– Нет, Марат, еще не пора. И не здесь, и не сейчас, когда по дому все еще бродит мамин призрак.
– Но у меня такая тоска! И только с тобой я могу немного забыться.
Я решительно сказала «нет», и Марат, покорно согласившись, тут же приступил к фортепианному соблазнению, состоящему в том, что его пальцы забегали по мне, как по клавиатуре рояля. С его стороны это было большим свинством, потому что он уже хорошо знал, как много времени – вернее, как мало времени – нужно, чтобы меня переубедить. Сам он при этом входил в настоящий транс такого накала, что через пару минут начинал задыхаться.
Доведя меня до полной потери здравого смысла, он хрипло прошептал:
– Ко мне мы теперь не дойдем. Пошли в мамину комнату.
Линина комната выходила прямо в гостиную, так что нам удалось без особых потерь до нее добраться, и мы согрешили прямо на той кровати, на которой Лина умерла два дня назад. В свое оправдание я придумала, что таким образом Лина нас благословила. Марат заснул, а меня начало мучить беспокойство: мне стало казаться, что кто-то бродит по гостиной, время от времени постукивая в дверь Лининой комнаты.
Пока я приводила себя в порядок, шаги и стук затихли. Я осторожно вышла в гостиную, плотно прикрыв за собой дверь. За окном уже начало темнеть, и гостиная с задернутыми шторами погрузилась в сумрак, а в сумраке кто-то сопел и шуршал бумагами. Я с замиранием сердца зажгла свет и, к своему ужасу, обнаружила Сабинку, сидящую на полу возле журнального столика и сосредоточенно раздирающую на кусочки сложенные на столике журналы.
– Что ты делаешь, Сабинка?
Она уже говорила вполне сносно, иногда путая немецкие и русские слова:
– Я тебя искала. Во варст ду?
О боже, как от нее скрыть, где я была?
– И что ты теперь делаешь?
– Сердяюсь.
– На кого?
– На дих.
Я почему-то перешла на немецкий:
– Варум?
Но она ответила по-русски:
– Зачем прятываться?
– Я не пряталась, я просто думала, что ты спишь.
Мне хотелось поскорее унести ее из гостиной, пока из Лининой комнаты не вышел Марат – я, конечно, понимала, что она не подумает о том, о чем подумал бы взрослый, но на душе у меня от всей этой ситуации становилось муторно.
– Идем к тебе, я тебя одену.
Я взяла на руки маленькое теплое тельце, Сабинка прижалась ко мне и потерлась щекой об мое плечо: «Ты так вкусно пахнешь».
Я-то знала, чем я пахну: счастье, что об мое плечо терлась Сабинка, а не Феликс. И мне стало ясно, что действительно с этой двойной игрой пора кончать.
К моменту возвращения Феликса я уложила Сабинку в постель, хорошо помылась в душе, и мы с Маратом, сидя на кухне, в который раз просматривали Линину книгу: полгода назад мы ее отпечатали и переплели в подарок Лине на день рождения. Вернувшись, Феликс скользнул взглядом по книге, но ничего не сказал, а стал выяснять, когда я собираюсь вернуться в Цюрих.
– Я еще об этом не думала. Ведь нужно разобрать Линины вещи и бумаги.
– А ты подумай, потому что я хочу уехать послезавтра утром – мне еще надо по дороге заехать в Берлин к маме, показать ей Сабинку.
Я мысленно отметила, что в Берлин он меня тоже не позвал.
– Отлично. Значит, я уеду дня через три, чтобы встретить тебя с Сабинкой в Цюрихе.
Феликс сказал тихо и внятно:
– Об этом не может быть и речи. Ты уедешь в тот же день, что и я, потому что я тебя наедине с ним в пустом доме не оставлю.
– Он – это я? – спросил Марат, медленно поднимаясь со стула. И я испугалась, что сейчас начнется – что именно начнется, я не знала, но я не хотела, чтобы оно началось.
Я бросилась между ними:
– Ладно, я тоже уеду послезавтра, не стоит из-за этого горячиться. Я постараюсь за завтрашний день разобрать хотя бы бумаги и письма.
– Марат, – сказал Феликс самым вежливым тоном, – ты закажешь ей билет на послезавтра? А мне опять завтра дашь машину на полдня, ладно?
Я посмотрела на Марата так умоляюще, что он немедленно согласился, но не удержался и спросил:
– А завтра ты не боишься оставить ее со мной? Правильно не боишься – я завтра с утра тоже уезжаю в город.
Мы тихо разошлись по своим спальням, причем я легла в комнате Сабинки, чтобы не оставаться с Феликсом с глазу на глаз.
Назавтра Марат с утра уехал в свой офис, а вслед за ним уехал и Феликс. Я же провела весь последний день в Лининой комнате, разбирая ее бумаги, и только перед обедом мы с Сабинкой опять сходили в бассейн, от которого она была без ума. Часов в пять я услышала, как во двор въехала машина, и я тут же взмолилась неизвестно кому, чтобы это был Марат, а не Феликс. Моя мольба была услышана: это действительно был Марат.
Он не вошел в Линину комнату, а остановился в дверях и поманил меня пальцем:
– Иди сюда. Где твоя сумка?
Я принесла сумку из Сабинкиной комнаты и положила на стол – это была самая заурядная дамская сумка с двумя карманчиками в подкладке и с накладным карманом на боковой стенке.
Марат ловкими пальцами выпотрошил сумку и внимательно осмотрел ее подкладку:
– Никуда не годится. Садись в машину, мы поедем покупать тебе новую сумку.
Я откуда-то знала, что хорошие вещи в Москве стоят безумных денег, и попробовала слабо возражать, но он меня не слушал.
Мы поехали не в город, а в местный универмаг, наполненный маленькими магазинчиками, в витринах которых были выставлены товары чудовищной дороговизны.
По дороге Марат включил радио и тихо сказал мне в самое ухо:
– После маминой смерти меня ничего здесь не держит, и я решил рвать когти. Но мои когти в нескольких местах вонзаются в самое мясо здешних дел, так что никто не должен даже подозревать о моих планах. Поскольку я не знаю, когда и как я доберусь до Цюриха, я принял кое-какие меры, чтобы обеспечить тебя, если что-то будет не так. Для этого тебе нужна новая сумка – в первую очередь на случай, если Феликс заинтересуется ее содержимым. Я специально купил тебе билет на рейс в Женеву, который уходит на два часа позже, чем его рейс на Берлин. Мы спрячем новую сумку в машине, и ты поедешь в аэропорт со старой, а на новую мы заменим ее, когда он улетит.
Тут мы подъехали к универмагу, и я так и не узнала, для чего он затеял все эти сложности. Мы быстро нашли магазин сумок, каждая из которых стоила целое состояние. Поскольку все они были очень хороши, я поняла, что Марат ищет в них не красоту, а что-то другое, и не стала вмешиваться. Наконец он выбрал одну из серебристой, кажется, крокодиловой кожи, заплатил за нее астрономическую сумму и повел меня в кафе на крыше. Там мы сели за столик и заказали по чашке кофе – я закрыла глаза, чтобы не смотреть на цену.
Марат осторожно вынул сумку из фирменного пакета и открыл:
– Смотри!
Я заглянула внутрь и не увидела там ничего особенного, кроме необычайной красоты отделки.
– Смотри лучше! – велел он и дал сумку мне в руки.
Я пощупала стенки и посчитала количество отделений – их было четыре, но опять не увидела ничего особенного. Марат взял у меня сумку и сунул палец в одно из боковых отделений: что-то щелкнуло, и под его пальцами открылось второе дно, похожее на маленькую пещерку.
– А это я приготовил для тебя! – он вынул из кармана три ключа на кольце и кредитную карточку на мое имя: – Это ключи от дома в Кюснахте.
Все это он аккуратно вложил в пещерку и закрыл ее. Стенки сумки сдвинулись, будто там ничего не было.
Он протянул мне маленький листок:
– Тут адрес в Кюснахте и секретный код карточки, запомни их и впиши в записную книжку как номера телефона, добавив необходимое количество цифр.
Он проследил, как я вписала номер и адрес в записную книжку под именем «Алиса», а потом вынул из кармана мобильный телефон:
– Это твой новый телефон с цюрихской карточкой. Запомни его номер и тоже запиши в книжку.
Когда я вписала номер под именем «зубной», он спрятал его в новую сумку, положил деньги за кофе на стол и поднялся с места:
– А теперь скорей домой, пока Феликс нас не засек.
Секунду подумав, он подошел к стойке кафе и купил какой-то замысловатый торт:
– Если Феликс уже вернулся, мы скажем, что ездили за тортом для прощального ужина.
Меня потрясло то, как он все заранее обдумал, но особенно поразил мобильный телефон с цюрихской карточкой – значит, он задумал это еще в Цюрихе.
По дороге домой он продолжил свои инструкции:
– В первый же день по приезде в Цюрих пойди в ближайший банк, возьми там ящик и спрячь в ящик все: ключи, карточку и телефон. Можешь для верности оставить в ящике записку с адресом, секретным кодом карточки и номером телефона.
Мы подъехали к воротам нашего дома и столкнулись носом к носу с Феликсом, который тоже в этот момент подъехал к дому с другой стороны.
– Спрячь сумку под сиденье, – прошипел Марат, вынимая из багажника коробку с тортом. Прежде чем Феликс успел открыть рот с вопросом, куда мы ездили, Марат тряхнул перед ним тортом, объявив:
– Ты как раз вовремя. Мы решили устроить прощальный ужин.
По лицу Феликса я поняла, что он не убежден этим объяснением, и пошла в атаку:
– А где ты мотался весь день? Или это секрет?
У него, как и у нас, ответ был готов:
– Я изучал московские рынки, чтобы купить маме все, что она просила. – И он тряхнул перед нами двумя большими сумками, полными всякой дребедени вроде матрешек и плюшевых мишек. – Разве ты забыла, что мама открыла в Берлине небольшое туристическое агентство для желающих посетить Москву?
Я действительно вспомнила о мамином бизнесе, но все равно осталась при убеждении, что Феликс врет. Чем, интересно, он был занят весь день в Москве?
На следующий день мы с Феликсом сводили Сабинку на прощание в бассейн и себе тоже не отказали в удовольствии поплавать.
Когда мы, мокрые и примиренные водной процедурой, уселись на бортик бассейна, Феликс неожиданно перестал дуться и поцеловал меня с забытой нежностью:
– Скорей бы уже приехать домой и опять зажить нормальной жизнью.