стная практика»), своей жене («она прекрасная наездница») и своих дочерях («они все играют на двух инструментах и занимаются балетом, это чертов кошмар»). Эмили ест и очень мало говорит. Она начинает повествовать ему о телах на склоне холма, но он корчит гримасу, перебивая ее:
– Не самая приятная тема, не находишь?
Она-то думала, что доктора привыкли к человеческим телам.
За (его) телятиной и (ее) морским окунем Чед рассказывает ей о своем доме в Уилтшире, своей лодке в Чичестере и своем лыжном шале во Французских Альпах. Эмили ест и молчит. Он говорит ей, что любит Италию, но неисполнительность итальянцев сводит его с ума. Он признается, что считает ароматерапию, регрессии в прошлые жизни и католицизм надувательством. Он рассказывает ей, что однажды его пациентом был член кабинета министров.
Наконец за (его) тирамису и (ее) сорбетом она спрашивает у него, не рассказывал ли ему Майкл ничего в последнее время. Он поднимает голову, лицо темнеет в свете свечи.
– У него проблемы, – говорит он. – Забудь о нем.
Он оплачивает счет, кидает чек в карман и выводит ее из ресторана. На улицах полно молодежи, кто-то играет на гитаре у джелатерии[101], мимо под ручку проходят три девушки под хор одобрительного свиста. Чед ведет Эмили через беспорядочно движущиеся праздные толпы народа, а она раздумывает, стоит ли вызвать такси обратно в отель, так как она выпила довольно много (она привезла новый роман Мэриан Кейс и, может быть, удастся посмотреть новости по CNN); и тут Чед резко затягивает ее в темный проулок и страстно целует.
Эмили удивляется, пугается и заводится одновременно. Несомненно, новый, страстный Чед, прижавший ее к решетчатой витрине так, что она чувствует, как железные прутья вжимаются в спину, – это большой прогресс по сравнению с той версией, что сидела над своим ризотто, рассказывая о своей лодке. Тем не менее он женат, и она его не любит, и все это просто неправильно.
– Чед… – ей удается его оттолкнуть.
– Что? – Он смотрит на нее, его дыхание немного сбилось.
– Что ты делаешь?
Он усмехается.
– А на что это похоже?
– Ты меня пригласил сюда, просто чтобы мы переспали?
Он пожимает плечами.
– А что не так? Ты всегда мне нравилась.
Эмили знает, что это неправильно, но ей немного льстит его комплимент. Кажется, прошло так много времени с тех пор, как она кому-то нравилась, а Чед очень симпатичный. К тому же это «всегда» напомнило ей о ее любимом месте – о прошлом.
– Ты хочешь сказать, я нравилась тебе, когда мы встречались с Майклом?
– Да, – отвечает Чед. – Он всегда дразнил меня этим.
И он снова начинает ее целовать.
Потом он тянет ее прочь от железной решетки, и они идут за ручку к отелю. Эмили в трансе; она не то чтобы хочет спать с ним, но как тут устоять? Не этим ли заканчиваются подобные вечера? И приятно, очень приятно чувствовать его руку на талии и его губы на волосах. Сейчас ей понадобится куда больше силы воли, чем у нее есть, чтобы сбежать обратно в безопасность, к роману Мэриан Кейс.
В гостиничном номере Чед занимается с ней сексом в позе сверху. По какой-то причине Эмили ожидала, что он будет искушенным и изобретательным любовником. Майкл был мастером долгих прелюдий (таких долгих, надо признать, что иногда она просто хотела, чтобы все закончилось), и в ее представлении все врачи умеют одинаково искусно обращаться с человеческим телом. Но Чед, как она помнит, считает тела немного неприятными. В общем, он надевает презерватив и оказывается сверху нее и внутри нее, не сделав ничего, кроме формальных покусываний и полизываний. И после этого он еще спрашивает, хоть ей и не верится в первую секунду: «Как тебе?»
– О, буквально мир перевернулся, – отвечает она с сарказмом, но он его не распознает. Он просто выглядит довольным собой, переворачивается и засыпает.
Лежа рядом с ним, прислушиваясь к шуму машин и молодежи Болоньи, Эмили думает: «Я переспала с лучшим другом Майкла» – и удивляется, почему не чувствует себя хуже от этой мысли. Она не чувствует вины перед Полом. Он сейчас счастлив в объятиях молодой богатой фитнес-инструкторши. Она не чувствует вины перед Майклом. Он бросил ее много лет назад. На самом деле она чувствует торжество перед Майклом. «Видишь? – говорит она ему мысленно. – Не так уж я на тебе зациклена. Так же счастлива, когда сплю с твоим лучшим другом. Что ты теперь об этом думаешь?» Она подавляет чувство, что Майклу было бы все равно, если бы он узнал (да, о каких проблемах говорил Чед?). Перед кем она чувствует вину, так это перед Петрой. Та была бы в ужасе, если бы узнала, что она переспала с Чедом. Она никогда не скажет об этом Петре. С этой мыслью Эмили засыпает.
Утром все кажется другим. Эмили чувствует себя классной, уверенной светской женщиной. Она радостно подшучивает над Чедом, пока они одеваются, и отказывается от его предложения позавтракать.
– Я перехвачу что-нибудь по пути домой.
Чед удивляется и даже немного робеет.
– Эй, Эмми Лу, – говорит он в холле. – Когда мы снова увидимся?
Эмили тянется поцеловать его в щеку.
– Я напишу тебе, – отвечает она. Хотя, если подумать, она даже не знает его телефонного номера.
Она едет обратно по шоссе в необъяснимо хорошем настроении. Останавливается на автозаправке, чтобы выпить кофе и съесть корнетто (который в Италии не мороженое, а разновидность круассана). Она покупает шоколадки для Моники и Олимпии, журналы для Сиены и Пэрис и игрушечную машинку для Чарли. А еще покупает предупреждающий знак «Ученик». Сиене в ноябре исполнится семнадцать; она будет учить ее водить.
Эмили прибывает в Монте-Альбано в одиннадцать и уже через двадцать минут проезжает мимо кучи камней. Паркуется, взметнув пыль, и не спеша заходит в дом. Он пуст. Ни детей, ни Олимпии, ни Тотти, восторженно бегающего кругами. На минуту она почти впадает в панику, а потом видит записку с почерком Сиены, прилепленную к холодильнику магнитом с Экшн-Мэном: «Ушли в пещеры смотреть на скелетики. Целую, С.».
Эмили делает короткую передышку, чтобы выложить подарки на стол и попить воды, а затем собирается в пещеры. Идти туда долго, а день знойный. Небо затянуто облаками, ветра нет. Ей кажется, что надвигается еще один шторм.
Первым показывается Рафаэль. На нем красная майка, он сидит на камне, наклонившись вперед, хмурый и сосредоточенный. Позади него Сиена и Пэрис; Пэрис придерживает Тотти за ошейник. Эмили с раздражением замечает, что Олимпия держит Чарли на руках.
Все пятеро смотрят на траншею у входа в одну из пещер. В траншее стоит Стайн, очень классная в голубой рубашке и джинсах, и в хирургических перчатках просеивает землю через сито. Ту землю, что уже взята из ямы, разложили в пластиковые пакеты, а Стайн выкладывает на настил какие-то предметы. Эмили не может разглядеть, что это такое, но выглядит как камни. Время от времени Стайн останавливается и снимает их, спокойно наводя фокус и щелкая затвором, словно делает фотографии в отпуске.
В воздухе витает странное чувство предвкушения и дурного предзнаменования. Темное небо излучает необычный, театральный свет, отбрасывая длинные тени на скалы, сорняки и чахлые дубы. Все молчат. Это самое странное. Веселое приветствие Эмили, адресованное ее детям, замирает, едва не сорвавшись с губ; она лишь поднимает руку, чтобы поздороваться, и затем молча встает рядом с Олимпией, наблюдая, как Стайн просеивает, копает и щелкает камерой. Она не знает, сколько проходит времени, но внезапно атмосфера едва заметно меняется. Стайн наклоняется, чтобы что-то рассмотреть. Она смахивает землю, потом нагибается ниже, чтобы сфотографировать. Рафаэль тоже подается вперед со своей точки наблюдения, но ничего не говорит. Затем, медленно и бережно, Стайн поднимает из ямы что-то белое и кладет на подготовленный настил.
По-прежнему никто не произносит ни слова. Стайн вынимает другие кости и кусочки какого-то материала. Рафаэль издает сдавленный возглас, но потом все снова погружается в тишину. На настиле появляются все новые кости. А затем Стайн наклоняется ближе к земле, смахивает еще немного грязи и медленно, осторожно извлекает что-то, два предмета, которые ярко сверкают в зловещем свете. Она поворачивается к своим зрителям, вытягивая ладонь, чтобы показать находку.
Эмили едва успевает понять, что Чарли падает на землю и плачет, потому что Олимпия закрывает руками лицо и кричит, кричит, кричит.
Часть IIIЗима
Глава 1
«…было подтверждено, что останки, обнаруженные на территории виллы “Серена”, принадлежали Карло Белотти и Пино Альбертини. Белотти, командир местной бригады партизан, исчез в 1944 году и, как предполагалось, был убит немецкими войсками СС, дислоцированными в этом районе. Альбертини был его заместителем.
В ноябре 1944 года немецкий генерал Вольфганг Рамм приказал подавить партизанское движение в этом районе, когда то помешало парашютной выброске радио и оружия. Белотти и Альбертини исчезли примерно в это время и, как предполагалось, были казнены.
Тело Белотти было опознано его дочерью, Олимпией Гацци. Синьора Гацци сказала, что узнала обнаруженное возле тела золотое кольцо, которое всегда носил ее отец. Протокол вскрытия показал, что оба мужчины скончались от огнестрельных ранений в голову. Свидетельства судебного археолога Стайн Нильсон подтвердили, что тела намеренно закопали на склоне холма, а поверх могил положили тяжелые камни.
Тела были обнаружены во время археологических раскопок…».
Моника делает паузу и кладет газету, которую переводила для Эмили.
– Та еще была сцена, – говорит она.
– Это было ужасно, – подтверждает Эмили. Она вспоминает, как Олимпия упала на колени и взывала к отцу. «Mio babbo», – плакала она. «Мой папочка». Эмили было невыносимо грустно, что эта пожилая женщина в своем удобном домашнем халате в цветочек зовет своего папу, как маленькая девочка. Она и была маленькой девочкой, когда он исчез, понимает Эмили.