– Отличил бы. Настоящая кровь темнеет, сворачивается. А эта осталась такой же яркой. Она была предназначена для того, чтобы обманывать со сцены доверчивых зрителей, а не вводить в заблуждение профессионалов… А одежда была новенькая, только что купленная, с нее срезали бирки и ни разу не надели. Думаю, преступники очень боялись разоблачения, а по ношеной одежде еще остается мизерный шанс найти ее хозяйку. Но я бы все же посоветовал вам задуматься над кандидатурой автора этого милого розыгрыша! А также позаботиться о том, чтобы эта история не попала в газеты… Насколько я понимаю, вы в этом совершенно не заинтересованы.
– Правильно понимаете, – ответил Олег, и они с Кириллом понимающе переглянулись. Незадолго до визита следователя Малевич развернул с порога нахального журналиста какой-то паршивой желтой газетенки. Как он проник в клинику, осталось непонятным – скорее всего, сунул кому-нибудь взятку, твердо рассчитывая на хороший гонорар. Попытка самоубийства помощника депутата – чем не сенсация? Но на этот раз акула пера осталась без добычи.
Он полез в кожаную папку, которую перед тем поместил на край стола, и достал сложенную вчетверо газету – дрянной бульварный листок, выродок желтой прессы. Дрожащими руками развернул и сунул Лаврову прямо в лицо.
– Читай, пока твоя Юля не вернулась. И тихо.
«Сын маньяка стал помощником депутата» – нахально уверял заголовок. Пробежав глазами небольшой текст, Лавров вернул Олегу листок.
– Дурацкая утка.
– Это не утка.
– Да?
Помолчали.
– Я теперь понял. Мелкий, я не знаю, что тебе сказать. Но мы друзья, понимаешь? Всем наплевать…
– Нет. Не всем. Лавров, не суетись. Я знаю, что ты хочешь сказать. Ты меня выслушай. Меня кто-то слил. Кто-то, кто знал. А знали немногие, и почти все уже умерли. Я рассказал об этом одному человеку…
– Кому, Зайцев? Кому тебя дернуло рассказать?
– Жанне.
– Да… Зачем?
– Затем. Ей все все рассказывали, так ведь?
– Не знаю.
– Так и есть. Она у нас вроде жилетки. Все секретики говорят и плачутся.
– Но Жанна не могла!
– Мне сейчас кажется, что могла. Слушай, а помнишь, как она к тебе на дачу примчалась, когда вы с Юлькой помолвку устроили? Помнишь, какая была злая? И сказала что-то вроде: ну, я вам устрою! Так оно было?
– Так. Или почти так, я точно не помню. Все быстро произошло… А потом она уехала как-то странно… сказала, что продала свою квартиру и собирается где-то отдыхать.
– Ну да. Она спятила, Лавров, просто спятила!
– С чего бы это?
– С ума она спятила! Она тебя любила, так? Еще до того, как ты на Субботиной женился. Потом ты начал к ней от жены бегать, она обрадовалась. Старая любовь не ржавеет… А когда Вера погибла – Жанна рассчитывала тебя заполучить. И опять не вышло. Ты снова женился, да еще на ее подруге, с которой она же тебя и познакомила!
– Все так. Да ну, Олег, это недоказуемо. Потом, я не верю, что Жанна могла такое устроить… Да как она могла узнать, в каком клубе ты будешь? Пусть она даже наняла кого-то, чтоб тебя жестоко разыграли – как эта подставная жертва узнала тебя в клубной толпе?
– Во-первых: мы звонили Жанне из клуба. Она знала, где мы. Во-вторых, эта девушка появилась только через часа два после звонка. И третье: там было мало народа. В конце концов, я не самый малозаметный человек… Технически – ничего невероятного.
– Господи… – Дмитрий потер лоб. – Но послушай… Все равно можно что-то сделать. Этой дряни на туалетной бумаге, – он кивнул на газету, – все равно никто не поверит.
– Оставим этот разговор, – махнул рукой Олег. – В любом случае моей карьере пришел конец. Человек, чья биография… В общем, ты понял.
– Перестань, в России издавна сын за отца не отвечает…
– Смешно, – кивнул Олег. – Я пойду, пожалуй. Увидимся.
– Погоди… Что, собственно, ты намерен делать?
– Пока не знаю. Мой депутат предлагает уехать, подлечиться в одном подмосковном санатории… Думаю, я так и поступлю. А потом посмотрим.
Глава 19
– Глупо заводить ребенка, чтобы посадить жену под замок, – сказал сам себе Лавров. – Но она бывает дома все реже и реже…
– Мой Димасик опять о чем-то грустит? – спросила Юля, появляясь в дверях. На ней был эффектный белый костюм, темные волосы высоко забраны и небрежно скреплены длинной серебряной шпилькой, на лице – ни капли грима, только губы чуть тронуты светло-алой помадой… Кинозвезда!
– Потому что Юлясик опять куда-то намылился, – сделав соответствующие выводы, пояснил Дима. – У тебя съемки?
– Ум-гму, – промычала Юля уже из прихожей. – Я же тебе вчера говорила!
Лавров напряг память – и правда говорила. Значит, сам виноват. Задержался дома только для того, чтобы подольше побыть с женой. Может, пойти все же на работу?
И тут зазвонил телефон. Это была Ольга, напоминала о давнем обещании.
– Дим, мне неловко, но ты сам предложил…
Было такое, предлагал. Предлагал запустить в номер Олины платья. Ее модели, продававшиеся в одном авторском магазинчике, большой популярностью пока не пользовались. Нужно отпиарить их как следует, дать фотографии, пусть напишут пафосную статейку, может, интервью…
– Я помню. Просто как-то закрутился. Слушай, подъезжай прямо в редакцию, ладно? Нужно все это перетереть, выясним, что нам нужно, кофе где-нибудь выпьем. Через час, хорошо?
– Давно пора, – в голосе Ольги слышалась ее неподражаемая, нежная улыбка. – Оцени, я даже не прошу времени на сборы…
– Ценю!
Он был уверен, что Ольга опоздает, но, паркуясь у редакции, увидел ее выходящей из магазина. Значит, уже давно подъехала и ждет его.
– Хей! – крикнул Лавров.
Оля услышала, замахала рукой.
В кабинете, некогда принадлежавшем Вере Субботиной, было прохладно, тихо и пахло нежилым. Раньше здесь всегда стояли цветы. На подоконнике, на шкафу, на столе… Теперь цветов нет. Зато есть огромная малахитовая пепельница – благодарные подчиненные преподнесли новому хозяину.
– Ну, Лель, чего мы хотим? Я тут подумал – может, интервью забабашить? Представь: ты рассказываешь о своем творческом пути… Слушай, а чего ты такая потухшая? Случилось чего?
– Ничего особенного, – отмахнулась Ольга. – Голова немного болит.
Этот ответ в принципе казался совершенно нормальным и обычным, но странно было слышать его именно от Ольги. Обычно очень живая и шумная, в другое время она бы непременно вываливала на голову желающего слушать целую кучу новостей, передавала самые незначительные монологи в лицах, за неимением лучшего – жаловалась на жизнь, на погрязшего в работе Малевича, на погоду, на соседей и на кризис жанра.
– Скажи, а у тебя так не бывало… – помолчав, сказала Ольга. – Предположим, живешь ты, живешь. Нормально все, хорошо даже. И вдруг вспоминаешь, что когда-то давно обидел неплохого человека. Или совершил какой-нибудь другой неблаговидный поступок.
– И мучаешься угрызениями совести? – проявил редкую понятливость Лавров.
– В том-то все и дело, что нет! Ты мог и до этого время от времени этими угрызениями мучиться, или еще раньше, когда все только что произошло, отмучиться раз и навсегда. А просто появляется вдруг предчувствие возмездия, которое, на самом деле, неотвратимо.
– Лелька, да что с тобой! – не на шутку уже испугался Лавров. – Я сроду от тебя ничего подобного не слышал!
– Ага, ты и полагал, что я в состоянии думать только о тряпках и прочей ерунде?
– Извини, я не понял: это ты свои модели тряпками называешь?
– Да ладно, я шучу.
– Так, значит, у тебя дурные предчувствия?
– Слушай, психолог! – расхохоталась вдруг Оля. – Не будем мы делать интервью. Во всяком случае, не в этот раз. У вас есть там рубрика, в которой обозреваются всякие интересные магазинчики. Можно просто написать про тот, где мои детишки продаются? В таком духе: а еще там можно купить замечательные вещи талантливой…
– Высокоталантливой!
– Гениальной! Точно, гениальной Ольги Сербиновой. И я тебе благодарна по гроб жизни, лобзаю твои домашние тапочки и все такое. А кофе пить будем? Только давай не у тебя, хорошо? Твой кабинет напоминает мне мавзолей.
Сотрудники были деморализованы визитом хозяина и удивлены его краткостью.
– А чего приходил, так и не сказал, – кивнула Яна, и жизнь журнальная закрутилась в привычном ритме.
– Хорошее местечко «Кофе и сливки», правда? Обожаю здешние эклеры!
– Слушай, Лелька, а помнишь, как к нам этот чудик-экстрасенс прибился? Ну, Малевич его привел?
Оля фыркнула и пустила через соломинку пузырики в свой бокал с молочным коктейлем.
– Как не помнить! Такое не забывается!
Экстрасенс действительно был выдающийся. Он оказался бывшим одноклассником Малевича – впрочем, закончившим свое образование на восьми классах средней школы. После он, по словам Кирилла, пытался поступить в медицинский институт, но у него не получилось. Неудавшийся медик Ваня Барышников устроился работать в морг, где его основным занятием стало приготовление учебных экспонатов. Специализировался он на скелетах, а технологии, нужно заметить, были довольно-таки примитивные. Ваня Барышников поливал невостребованных покойников из леечки кислотой до тех пор, пока не свихнулся и не счел себя самым великим экстрасенсом всех времен и народов. Сердобольный Малевич, встретив его, полуголодного, небритого, но просветленного, угостил ужином в каком-то кафе, а потом решил, что не имеет права лишать своих любимых друзей такого ценного знакомства. В тот же вечер Кирилл привел Ваню к себе и познакомил с приятелями. В теплой и дружеской атмосфере Ванины таланты расцвели пышным цветом. Кириллу он предрек скорую поездку за границу, которая перевернет всю его жизнь. Мнительному Олегу были предсказаны неприятности со здоровьем, и он смог прийти в себя, только когда «закодированный от алкоголизма» Лавров (с чего Ваня взял, что у него есть проблемы с алкоголем?), не моргнув глазом, выпил бутылку шампанского и ничего страшного с ним не произошло!