Я пока не понимаю, что чувствую по этому поводу. С одной стороны, кто-то же должен за ним ухаживать. Сам он не в состоянии за собой следить. С другой стороны, почему он не мог остаться здесь, чтобы о нем заботилась мама? Она это хорошо умеет. Я думаю, тут дело в сексе, или деньгах, или всех тех штуках, для понимания которых я, как предполагается, еще слишком молода. Но я прекрасно все понимаю. Я считаю, что это грустно, и жалко, и жутко эгоистично. Но я понимаю.
Глава 5
Сочельник начинается неплохо. Все просыпаются морозным утром, и на Лунных горах лежит снег.
– Снег! – в восторге выдыхает Чарли, высовываясь из окна в спальне Эмили.
– Это не снег, это иней, – разочаровывает его Пэрис, стоя в дверях.
– Но это так же хорошо, как и снег, правда, Мишка Чарли? – спрашивает Эмили, обнимая его. Его щека гладкая и холодная.
– У меня ноги замерзли, – говорит Пэрис, показывая на босые ноги на каменном полу. – Можно включить отопление?
– Сначала носки надень, – советует Эмили, натягивая свитер. – К тому же отопление уже включено. Мы позже разожжем камин. Красиво и по-рождественски.
Пэрис фыркает, как Скрудж, но приходит обратно в красных носках с маленькими Сантами.
– Рождественские носки, – говорит она.
– Я тоже хочу! – взвывает Чарли. – Я хочу носки с Сантой.
Эмили смотрит на праздничные носки Пэрис, и внезапно к глазам подступают слезы. В прошлом году Пэрис в это время не надела бы их, как бы сильно ни замерзла. Не стала бы делать рождественский чулок для Тотти, не стала бы помогать с елкой. В прошлом году она в это время куталась в свою черную одежду и жаловалась, что в Италии нет нормальных рождественских открыток. Но при этом в прошлом году Пол был здесь, и они были настоящей семьей. Все это очень запутанно.
Джинни и Даг приходят на завтрак, жалуясь на холод.
– Я не знала, что в Италии бывает так холодно, – раздраженно говорит Джинни, кутаясь в розовую пашмину.
– Это просто такие дома, – объясняет Эмили, которая стоит у плиты и жарит бекон (она знает, что им потребуется нормальный английский завтрак). – У них толстые стены и каменные полы, понимаешь ли.
– Тебе нужен ковролин, – говорит Даг. – Я могу помочь все сделать, если хочешь.
– В Италии даже слова такого нет, – отвечает Эмили. Она помнит, как узнала об этом на вечерних занятиях в Клэпхэме. – Только tapetto, что значит «ковер».
Сиена входит с мокрыми волосами, и Джинни начинает громко волноваться, что она простынет.
– Все в порядке, ба, – успокаивает Сиена. – Я ни разу не болела за все время в Италии. – Эмили старается не выглядеть торжествующе.
Она подает яичницу, бекон и поджаренный хлеб родителям, вареное яйцо – Чарли и сэндвич с беконом – Сиене. Смотрит, как Пэрис молча тянется за сэндвичем с Marmite.
– Поешь яичницы с беконом, Пэрис, – говорит Джинни. – Видит бог, тебе не помешает набрать пару килограммов.
Пэрис кладет себе хлеб и Marmite и удаляется. Эмили в ярости.
– Мам! Посмотри, что ты наделала!
– А что я сказала? – жалобно спрашивает Джинни, оборачиваясь к Дагу за поддержкой. – Может мне кто-нибудь сказать, что я сделала не так?
– Ничего, – цедит Эмили, сваливая тарелки в посудомойку. – Абсолютно ничего. – У нее предчувствие, что день будет долгим.
После завтрака они идут в Монте-Альбано посмотреть на магазины. Эмили немного удивляется, когда Сиена и Пэрис решают поехать с ними, втиснувшись на заднее сиденье «альфы». Чарли у Сиены на коленках («Здесь это законно?»). Тотти оставили дома из-за аллергии Джинни, и его вой сопровождает их весь путь по насыпной дороге.
В Монте-Альбано полно народу. Кажется, что все отложили поход за покупками на последний момент. На прилавках вдоль пьяццы продаются каштаны, оливки, панеттоне и сумасшедшее разнообразие мяса: индейка, утка, гусь и тысячи говяжьих вырезок. Несмотря на толкучку, атмосфера веселая. Из одного магазина доносится звонкая мелодия традиционной Viva, viva, Natale arriva[115], но нигде не слышны записи рождественских мелодий и эти ужасные подборки песен в исполнении Mud, Slade и Wombles, которые Эмили помнит по рождественскому шопингу в Англии. Люди останавливаются каждые несколько метров, чтобы обменяться праздничными приветствиями: Auguri! Auguri! Buon Natale![116] Все одеты в свои лучшие наряды. Узкие средневековые улочки превратились в шевелящуюся пушистую массу, где женщины демонстрируют свои меха: норка, соболь и лиса (как не существует итальянок с седыми волосами, не существует и итальянских женщин определенного возраста, которые зимой гуляли бы без шубы).
Джинни очарована сценами Рождества в витринах. В булочной – Мадонна, выполненная из батона, и младенец лежит в корзинке из плетеного хлеба. В магазине одежды – три короля в искусных драпировках и Дева Мария в шокирующе розовом одеянии. Одна из мясных лавок украшена (довольно безвкусно) лохматыми фигурками животных, которые молятся в конюшне из палочек для леденцов.
– Посмотри, Эмили! – Джинни показывает на магазин сувениров, в котором Мария, вся целиком из ракушек, смотрит на вязаного младенца Иисуса. – У кого-то золотые руки.
– Мне нравится, – говорит Даг. – Не как в Англии, с огромными шумными игрушками в каждой витрине.
– Большую часть подарков дети в Италии получают в январе, в день Крещения Господня или в день святой Лючии, – рассказывает Эмили. – Рождество здесь больше религиозный праздник.
– Но свои мы получим завтра, да? – с тревогой спрашивает Пэрис.
Чарли открывает рот:
– Хочу подарки!
– Да, да, – торопливо отвечает Эмили. – Вы получите свои завтра.
Детям только дай повод выставить ее в плохом свете.
После двух кругов по пьяцце они заходят в кафе выпить кофе и горячего шоколада. Окна запотели, а внутри очень красиво и уютно.
– Почему все стоят? – спрашивает Джинни. – Тут куча свободных столиков.
– Кофе стоит дороже, если пить его за столиком, – объясняет Эмили. – Большинство итальянцев пьют кофе стоя. – Она произносит это и почти слышит голос Рафаэля: «Только англичане говорят “кофе”». Где же Рафаэль? Разве он не сказал, что будет дома к Рождеству?
Они присаживаются, и Анджела, великолепная в алом кашемире, приносит им напитки. Сиена хладнокровно здоровается с ней и хвалит ее джемпер. Джинни без особого энтузиазма жалуется, что кофе холодный. Она в удивительно хорошем настроении.
– Эмили! – через толпу шуб Эмили видит, как к ним идет Антонелла. На ней красивая замшевая куртка, а щеки порозовели от холода. Она выглядит невероятно очаровательной.
– Антонелла! – Они целуются в щечки, и Эмили представляет своих родителей. Она замечает, как мама кидает одобрительный взгляд на куртку Антонеллы и ее ботинки на высоком каблуке. – Может быть, присоединишься к нам?
– Только на секундочку. Спасибо. – Даг, как настоящий джентльмен, приносит ей стул, и Антонелла благодарит его с чарующей улыбкой. Даг аж розовеет. – Я хотела увидеться с тобой, – говорит Антонелла, переключаясь на английский из уважения к Джинни и Дагу. – У меня есть маленький… regalo[117]… для тебя, – она достает небольшую, красиво упакованную коробочку.
– О боже… не стоило… – в смущении запинается Эмили, потому что она не подумала о подарке для Антонеллы.
– Да ладно тебе! Тут ничего особенного. И Андреа… мой сын… попросил меня отдать это Пэрис. – И она протягивает еще одну, уже не так красиво упакованную, коробочку Пэрис. Пэрис становится красной, как «феррари».
– Пэрис! – Джинни всегда быстро улавливает смущение. – У тебя что, есть кавалер?
Пэрис опускает голову и в ярости бормочет:
– Нет! Конечно нет!
– Это от школьного друга, – приходит на помощь Сиена. – Здесь это что-то вроде традиции.
– А, – отвечает Джинни, но звучит неубедительно.
Антонелла поворачивается к Эмили.
– Я получила открытку от Рафаэля сегодня, – сообщает она.
– Да? – говорит Эмили, но чувствует, как во рту по какой-то причине становится сухо.
– Да. Он останется в Америке на Рождество, но вернется к Новому году. Он передает вам привет.
– А, – произносит Эмили. Но на протяжении всего последующего разговора – пока Антонелла добродушно пытается расспросить об английских рождественских традициях, а ее родители восхищаются красивой итальянкой; пока Пэрис все еще борется со смущением, а Чарли уже извивается от скуки, – все, что она слышит, это голос Рафаэля: «Антонелла ди Лука. Она приятная женщина». Видимо, такая приятная, что заслуживает открытку, в отличие от Эмили. Такая приятная, что принесла Эмили подарок; и даже ее сын, видимо, настолько приятный, что заставил Пэрис краснеть целых двадцать минут. Такая приятная, что весь остаток дня Эмили атакуют крошечные, но жестокие стрелы чистой ревности.
Петра делает рождественские пирожки. Хотя мальчики их ненавидят, ей кажется, что это правильное занятие в Рождество, к тому же днем их навестит ее мама. Петра не очень ладит с матерью, волевой женщиной из Йоркшира, которая была директором школы и объявила Гарри «избалованным», но это тоже кажется правильным в Рождество. И вообще, Рождество втроем с мальчиками – это слишком грустно. Индейку мальчики тоже не любят, поэтому в прошлом году у них были паштет из тунца и мороженое. Джейк и Гарри смаковали каждую крошку с истинным наслаждением, но Петре, которая потом убирала со стола, все казалось неправильным: она должна заворачивать остатки индейки в пищевую пленку и жаловаться, что теперь придется есть холодную птицу целую неделю; она должна подметать гофрированную бумагу и вкладыши с шуточными вопросами из хлопушек, которых в доме тоже нет, потому что они пугают Гарри; она должна устраивать Рождество