
— Пора. Так ты с нами или против нас?
Я сам по себе, так и хочет сказать мой язык.
— Мы можем тебя связать и оставить здесь, пока все не закончится. Или же ты можешь пойти с нами.
Выбора у меня нет. Мне хочется своими глазами увидеть, чем все это кончится.
— Я иду с вами.
Поднимаюсь вслед за ними по лестнице. Теперь я вижу, что их человек двадцать. Главным образом это коротко стриженные, широкоплечие легионеры. На них белая форма гвардейцев-схола-риев. Впрочем, это ничего не значит. Тот человек — у меня язык не поворачивается назвать его Криспом — идет впереди, так что мне видна лишь его спина. У него курчавые волосы. Они почти закрывают шею, длиннее, чем он носил одиннадцать лет назад, но, как и тогда, черные как смоль. Он и впрямь слегка сутулится на левое плечо или же мне только кажется? Походка тоже какая-то скованная. Интересно, он помнит, что я сказал ему тогда на морском берегу? Будь у меня хотя бы минут пять, чтобы поговорить с ним с глазу на глаз, и все бы тотчас встало на свои места.
Позади мавзолея по-прежнему высятся строительные леса, но толпе, что собралась во дворе, они не видны. Мы шагаем дальше, взбираемся вверх по деревянным настилам, переходя с одного уровня на другой; снизу доносится приглушенный гул голосов. Пока никто даже не пытался остановить нас.
Под медным куполом с внешней стороны ротонды устроена галерея, огороженная каменной балюстрадой. Между колоннами вставлены кованые металлические решетки. Снаружи решетки выкрашены золотом, хотя сзади видно, что они железные.
Мы приседаем за балюстрадой и ждем, вглядываясь в отверстия решетки. С высоты видно, что толпа уже почти угомонилась. Сенаторы и генералы заняли места на импровизированных трибунах рядом с погребальным костром. Красные квадраты легионов образовали вокруг них нечто вроде живой стены. Остальная масса народа стоит позади и вытягивает шеи, чтобы хоть что-то увидеть из-за их спин.
Сколько из них останется в живых к вечеру, если Порфирий сумеет осуществить свой план? По его словам, он хочет объединить империю. Но ведь даже у Константина ушло на это двадцать лет непрерывных сражений. Сомневаюсь, что все дружно поверят в чудо, которое Порфирий готов предложить народу. Я пытаюсь рассмотреть Криспа, но галерея узкая и тесная и до отказа набита гвардейцами. К тому же Крисп на другой стороне, за изгибом галереи, и потому не виден.
Далеко внизу погребальная процессия все еще медленно движется вверх по холму. Я поворачиваюсь к Порфирию. Он пригнулся за балюстрадой рядом со мной.
— Значит, Александр его обнаружил? Он узнал твой секрет? Именно поэтому ты убил его в библиотеке?