(особенно учитывая, что лечит этот доктор), но он не стал. Я это оценила.
Интересно, что в том подарке?
Чарли неподвижно лежит в кровати. Он их слышал, он правда их слышал. Пэрис ни за что ему не поверит, но он слышал. Какой-то волшебный звенящий звук. Это были колокольчики с саней, любой это скажет. Прямо за окном. Может, Санта сейчас здесь, оставил оленей под деревьями и прокладывает себе путь с полным мешком подарков. Придет ли он прямо в комнату к нему, как однажды пришел другой мужчина? Он прижал пальцы к губам, чтобы Чарли не шумел. Это забавно; он выглядел очень дружелюбно, когда это сделал, как Моника-в-очках, когда она говорит им вести себя потише в детском саду. Поэтому Чарли не издал ни звука. Он закрыл глаза, а когда открыл, мужчины уже не было. Вот почему он подумал, что это волшебник. Как зубная фея. Или как Санта.
Чарли на самом деле не хочет, чтобы Санта заходил к нему в комнату. На секунду он думает, что лучше останется без подарков, хотя он хочет велосипед больше всего на свете. Может, Санта подождет, пока все уснут, а потом прокрадется наверх, как грабитель. Лучше бы он не вспоминал слово «грабитель». Это страшное слово, как «привидение» или «убийца». Он однажды слышал, как Олимпия назвала Рафаэля-с-бородой «убийцей». Он не знает, что это такое, но это слово звучит ужасно, страшно и тяжело.
Он слышит, как Пэрис ходит у себя в комнате, и чувствует себя в безопасности. Даже убийца испугался бы Пэрис.
В церкви жара. Отопление включено на полную мощность, и все изнемогают в своих шубах. Эмили замечает Олимпию у входа в церковь, облаченную во что-то похожее на норку. Сиену тут же затягивает в группу подростков, разодетых в лучшие наряды. Она виновато оглядывается на Эмили, которая понимающе машет рукой. Эмили рада видеть, что Сиена все еще пользуется популярностью, хоть и рассталась с Джанкарло (который тоже здесь, робко держит Анджелу за руку).
Вспоминая, каким успехом пользовались утром рождественские сцены в витринах, Эмили ведет Джинни к presepio, яслям. Здесь сделан акцент на реализме. Горная пещера, выполненная из местных камней, приютившая Святое семейство, почти в натуральную величину. Они искусно освещены и отбрасывают длинные тени; стоящие по бокам вол и осел подозрительно смотрят на них.
– Почему они в пещере? – спрашивает Джинни.
– Ну, может, так и было, – предполагает Эмили. – Здесь, на холмах, некоторые фермеры до сих пор используют пещеры как укрытие для животных. – Ей вспоминается другая пещера, на ее собственной земле; пещера, которая многие годы укрывала тела Карло Белотти и Пино Альбертини.
Эмили наслаждается мессой. В церкви темно, единственное освещение – от свечей, которые бросают театральные тени на лицо дона Анджело, ведущего короткую проповедь о том, как быть добрым к беженцам, и превращают его помощников в зловещих существ, которые снуют туда и обратно в темноте за алтарем. Музыка прекрасна, хотя и нет того веселого всеобщего пения, которым отличались службы в Англии. Она знает, что рождественские гимны не являются частью итальянских традиций, но чувствует, что молчание прихожан глубже, чем хоралы. Один священник (тот, что с серой и ладаном) однажды сказал ей, что английские католики молчат в церкви потому, что когда-то им приходилось проводить мессы втайне. Но молчание в итальянских церквях объясняется не этим: насколько ей известно, католиков никогда не преследовали. Сама она воспринимает эту тишину как довольно враждебную. «Ну, продолжайте, – словно говорят итальянские прихожане, – развлекайте нас, веселите нас, но не ждите, что мы поможем». Поэтому хор мастерски исполняет песни, а паства ерзает в своих шубах. Эмили скучает по выкрикам: «Рожденный воскресить сынов земных, рожденный, чтобы дать им второе рождение», но, несмотря на это, она высоко оценивает высокопарный дуэт на латыни между священником и хором. Гораздо легче думать о высоком, когда не понимаешь, о чем речь.
После мессы наступает время пить кофе и вино в погребе под церковью. Эмили вспоминает шок, когда она впервые увидела эту подземную комнату, которая, по сути, является полностью оборудованной таверной с баром. Здесь еще более душно, и Джинни обмахивается меню, пока Эмили пробирается через шубы, чтобы добыть им кофе. Когда она возвращается, Романо, ее ближайший сосед, увлечен беседой со слегка завороженной Джинни.
– Просто болтаем с твоей дорогой мамой, – весело говорит Романо, когда появляется Эмили. Она уже обнаружила, что самый легкий способ заслужить местное одобрение – пригласить к себе родителей. – Мы надеемся, вы зайдете выпить в День подарков, – продолжает Романо. – У нас даже есть английское пиво.
– Мы были бы рады, – вежливо отвечает Эмили. Она не в восторге от перспективы провести целый вечер за натянутой беседой с теплым пивом, но знает, что приглашение – большая честь. Она никогда раньше не была в доме Романо.
Сбоку появляется Сиена в сопровождении двух девушек в боевой раскраске.
– Мам! Можно мне в гости к Франческе? У нее вечеринка.
– Как ты доберешься домой? – спрашивает Эмили, не обращая внимания на возмущенный взгляд Джинни.
– Я привезу ее, – говорит одна из девочек. – Я на машине.
– Только не позже двух, хорошо?
– Спасибо, мам. Счастливого Рождества!
Легкое прикосновение губ Сиены и ее невероятно счастливый вид согревают Эмили всю холодную дорогу домой, пока она слушает возмущения Джинни по поводу ее небрежного воспитания.
– Позволить ей прийти в два часа ночи! Эта девочка за рулем точно будет пьяной.
– В Италии люди не пьют много на вечеринках, – говорит Эмили, объезжая лису. – Ты бы удивилась.
– Удивилась! – повторяет Джинни, и, по ее мнению, это является блестящей ответной репликой. – Это уж точно.
Когда они приезжают на виллу «Серена», уже совсем темно. Подняв голову, Эмили видит крошечный кусочек новой луны, похожий на еле заметный призрак улыбки.
– Мам! – Она хватает руку Джинни. – Новолуние! Загадай желание.
Внезапно она понимает, что последние двадцать лет всегда загадывала одно и то же: на луну, на кость желаний, на пирожках, бросая монеты в фонтан, с первым криком петуха весной. Она всегда желала увидеть Майкла снова. Теперь, решает она, настало время перемен.
Уставившись на луну пристальным взглядом, она загадывает: «Сделай меня счастливой».
А на пляже в Брайтоне Петра и Даррен лежат в объятиях друг друга, пока в небе над ними взрываются фейерверки.
Глава 6
В День подарков у Эмили совсем нет желания тащиться по замерзшим темным полям, чтобы выпить с Романо и Анной-Луизой. В гостиной горит огонь в камине, дети свернулись на диване и смотрят новые диски. Эмили хочет просто сидеть с ними, есть шоколадные конфеты и смотреть все сезоны «Черной гадюки»[118]. Но она знает, что должна уважить приглашение (гостеприимство в Италии священно), а еще по какой-то причине Джинни и Даг очень хотят пойти вместе с ней.
«Пока что, – осторожно думает она, надевая ботинки, – Рождество прошло на ура». Всем понравились подарки (даже связанный крючком кардиган, доставшийся Сиене от Джинни, оказался верхом ретрошика), и после завтрака дети побежали играть с ними, слушать их и примерять. Эмили с родителями выпили по бокалу просекко; Джинни и Эмили приготовили обед, потратив меньше нервов, чем можно было ожидать. Она уступала маме в каждом кулинарном решении, и Джинни даже расщедрилась на комплимент, сказав, что из Эмили получилась «милая маленькая повариха». Даже телефонный звонок от Дэвида и Келли не испортил хорошего настроения Джинни; она была рада услышать, что к полудню Келли еще даже не начала чистить картошку, а новая PlayStation Линн не работает на их телевизоре («Как жаль, дорогая. Но мы можем включить запасной черно-белый телевизор, если хотите»).
После обеда Эмили с Пэрис пошли прогуляться с Тотти в оливковой роще. Было уже темно, и Эмили освещала дорогу фонариком (фонариком Рафаэля, внезапно поняла она, тем самым, что она вытащила из его кармана в ночь, когда он появился на пороге с Тотти на руках).
– Прямо как в Клэпхэме, – сказала Пэрис, дрожа в своей новой черной юбке.
– Ты про что?
– Ну, гулять ходили только мы вдвоем. Я всегда хотела, чтобы у нас была собака, чтобы прогулки стали веселее.
Эмили ждала комментария о том, как лондонские парки превосходят тосканские оливковые рощи, но, к удивлению, его не последовало. Эмили споткнулась о камни, и Пэрис схватила ее за руку.
– Полегче, мам. Хорошо, что у нас теперь она есть, правда?
– Кто она? – глупо спросила Эмили. По ощущениям, она вывернула лодыжку.
– Собака, конечно. – И Пэрис отпустила ее, чтобы встретить Тотти восторженными объятиями. Но это все равно был хороший момент.
Пэрис, Сиена и Чарли даже не отрываются от экрана, когда Эмили прощается с ними.
– Я ненадолго. Звоните, если что-то будет нужно.
– Ага, хорошо, – бормочет Сиена, не сводя глаз с Болдрика[119] в костюме овоща с гигантской репой на голове.
Снаружи очень темно, и Эмили освещает землю перед Джинни, потому что та, конечно же, на каблуках. Джинни пищит и хватается за руку Дага, пока они пробираются по каменистой дорожке между оливковыми деревьями.
– Эмили, здесь нужно проложить асфальт, – говорит она уже не в первый раз.
– М-м-м, – мычит Эмили, не слушая Джинни. Она думает о сериале, о Рождестве, о том, что Пэрис съела целую ножку индейки, о лице Рафаэля, когда он сказал, что уезжает в Америку. «Я буду дома к Рождеству». Ее преследует ужасное чувство, что она никогда его больше не увидит.
На другом конце оливковой рощи расположены маленькие белые ворота, что ведут на земли Романо. Его дом относительно новый, из белого кирпича, с низкой покатой крышей. Когда-то вилла «Серена» была фермой, окруженной конюшнями, маслобойнями и амбарами, а сейчас Романо управляет фермой из этого скромного бунгало. Он арендует большую часть земли Эмили, за которую платит очень мало, зато обеспечивает ее бутылками собственного оливкового масла, мутного и зеленого, как ведьминское зелье, и вином из собственных виноградников. Эмили это кажется идеальным сотрудничеством. Хотя Пола это сводило с ума.