Это объясняет его американский акцент.
– Надолго собираешься? – спрашивает Эмили.
– Зависит от обстоятельств.
– Каких?
Рафаэль смеется, но не отвечает. Они молчат всю оставшуюся поездку вниз с горы.
Глава 10
По какой-то причине Эмили не может успокоиться в этот вечер. Тотти тоже не помогает: бродит по дому, вздрагивает, прыгает на каждую тень.
– Ты должен создавать чувство безопасности, – говорит Эмили, вытаскивая Тотти из гостиной, где он рычал на стол последние десять минут, – а не вести себя так, словно за каждым предметом мебели прячется убийца. – Она думает о Рафаэле: «Говорят, за каждым деревом прятался партизан». Неужели ее дом вдруг стал линией фронта в какой-то необъявленной войне? «Чушь, – убеждает она себя, ведя Тотти в кухню. – Череп был одноразовой акцией. Кто-то пошутил. Этого больше не повторится». Тотти застывает и начинает рычать на холодильник.
– Успокойся, Тотти, – говорит Эмили, предлагая ему еды. Жадность в глазах собаки несколько секунд борется со страхом, но потом жадность побеждает. Он устраивается поесть, мускулистый хвост колотит по стене. Эмили вздрагивает от этого звука. Боже, что за нервный вечер. Она идет к задней двери и выглядывает на улицу. В оливковой роще ухает сова, но в остальном все тихо. Эмили захлопывает дверь, а потом, подумав, запирает ее.
Чарли спит. Сиена в своей комнате, в наушниках, отгородилась от внешнего мира. Пэрис, к радости Эмили, гуляет с друзьями из школы. («Они близкие друзья, дорогая?» – «Да нет». – «Может, ты бы хотела пригласить их к нам как-нибудь?» – «Нет, спасибо».) Эмили должна писать следующие «Мысли из Тосканы», но поездка в горы, знакомство со Стайн, изумительно красивая церковь с чудесным видом и, самое главное, довольно тревожный разговор с Рафаэлем по пути домой продолжают крутиться у нее в голове. «Эти холмы назывались Готской линией… Говорят, за каждым деревом прятался партизан… Захоронение – это след повреждений слоев… На самом деле у меня есть дочь в Америке…»
Внезапно тосканские холмы (так прекрасно описанные во многих «Мыслях») кажутся кишащими отчаянными партизанами, черепами, костями, скелетами, давно мертвыми этрусками и похороненными разногласиями, полузабытыми родственными чувствами. И кем является сам Рафаэль: ее проводником по этим запутанным пейзажам, ее защитником или частью тайны, мужчиной, который бросил свою жену, у кого есть ребенок на другом конце планеты, кто больше переживает о мертвых, чем о живых? Эмили вздыхает и включает ноутбук. Как бы она хотела, чтобы жизнь была такой же простой, как колонка в газете. Она нервничает, размышляя, что подумал Джайлз, редактор, о ее последней затее.
Бешено покружившись несколько минут, Тотти наконец укладывается у печки, и Эмили кликает на «МыслиизТосканы60». В этот момент ей подмигивает иконка аккаунта. «Что в этом плохого? – думает она. – Всего один взгляд на его имя в соцсети. Всего лишь один быстрый поиск в гугле».
Она уже собирается напечатать: «Майкл Бартницки» в строке поиска, когда замечает маленький флажок внизу экрана: «1 непрочитанное письмо». Она нажимает на входящие, думая, кто бы это мог быть. Петра с последними новостями о Джордже? Ее брат Алан из Австралии?
Она читает адрес во входящих: chad.buchanan. Чед! Эмили не помнит, чтобы давала ему свою почту. На самом деле, вспоминает она, Чед ушел с вечеринки, даже не спросив ее номер телефона. Она открывает сообщение. Оно короткое:
«Эмили!
Я буду в Болонье на конференции в следующем месяце. Хочешь встретиться?
Чед».
Она долго колеблется, палец кружит над кнопкой «Удалить».
Пэрис почти наслаждается жизнью. Она дома у Сильвии, и они слушают группу The Darkness.
– Они из города неподалеку от моего в Англии, – замечает она. Хотя The Darkness из Восточной Англии, но Пэрис не думает, что остальные об этом знают.
– Круто, – говорят Сильвия и Паола с уважением. Занавески закрыты, и все три девочки одеты в черное. Единственный свет – от трех свечек, аккуратно поставленных перед плакатом Metallica. Благовония в палочках создают в комнате душную, мечтательную атмосферу, которая напоминает Пэрис о Брайтоне.
Эти очень мягкие знаки бунтовства – носить черное, жечь благовония, слушать музыку зарубежных трансвеститов – кажутся родителям Сильвии очень тревожным сигналом. С одной стороны, им нравится Пэрис; она англичанка, что, по их мнению, очень престижно; ее мать – писательница, а сестра очень красивая. С другой стороны, они думают, что она плохо влияет на Сильвию, ведь до появления Пэрис Сильвия была идеальной итальянской девочкой в плиссированной юбке и лоферах. Дошло до того, что они даже спросили совета у дона Анджело. «Как чудесно, что у Сильвии появилась новая подруга, – сказал дон Анджело, совершенно не видя проблемы. – Это замечательно – учиться новому у своих друзей».
– Ты скучаешь по Англии? – спрашивает Паола. Она красит ногти в черный, и запах лака перемешивается с запахом благовоний.
– Да, – отвечает Пэрис, повторяя то, что и всегда. – Англия такая клевая. Можно носить что хочешь, делать что хочешь. Никто не обсуждает футбол. Большинство мужчин – геи.
– Круто, – говорит Сильвия, потом добавляет с сомнением: – Но те мальчики, которые не геи, они не очень красивые, да?
– Нет, – признает Пэрис. – На мопсов похожи.
– Итальянские мальчики тупые, – говорит Паола, заканчивая маникюр. – Но некоторые очень красивые.
– Да, – соглашается Пэрис, склоняясь над черным лаком, – некоторые красивые. А есть что-нибудь перекусить?
Она вдруг очень захотела есть.
Глава 11
Эмили не собирается спать с Чедом в Болонье. Ее единственное намерение – немного отдохнуть от детей и расспросить о Майкле. Она решила провести ночь в Болонье, но, конечно, не вместе с Чедом. Сняла номер в маленьком отеле у вокзала. В итоге она в него так и не попадет.
Моника согласилась прийти к ним переночевать и присмотреть за детьми, так как Эмили считает, что целая ночь – это слишком ответственно для Сиены и Пэрис. Чарли обожает Монику, поэтому он светится счастьем. К сожалению, Монике нужно ехать на конференцию с утра, поэтому Эмили вынуждена попросить Олимпию занять ее место. В любом случае она не задержится надолго, тем более что в этот день Стайн должна приехать взглянуть на скелеты. Дети вне себя от восторга при мысли о других жутких находках. Эмили говорит Рафаэлю, что собирается уехать на ночь «увидеться с другом». Рафаэль сардонически улыбается. Эмили уверена: он знает, что это мужчина.
Эмили нравится Болонья. Терракотовый город: все здания в разных оттенках желтого, оранжевого и розового. Город колоннад, бесчисленных рядов крытых дорожек, заполненных молодыми людьми, которые отдыхают, смеются и общаются. Помимо всего это молодой город, полный студентов, гораздо более многонациональный, чем большинство итальянских городов, и гораздо более гранжевый. Вместо извечных выглаженных джинсов и белых рубашек Эмили видит кожаные куртки, пирсинг, дреды. «Пэрис бы понравилось», – думает она.
Она направляется сразу в отель Чеда, потому что вышла из дома с опозданием. Как раз перед уходом ей позвонил Джайлз, редактор ее газеты. Его голос, иногда слишком аристократичный, чтобы быть понятным, на этот раз казался чуть ли не плебейским от раздражения.
– Эмили, что за хрень ты написала в последней колонке?
– Я решила попробовать добавить немного честности для разнообразия.
– Не стоит. Наши читатели любят домашнюю пасту и кьянти под луной. Они не хотят читать про анорексию твоей дочери, ради всего святого.
– Но это правда, – недовольно отвечает Эмили.
Глубокий вдох на том конце провода. Эмили слышит, как на фоне звонят еще два телефона.
– Что ж, мне жаль, – наконец говорит Джайлз. – Можешь рассчитывать на меня и все такое. Однако напиши мне колонку про белые грибы и сбор оливкового урожая. Как хорошая девочка.
Отель Чеда, очень элегантный, располагается недалеко от пьяцца Маджоре. Эмили чувствует себя неряхой, пока ждет в фойе из хрома и мрамора, когда спустится Чед. На ней длинная красная юбка и белая футболка. В ее запятнанном от старости (аутентичном) зеркале спальни это выглядело хорошо, но здесь кажется слишком деревенским, недостаточно элегантным. Женщина на ресепшене одета в идеально пошитый льняной костюм оливкового цвета. Вот бы поменяться с ней одеждой, как раньше Сиена менялась с подругами.
– Эмили! – Чед спускается по лестнице в темном костюме в тонкую полоску и розовой рубашке. Эмили чувствует себя еще более неуютно из-за своего вида.
Они неловко целуются в щеку. На секунду Эмили становится настолько не по себе, что ей хочется выбежать прочь из позолоченных дверей отеля и никогда больше не видеть Чеда. Все это кажется неправильным – быть с ним в другой стране, краситься для него и надевать каблуки, слушать, как администратор представляет ее, немного насмешливо, как «вашу посетительницу».
– Чед… – начинает она. Она не знает, что сказать. «Я только что вспомнила, что оставила плиту включенной»? «Я вспомнила, что ты мне на самом деле никогда не нравился, ты просто был другом моего возлюбленного»? «Давай забудем это, я пойду домой, и мы еще двадцать лет не будем общаться»? Но Чед мастерски подхватывает ее под локоть и тащит через распахнутую дверь. Он деловито смотрит по сторонам улицы.
– Я забронировал столик в ресторане, – говорит он. – Мне его порекомендовали на конференции.
Эмили с удивлением замечает, что думает о том, как завышены цены в ресторане и какой он претенциозный. Может, она все-таки превращается в итальянку? Здесь нет меню, только надписи с завитушками на доске. Зато винная карта толстая, как Библия, и с кисточками, как молитвенник. Чед заказывает что-то красное и дорогое.
– Это включено в расходы? – слабым голосом спрашивает Эмили.
– Конечно, – отвечает Чед. – Фармацевтические компании заплатят.
За черным ризотто с трюфелями он рассказывает ей о своей работе («в основном ча