Наконец я решилась отправиться на поиски работы. Для этого мне нужно было преодолеть несколько комплексов, которые быстро образовались у меня после приезда. Здесь все выглядело иначе. Кому здесь нужна была моя с такой тщательностью выполненная диссертация без совершенного знания немецкого языка? Я с горечью отметила, что Феликс, принимая приглашение Университета, пальцем о палец не ударил ради моего будущего: он так волновался, что ему в какой-нибудь точке откажут, что не хотел осложнять свое положение проблемами неустроенной жены. В конце концов я нашла почасовую работу преподавателя физики в маленьком колледже для иностранных студентов, знающих немецкий еще хуже, чем я. Преподавание я всегда терпеть не могла, но ничего другого мне никто не предложил. На время моих уроков я наняла для Сабинки приходящую няню Ирму, которая ни в чем не могла ей заменить Нюру.
Мне все чаще хотелось позвонить Лине – мне так ее недоставало – но я могла себе это позволить крайне редко: хоть зарплата швейцарского профессора была «больше большой», но для нас, вывалившихся из российской глубинки голыми и босыми, ее было не достаточно. Нам пришлось купить все: от гарнитура для гостиной до мусорного ведра. Я часто писала Лине по электронной почте, но отвечала она редко, ссылаясь на слабость.
Я чувствовала, что ее московская жизнь была так же печальна, как моя цюрихская, и она не хочет мне жаловаться. Впрочем, иногда я подозревала, что она сердится на меня из-за Марата и потому не хочет со мной переписываться. С Маратом мы вовсе не переписывались – так мы решили, чтобы никого не навести на след его швейцарской авантюры. Несколько раз он появлялся в Цюрихе неожиданно, без предупреждения, и это каждый раз было для меня большой радостью.
Однажды в грустную минуту я решила пойти к Феликсу в университет во время обеденного перерыва, чтобы пообедать с ним в университетском кафе. Я позвонила ему, но телефон его был отключен. Я все равно пошла – я была в таком отчаянии, что просто не могла оставаться в полном одиночестве в своих четырех стенах. Хоть стен этих на деле было гораздо больше – десять или двенадцать, – жизни мне они не облегчали. Я подошла к кабинету Феликса и обнаружила, что он пуст. Не зная, как быть дальше, я направилась к выходу, и вдруг сквозь стекло парадной двери увидела Феликса: он, весело смеясь, шел по дорожке в обществе двух прелестных молодых девиц, причем одну из них он держал под руку, шепча ей что-то на ухо.
Ноги у меня стали ватными, и я бы, наверно, безвольно села на пол, если бы меня не поддержала сильная мужская рука: «Не плачь, Сабина. Просто доктор Карл Густав Юнг вышел на прогулку в сопровождении влюбленных пациенток».
Я подумала, что у меня начались галлюцинации, резко обернулась и увидела Марата.
Не в силах сдержать свою радость, я при всех отступила на шаг назад и прижалась головой к его плечу. Потом повернула голову и прикоснулась губами к его шее. Он обнял меня, и мне вдруг стало легко и спокойно.
– Господи! Ты здесь! Давно?
– Уже четвертый день. Но я не хотел тебе звонить, потому что у меня не было ни одной свободной минуты: я привез самую главную производственную линию и должен был ее смонтировать.
– Почему ты? Разве никого другого нет?
– Здесь нет. А московских специалистов я в свои планы не посвящаю.
– Ну да, конечно. А что же сейчас?
– Сейчас я выкроил несколько часов и пошел к тебе – мне не хотелось звонить, не разведав, кто есть дома. И вдруг почти налетел на тебя – ты заходила в университет. У тебя было такое несчастное лицо, что я не решился тебя окликнуть и пошел следом.
– И что мы будем делать?
– Мы поедем ко мне в отель. Мы так давно не виделись.
– Да-да, поехали к тебе. Только не надо идти вместе, чтобы нас не засекли.
Мы вышли по отдельности через разные двери. Марат остановил такси, подождал меня за углом и, как только я села рядом с ним, обнял меня и начал целовать – губы у него были такими горячими и нежными, что Феликс с его пациентками сразу вылетел у меня из головы. Из отеля я позвонила Ирме: попросила ее забрать Сабинку из детского сада и побыть с ней до моего возвращения. Мы с Маратом остались вдвоем и не могли оторваться друг от друга – это было такое счастье! На секунду где-то на задворках моего сознания мелькнула мысль, что Феликс уже вернулся домой и удивляется, куда я пропала, но мне было все равно. Я даже не способна была придумать правдоподобную ложь, чтобы объяснить свое отсутствие.
Марат сел на пол – он любил сидеть на полу у моих ног, прижимаясь к ним лицом:
– Я совсем, как Юнг у ног Сабины, восхищаюсь твоими божественными ножками!
– Я вижу, ты начитался романтических сказок!
Он стал облизывать мои колени, совсем как собака:
– Послушай, а зачем тебе вообще возвращаться туда? Останься со мной, я не уеду до конца недели.
– А что произойдет через неделю?
– Я открою тебе еще один секрет: позавчера я окончательно оформил покупку дома в Кюснахте, недалеко от завода и от бывшего дома Юнга. Переезжай туда. Дом еще пустой, но я оставлю тебе деньги, и ты купишь все необходимое.
– Ты с ума сошел! А Феликс? А Сабинка?
– Феликсу ты сейчас позвонишь и скажешь, что переезжаешь ко мне. Ему, конечно, сначала будет неприятно, но пациентки его утешат. А Сабинку мы заберем через пару дней – ведь мы, собственно, можем переехать в мой дом уже завтра, если с утра ты займешься покупкой мебели.
Мне безумно захотелось именно так и поступить – меня не испугала даже идея повторной покупки мебели, у меня ведь уже имелся некоторый опыт. Но здравый смысл – кто бы поверил, что у меня завелся здравый смысл? – подсказывал мне, что такую перемену всей своей жизни я не могу совершить стремительно.
– Нет, Марат, я мечтаю остаться с тобой, но не сейчас: ты должен вернуться на завод, а я должна уладить свои отношения с Феликсом.
Марат одним прыжком вскочил на ноги – тело его было ловким и гибким, будто ему было пятнадцать, а не пятьдесят – повалил меня на спину и сел на меня верхом.
– Я соглашусь подождать, если ты поклянешься, что за эти дни не дашь Феликсу до тебя дотронуться и не станешь умасливать его золотой ручкой, чтобы он простил твое странное отсутствие.
– Но как я могу? Он же мой муж!
– Поэтому я и не хочу, чтобы ты к нему возвращалась. Я больше не намерен тебя с ним делить! Если не поклянешься, я тебя не отпущу!
– А как я объясню? – я глянула на часы: был уже девятый час, надеюсь, они с Ирмой уложили Сабинку спать.
– Ты скажешь чистую правду: как ты увидела его на дорожке почти в обнимку с двумя девицами, пришла в отчаяние и решила уйти из дому. Опустишь только меня, впрочем, я не возражаю, если и упомянешь.
Я поспешно приняла душ, хоть мне все равно казалось, что я вся пропахла Маратом и его любовью, Марат вызвал такси, и я помчалась домой. Дома было тихо: Сабинка спала, Ирма ушла, а Феликс готовился к завтрашней лекции. Против обыкновения он оставил дверь своего кабинета открытой.
Услышав, что я вернулась, он не вышел мне навстречу, как обычно, а только поднял на меня глаза:
– Хорошо погуляла?
И тут я закатила грандиозную истерику – откуда только у меня взялся этот актерский талант? Впрочем, может, это был вовсе не талант, а просто из меня вырвалась наружу вся горечь этого года: я кричала, что он совсем забросил меня ради каких-то пациенток, что мне здесь тошно и невыносимо, что мне незачем с ним жить. И пусть он скажет спасибо, что я вообще вернулась домой после того, что увидела сквозь стекло университетской парадной двери.
Феликс испугался, он так испугался, что я подумала: нет ли у него за душой грехов посерьезнее, чем невинная прогулка по лужайке? Что ж, тем лучше, тем легче мне было выполнить клятву, данную Марату. Я запретила Феликсу прикасаться ко мне и впервые в нашей совместной жизни легла спать на диване в детской. Но человек – ненасытное животное, и меня немножко задело, с какой легкостью Феликс согласился лечь в постель без меня. Целую ночь я не могла уснуть, а все прикидывала, как мне сохранить Марата, не теряя Феликса.
Но утром все мои не слишком хитрые планы рухнули под давлением житейской правды. Как только я отвела Сабинку в садик и вернулась домой, я наткнулась на протянутые ко мне руки Феликса, который жаждал моего прощения и сохранения мира в семье. Из его объятий трудно было вырваться, и мне вряд ли бы это удалось, если бы не зазвонил телефон.
Я схватила трубку и услышала голос Марата:
– Лилька, случилась ужасная неприятность! Мама сбежала в Новосибирск!
– Что значит, сбежала?
– Вызвала такси, уехала в аэропорт и улетела ночным рейсом.
– Может, это не так страшно? Пусть немножко отдохнет от Москвы.
– Это очень страшно. Я просто не хотел тебя огорчать, но здоровье ее сильно пошатнулось. Ей необходим покой и постоянное лечение.
Феликс выхватил у меня трубку:
– А ты где был, когда она вызывала такси?
У меня сердце оборвалось – сейчас он ляпнет: «В Цюрихе».
Но я недооценила Марата:
– Я за час до того улетел ночным рейсом в Цюрих. И звоню сейчас из аэропорта: как только вышел из самолета, Люба дозвонилась мне, чтобы сообщить. Мамин мобильник не отвечает – она его не взяла или выключила. Я уже звонил Насте, но мама до дома еще не доехала. Сама Настя за этот год устроилась на другую работу. В маминой квартире год не убрано, полно паутины, холодильник выключен, а у нее сегодня неотложные процедуры в московской клинике. Я не знаю, что будет, если она их пропустит.
– Чего ты хочешь, Марат?
Ох, не любит его Феликс! Ох, не любит!
– Я хочу, чтобы Лилька поехала за ней в Новосибирск и привезла в Москву.
– А ты сам не можешь?
– Поехать могу, но привезти могу только в кандалах. Я целый год удерживаю ее в Москве насильно – ты же видишь, она точно рассчитала, когда ей удастся удрать.
– Но как Лилька может так вот взять и уехать? А что делать с Сабинкой? У меня целый день лекции и семинары.