Но ни в одной из этих брошюр не было написано, что мне делать с Линой. Я не сомневалась, что она откажется уехать из Академгородка, где у нее были друзья и славное имя основателя. Значит, придется расстаться с Феликсом – мне стало особенно обидно, что он мысленно уже принял этот вариант и готов жить без меня. А ведь всего пару лет назад он был готов стерпеть все тяготы российской жизни, только бы не расставаться со мной. Всего пару лет назад…
От этих мрачных мыслей меня отвлекли Сабинка с Нюрой, которые не стали есть мороженое в кафе, а принесли его домой. Мы устроили веселый ужин с мороженым, Сабинка даже научилась говорить «жоженое», так оно ей понравилось. И тут позвонила Лина:
– Ну, как ты там? – спросила она.
– Хреново, – созналась я.
– Так приходи ко мне, вдвоем тосковать веселей.
Я оставила Нюру укладывать Сабинку и отправилась к Лине. Глянув на мое расстроенное лицо, она мудро отметила, что ничего огорчительного еще не произошло, и посоветовала мне не играть «в глупую Эльзу»: авось, все обойдется.
И тогда я решилась сказать ей правду – что, мол, все может обойтись, если она согласится поехать с нами.
– И кем там быть? Старой приживалкой при вас?
Я не успела ответить на этот неразрешимый вопрос, потому что дверной звонок зазвонил громко и настойчиво. Я побежала открывать – кто бы это мог быть так поздно? – распахнула дверь и обалдела: передо мной стоял Марат в серо-голубой дорожной куртке, так идущей к его серым глазам, с маленьким чемоданчиком в одной руке и с мобильным телефоном в другой.
– Вот ты где, – сказал он, словно случайно заглянул к маме по дороге, а не прилетел из Москвы, – а я звоню, звоню, и никакого ответа.
Первая мысль «откуда он мог так быстро узнать, что Феликс уехал?» пронеслась у меня не в сознании, а в подсознании, и я застыла на пороге.
Он шутливо поднял меня и поставил рядом с вешалкой:
– Может, ты меня впустишь?
– Кто там, Лилька? – крикнула Лина, а он уже широким шагом вошел в гостиную и опустился перед ней на колени: «Просто блудный сын решил проведать маму».
Готова биться об любой заклад, что у нее в голове пронеслась та же мысль: «Откуда он мог так быстро узнать, что Феликс уехал?» – но она и виду не подала.
– Что-то случилось? – спросила она. – Ты ведь только десять дней назад уехал отсюда.
– Я думал, ты будешь рада.
– Я рада, но чувствую, что-то не так.
– О том, что не так, мы поговорим завтра, а сегодня поговорим о том, что так. – И Марат вытащил из чемоданчика большую картонную папку, из щели которой выглядывали разлохмаченные газетные листы: – Любуйтесь! – И он ловким движением фокусника распахнул папку – там лежали три пожелтевших от времени газетных листа. «Три статьи о детской клинике Сабины Шефтель» из ростовских газет за 1928, 1929 и 1931 год! Для копирования эти листы очень хрупкие и темные – да мне и не хотелось посылать вам копии, куда приятней лично предъявить оригиналы.
Я взвизгнула от восторга – перекидывался вполне осязаемый мост между изгнанием Сабины из института Отто Шмидта и тридцатыми годами. А если сопоставить эти статьи с высылкой Троцкого и со страхом Сабины при виде одной из них, знающему те годы многое становилось ясно. Практически можно было закончить нашу книгу.
– И ради этого ты примчался из Москвы в такую даль? – недоверчиво спросила Лина.
– Мама, я так привык сюда летать, что для меня это уже не даль.
Лина с заметным усилием поднялась с кресла:
– Ладно, раз ты уже тут, пойду закажу Насте чай и скромный ужин.
Настя жила в соседней квартире, и я попыталась остановить Лину:
– Зачем вам ходить? Я мигом смотаюсь к Насте и все закажу.
Но Лина была упряма, как всегда:
– Нет, ты не знаешь наших хозяйственных секретов.
Как только она вышла, Марат упал лицом мне в ладони и прошептал:
– Можно, я приду к тебе ночью, когда мама уснет?
– Так ты для этого приехал? – ужаснулась я.
– Конечно, для этого. Можно, я приду? И скорей, она сейчас вернется!
– Зачем это, Марат?
Он стиснул мои пальцы:
– Чтобы продлилась жизнь моя…
Честно говоря, как только он вошел, я поняла, зачем он приехал – ведь уже больше трех лет я знала, что он меня любит. И была этому рада. И ждала этих слов.
– Ладно, приходи. А я поскорей пойду отпущу Нюру к ее хахалю, она давно меня просит.
Как только в квартиру ворвалась Настя с подносом, полным всяких яств, я поднялась и поцеловала Лину:
– Я пойду, гляну, как там Сабинка.
– А меня? – попросил Марат. – Разве я не заслужил?
– Заслужил, заслужил! – И я, с притворной легкостью чмокнув его где-то между носом и ухом, почувствовала, каким высоким напряжением он заряжен, – меня просто ударило током от этого дружеского прикосновения.
Я вернулась к себе, убедилась, что Сабинка сладко сопит во сне, и отпустила Нюру:
– Утром я сама приготовлю завтрак, а ты приходи к девяти, если хочешь.
Нюра бурно взликовала, осыпала меня поцелуями и умчалась. А я осталась одна, все еще не веря, что разрешила Марату прийти. Пока я металась в нерешительности, не отменить ли всю эту безумную затею, позвонил Феликс: он уже прилетел в Мюнхен и завтра приступит к выяснению обстоятельств нашей будущей жизни.
– Ты уже решил, что я уеду отсюда?
– За тебя я решать не могу, но я точно уеду, – твердо отрезал он. – Я уже в аэропорту понял, сколько лет погубил в вашем захолустье.
Я положила трубку и почувствовала, что земля уходит у меня из-под ног. А раз так, пусть будет Марат – он не уехал от меня, а специально ко мне приехал. Я не стала притворяться недотрогой – я разделась, приняла душ, надела ночную рубашку и халат и приготовилась его ждать. Со стесненным сердцем я вспоминала ту ужасную ночь перед приездом Феликса, когда я выгнала Марата на лестницу и выбросила вслед ему пальто. Неужели мне опять будет с ним скучно?
Прошла целая вечность, пока он пришел. Может, это было всего полчаса, но они показались мне вечностью. Марат тоже не притворялся – на нем был только черный тренировочный костюм, выгодно подчеркивавший его серебристые виски. Войдя, он сразу погасил свет в гостиной и, подхватив меня на руки, внес в спальню. На этот раз он не набросился на меня, как взбесившийся буйвол, а медленно снял с меня халат и рубашку, посадил на кровать и, опустившись передо мной на колени, зарылся лицом у меня между бедер. Я потянула его за ворот черной рубашки, которую он быстро сбросил вместе с брюками, и я залюбовалась его отлично тренированным телом: недаром он оставил себе бассейн и гимнастический зал.
Перед моим взглядом мимолетно пронесся облик Феликса, но без угрызений совести, а скорей с упреком, – как он мог позволить себе отрастить небольшое брюшко? Пронесся и тут же исчез. Марат сел на кровать, усадил меня к себе на колени и начал медленно-медленно водить по мне ладонями, сначала кругами, а потом вверх-вниз, вверх-вниз от груди до колен, вверх-вниз, вверх-вниз. А дальше все поплыло, покатилось в тартарары, и где-то по пути я вспомнила, что он может делать это долго-долго. Но мне уже не было скучно, и я не хотела, чтобы это кончалось.
А когда все-таки кончилось, и мы лежали, обнявшись и тяжело дыша, он прошептал:
– Я хочу, чтобы ты всегда была со мной. Каждый день, утром и вечером.
– Но я замужем, или ты забыл?
– Ничего, я подожду, пока это пройдет. Я так давно жду, теперь уже осталось недолго.
– Господи, Марат, зачем я тебе нужна? Ты со своей красотой и деньгами можешь иметь все звезды мира.
– Могу, но не хочу. Мне нужна только ты.
– Почему?
– Понимаешь, я всю жизнь был сиротой, а на старости лет полюбил маму. И тебя вместе с ней. Любовь к тебе оглушила меня в тот день, когда мы сидели с тобой в зале заседаний и ты просила меня перестать терзать маму. Я вдруг осознал, что ты – единственный человек на свете, который знает про меня все, про меня и про маму. А когда ты пошла по проходу к двери, я пошел за тобой, огромным усилием воли подавляя безумное желание схватить тебя, усадить в машину и увезти куда-нибудь, где никто нам не помешает.
– Как же нам быть?
– Никак. Ждать подходящей минуты. И она наступит. – Он неожиданно обхватил меня ногами и стиснул с такой силой, что у меня перехватило дыхание: – Ты не прогонишь меня сейчас, как тогда? У нас еще вся ночь впереди.
Нет, я не прогнала его ни в ту ночь, ни в следующую, Конечно, я его не прогнала, а на следующий день он заехал за мной в университет и повез на обед к Лине. После обеда мы, как прилежные школьники, почти весь вечер просидели над записью тех обрывков воспоминаний, которые он за утро вытряс из Лины.
Где-то в перерыве он сказал:
– Завтра утром скажись больной и не ходи на работу. А в десять утра выйди из дому, пойди направо и сверни за угол – я буду ждать тебя в машине.
Всю ночь я не могла уснуть, переживая предстоящее свидание с Маратом. Мне стало страшно: такого напряженного ожидания встречи у меня даже во времена романа с Феликсом не было. От нетерпения я вышла из дому слишком рано и тут же сообразила, как нелепо буду выглядеть, топчась на углу за домом. Но, к счастью, машина Марата уже стояла за поворотом – он тоже не выдержал ожидания и приехал раньше назначенного часа. Когда я села в машину, он сказал, что накануне снял гостиницу в Новосибирске и мы можем провести там целый день.
Если Лина что-то и заподозрила, она ни слова мне не сказала. И я ей тоже. Хотя вся моя предыдущая жизнь повисла в воздухе на тонкой ниточке – я все еще любила Феликса, но не могла больше жить без Марата.
За эти дни я много узнала о Марате – странно, в последние годы мы очень сдружились, но я ничего не знала ни о его делах, ни о его проблемах. Он рассказал мне, как стал тем монстром, которого ненавидят и называют олигархом. Окончив институт тонкого машиностроения, он изобрел несколько блестящих медицинских приборов и с лихвой хлебнул горькой участи изобретателя. И однажды его осенило: почему он должен унижаться, чтобы другие заработали на его изобретениях? А что, если он попробует внедрить их сам? Это было время шальных денег, и он умудрился получить ссуду, на которую построил маленькую мастерскую по изготовлению своих приборов.