– Когда это вы все успели обсудить? – удивилась Даша.
– Какая разница? Главное, успели. И вот еще что… Ты скажи ему: если он тебя обидит, будет иметь дело со мной.
– Сам ему скажи!
– Скажу, не беспокойся. И еще, Дашка, ты глазки-то притуши немного, а то Петьку жалко, совсем извелся парень.
– А что, очень заметно, да? – всполошилась Даша.
– За три версты видать, – засмеялся Стас. – Огромными буквами на тебе написано: «Я влюблена как кошка!»
– Ну и пусть!
– Ладно, дело твое. А как думаешь, мы хоть что-то узнаем?
– Хотелось бы.
Петька, Оля и Игорь ждали в условленном месте. Петька был настроен в высшей степени мрачно, но делал вид, что ему страшно весело, и все время рассказывал анекдоты. Он заранее решил, что некрасиво демонстрировать всем дурное расположение духа. Но, увидев счастливые Дашины глаза, подумал: «А разве красиво отравлять жизнь людям своим сиянием?» И заткнулся. А потом и вовсе заснул с горя.
– Петька, просыпайся, подъезжаем! – толкнул его в бок Игорь.
– Что? – тот очумело захлопал глазами. – Я что, всю дорогу продрых?
– Именно.
– Да, зимой тут красивее было, – разочарованно протянула Даша.
– Естественно, зимой под снегом грязь не так видна, – засмеялся Стас. – Но, по-моему, все равно хорошо.
Они выехали на маленькую площадь. Стас затормозил.
– Ну, как действовать будем? Прямо в больницу двинем?
– Вряд ли в воскресенье в больнице мы застанем кого-то из врачей, – деловито ответил Петька. – Надо просто у первого встречного спросить, где живет Любимцева.
– А может, сначала заедем в старую школу? – спросила Даша.
– Нет. Дело прежде всего, а сантименты – потом! – решительно возразил Петька и вылез из машины. – Ох и воздух тут! Это вам не Москва! Да и вообще уютный городишко! По-моему, Стас, тебе надо будет после университета стать мэром Братушева! И превратить его в…
– В Нью-Васюки! – подсказала Даша.
Все расхохотались. А Петька обиделся. Но виду не подал. Его сейчас обижало все. И он направился к женщине, которая возле закрытого магазина торговала семечками. При виде возможного покупателя она приосанилась.
– Милый, глянь, каки семечки крупные! Вкусные, с сольцой, жаренные уже! Начнешь грызть – не остановишься.
Семечки и впрямь выглядели очень аппетитно.
– Мне стаканчик!
– Один, что ли? Да ты попробуй, милай, попробуй, каки вкуснючие-то!
– Ладно, давайте два стакана. А вы случайно не знаете, где докторша Любимцева живет?
– Любимцева? Докторша? Что-то я таких не знаю.
– Да она детский врач.
– Нет, не знаю. У меня детей-то нет. Мне и ни к чему. Да я ведь не братушевская, я из деревни, из Крынкина.
– Понятно, извините.
– Ишь ты какой вежливый, хороший. Тоже небось не здешний?
– Я из Москвы, вот докторшу найти надо…
– Ай заболел кто?
– Да нет.
– А ты, милай, в больницу сходи. Там-то знают.
– Спасибо, до свидания.
Петька бегом вернулся к машине.
– Налетайте, семечки потрясные! Я такие только в Одессе ел! Там они «конский зуб» называются. А про докторшу узнать не удалось. Тетка не местная. Поехали все-таки в больницу. Нянечка какая-нибудь там есть или медсестричка.
Но тут на площадь выехал велосипедист. Это был старик с развевающейся на ветру сивой бородищей. Он затормозил возле машины, бодро спешился и спросил:
– Что делаете, ребятня?
– Да вот, ищем докторшу Любимцеву, – ответил ему Петька.
– Любку, что ли?
– Ну да.
– Да она уже не докторша, пенсионерка вроде, Любка-то! И чего время с людями делает! Слышь, ребя, а вы что… Пьющие?
– Нет, непьющие, – покачал головой Стас. – Даже некурящие.
– Во дают! А на кой ляд вам Любка-то сдалась?
– Да поговорить нам с ней надо, говорят, она врач хороший, а у нас у знакомых ребеночек заболел, – вмешалась в разговор Оля. – И посоветовали обратиться к доктору Любимцевой.
– Обращайтесь, отчего ж не обратиться, – милостиво разрешил старик и уже собрался снова сесть на велосипед, но тут из машины выскочил Стас.
– А вы нам не скажете, где найти Любу-то?
Тот смерил Стаса оценивающим взглядом и сказал:
– Четвертной!
– Что? – не понял Стас.
– Гони двадцать пять рубликов, скажу адрес.
Стас тут же вынул из кошелька требуемую сумму.
– От это другой разговор. Значит так, сейчас езжай вправо, потом за почтой влево свернешь и дуй прямо до полуклиники. Там рядышком домик деревянный, старый, а крыша новая, шиферная. Там и живет Любка.
– А вы отчества ее не знаете?
– Да на кой мне ее отчество? Завсегда Любкой была… Хотя погодь, папку-то ее Иваном кликали. Значит, Ивановна она. Вот так!
И старик укатил, весьма довольный.
Дом под новой шиферной крышей они нашли довольно быстро. Он стоял в чудесном саду, благоухающем цветущей сиренью. Ее здесь было очень много, и лиловой, и розовой, и белой.
– Какая прелесть! – воскликнула Даша. – Больше всех цветов обожаю сирень…
– Ну что, все попремся или делегацию отправим? – спросил Стас.
– Для начала, я думаю, всем не надо, можно женщину напугать… – заметила Оля. – Для начала мы с Дашкой пойдем, а там посмотрим.
– Валяйте! – сказал Стас. – А мы пока по городу проедем. Я покажу ребятам, где было наше имение.
– Подожди, Стас, сначала надо еще узнать, дома ли она… – резонно заметила Оля.
Даша молча нюхала сирень, перевешивающуюся через аккуратный зеленый забор.
– Ладно, подождем десять минут, – согласился Стас. – Идите, собаки тут вроде бы нет.
Девочки толкнули калитку. Она сразу открылась. Но на участке никого не было видно. И окна были закрыты.
– Стасик, посигналь! – попросила Даша.
На звук автомобильного сигнала из-за дома выглянула полная женщина с тяпкой в руках.
– Вы к кому?
– Нам нужна Любовь Ивановна.
– Ну, я Любовь Ивановна, – женщина пристально вглядывалась в девочек. – Что-то я вас не признаю никак… Мы знакомы?
– Нет, – улыбнулась Даша. – Мы приехали специально с вами познакомиться. Какая у вас сирень! Чудо просто!
Женщина радостно заулыбалась.
– Нравится? Я тоже сирень люблю! Как зацветет, у меня прямо праздник на душе. Да вы проходите в дом, я сейчас, а то в огороде вожусь, руки грязные и сама как чумичка. Садитесь тут, на верандочке, я мигом.
– Какая приятная женщина, – прошептала Оля. – И врач, наверное, хороший.
– Мне тоже она понравилась, – кивнула Даша, оглядываясь кругом. На веранде, довольно тесной, стоял старенький продавленный диван, круглый стол, покрытый не новой, но чистенькой клеенкой, три стула и очень старый резной буфет. А еще на высокой табуретке стоял горшок с громадным филокактусом, сплошь усыпанным красными цветами.
– Смотри, Дашка, красотища какая, сколько цветов, я таких сроду не видала.
В этот момент вернулась хозяйка дома, в чистом синем платье в белый горошек.
– Ну, здравствуйте, – весело сказала она. – Что вас ко мне привело? Надеюсь, у вас никто не заболел? Вы ведь не здешние, правда?
– Да, мы из Москвы, – ответила Оля. – Это Даша Лаврецкая, а я Оля Жукова. Нам посоветовала обратиться к вам Наталия Дмитриевна Журавленко.
– Наталия Дмитриевна? Она жива? Слава богу! Неужто она меня помнит? Надо же! Так вы по какому делу все-таки? Хотя постойте, что ж это я вас тут пытаю, а про угощение забыла. Вы из самой Москвы ехали, голодные, наверное? Я сейчас мигом. Чайку поставлю, яишенку пожарю…
– Не надо яишенку, – воскликнула Даша, – вот чайку с удовольствием, кстати, мы вам тут конфеты привезли…
Через десять минут на столе уже стояли чашки, вазочки с вареньем, удивительно вкусный белый хлеб и красивая масленка с крышечкой.
– Ну, девочки, так в чем же все-таки дело? – ласково улыбнулась Любовь Ивановна. – И с чего это вдруг обо мне Наталия Дмитриевна вспомнила?
– Она сказала, что если кто и может нам помочь, то только вы! – пылко проговорила Даша. – Понимаете, моя бабушка была соседкой Евгении Митрофановны.
– А, так вы насчет баула? Из-за того, что я за ним не приехала, да? Вы его привезли?
– Значит, это вы должны были за ним приехать? – закричала Даша. – Но почему же Евгения Митрофановна не сказала, что это вы?
– Да что ты так кипятишься-то? – удивилась Любовь Ивановна. – Пойми, я ведь знаю, что там, в этом бауле. Может, конечно, нехорошо это, только поймите, ну зачем мне в этой жизни такие штучки-дрючки? Для Женечки они были дороги, но для меня… Куда я их дену? Я человек одинокий, детей у меня нет, ценности в них никакой… Я говорила Женечке, чтобы кому-нибудь другому оставила, Жанне, например, ей бы это пригодилось, а мне… Да что это с вами, почему у вас такие лица? Что стряслось?
– Понимаете, Евгения Митрофановна оставила баул моей бабушке и сказала: если через год никто не явится за баулом, отдайте его своей внучке, то есть мне.
– Ну и слава богу! – с облегчением вздохнула Любовь Ивановна. – Я в жизни от Женечки и так столько добра видела… Тебе эти штучки нравятся? Вот и владей, и пусть тебя совесть не мучает. Ох, Женечка, любила она почудить, – покачала головой Любовь Ивановна.
– Да, но ведь там есть еще камея… Она все-таки стоит денег…
– Даша, посмотри на меня, я что, буду камею такую носить? Смешно, ей-богу. Я всю жизнь в этом нашем Братушеве прожила, тут такие вещи не носят… А тебе – в самый раз, конечно, годика через три… Пусть твоя душа будет спокойна. Женечка мне еще при жизни все это отдать хотела… Когда я совсем девчонкой сопливой была, на бирюльки эти, конечно, заглядывалась, что говорить, я такого сроду не видывала. Мы в ужасной бедности жили, и тогда мне это все невероятной роскошью казалось. Только в туфлишки эти я и тогда влезть не могла, но шарфик, конечно, накидывала и с веером перед зеркалом вертелась. Бывало, что правда, то правда. Только Женечка мне сама же потом и объяснила, что память совсем не нуждается в вещах… Мы дорогих нам людей и без вещей помним. И я этот урок крепко усвоила. Сколько близких людей потеряла, от которых и карточки не осталось, а разве я их забуду? Так что Женечка правильно распорядилась. А ты хорошая девчонка, Даша. Честная, порядочная. Я рада, что такие есть… А то телевизор посмотришь, думаешь, кругом одни наркоманы да отморозки. Что ж вы булку-то не едите? У нас пекарня знатная, такой хлеб выпекает, любо-дорого.