— А что? Может, в возражениях Золотухина — Высоцкого что-то есть, может быть, подумать и какой-то иной поворот найти...
— Да ничего там нет... им больше нравятся другие роли. Каждый артист думает только о себе... о своем пупе, куске... Конечно, это не Кузькин...
— Плохо вы знаете своих артистов.
— Я говорю вообще о всех артистах.
29.12.1973
Выступали в МГУ. Высоцкий не советовал нам ездить к студентам: за ними надзор. Так и было. Заинтересовались органы. Нас провели каким-то иным, обходным путем. Ждем неприятностей и позора. Венька дергается...
ВЫСОЦКОГО НЕ ПУСТИЛИ В НОЧНОЙ БАР (1974)
03.02.1974
Перед спектаклем Володя рассказывал про свое детство, про дом, про Германию, где он с отцом прожил три года, и немцы-дети его за своего считали, так он балакал по-немецки... Приехал — и стал не свой, звали — «американец»...
04.02.1974
Высоцкий считает, что это просто необходимо, бесконечно необходимо провести мой большой вечер! Если бы Венька помог мне!! Он умеет и любит ковыряться в подобных вещах. «Десять лет работы».
18.03.1974
На вчерашнем выезде в Жуковский ничего особенного не произошло, кроме того, что мы допускали ужасную халтуру. Вообще, играть «Антимиры» — это уже пытка. В «Озе»[118] мужики кроме собственного и нашего развлечения не оставили ничего для поэзии, для мысли и т. д.
Высоцкий:
— Мы ничего не понимаем ни в экономике, ни в политике... Мы косноязычны, не можем двух слов сказать... Ни в международных делах... Страшно подумать. И не думать нельзя. А думать хочется... Что ж это такое?! А они — эти — все понимают...
25.04.1974
Ну вот. Этот день (23-е)[119] прошел. Главное — игралось хорошо. И шеф хвалил, ну, он веселый был. В «свадьбе» получил по глазу пиалой от Высоцкого. Друг удружил к празднику. Пришлось уйти со сцены, кровища хлестала, но хорошо еще, что глаз цел, а синяк — хрен с ним...
У нас мероприятие с Высоцким, а он в Ужгороде, а вдруг не приедет? Грустно будет. Вечер потерян. Вчера не поехал в «Уран» на встречу. Там идет ретроспективный показ моих фильмов. Из-за господина Высоцкого, что въехал чашкой мне по глазу.
Собираюсь с Высоцким к строителям его кооператива. Под очками не видно будет.
26.04.1974
Интересная картина получается: вчера ездил с Высоцким на его дела с кооперативщиками... Какую он мне вещь сказал... что на капустнике, то есть вся моя линия песенная, отстраненная... гениальной была, и что я впервые как артист раскрылся... Нет, не то чтобы как артист... «Увидели твою душу, то есть то, о чем ты пишешь... Мы увидели тебя... ты во всех своих ролях скрывался от нас. Ты богаче своих ролей... вот что — ты никогда не играл самого себя... вот что... Или может, оттого, что я тебе по глазу звезданул... У тебя такой серьез был, такое спокойное отчаяние, что просто офигеть можно. Ты таким никогда не показывался... Я думал, может, я ошибся... Нет, я был у Г. Волчек, мы с ней говорили. Она говорит „да“, то же самое...»
Вот что поведал мне Вовка.
06.07.1974
Володе очень не понравилась повесть В. С.
— Это что же такое?! Это все, что я в В. ненавижу... все это так сконцентрировалось в этой графомании. Что же это такое, как же можно это кому-то показывать?..
Вовке уж коль не нравится... то он возмущается, как дите, что у него отобрали игрушку... время отобрали на чтение, да еще ждут слов.
20.08.1974
Мне передали сценарий «Одиножды один», уже в который раз. Полока просит сыграть у него Толяна, на которого пробовался Высоцкий, и очень изящно, но Комитет не утвердил его. Теперь ко мне: и Мережко[120], и Полока, и вдруг Первое объединение... Но почему я должен вдруг это делать? Ведь поздно уже. У меня нет ни времени, ни сил, ни охоты!
Владимир Высоцкий
ТЕАТРАЛЬНО-ТЮРЕМНЫЙ ЭТЮД НА ТАГАНСКИЕ ТЕМЫ[121]
Легавым быть — готов был умереть я,
Отгрохать юбилеи — на тот свет, —
Но выяснилось: вовсе не рубеж — десятилетье,
Не юбилей, а просто десять лет.
И все-таки боржома мне налей —
За юбилей! — такие даты редки.
Ну ладно, хорошо — не юбилей,
А, скажем, две нормальных пятилетки.
Так с чем мы подошли к неюбилею?
За что мы выпьем и поговорим?
За то, что все вопросы и в «Конях» и в «Пелагее» —
Ответы на историю с «Живым».
Не пик и не зенит, не апогей, —
Но я пою от имени всех зэков:
Побольше нам Живых и Пелагей —
Ну, словом, больше Добрых человеков!
Нам почести особые воздали:
Вот деньги раньше срока за квартал.
В газету заглянул — а там полным-полно регалий,
Я это между строчек прочитал.
Вот только про награды не найду,
Нет сообщений про гастроль в загранке —
Сидим в «определяющем» году,
Как, впрочем, и в «решающем», в Таганке.
Тюрьму сломали — мусор на помойку, —
Но будет где головку прислонить:
Затеяли на площади годков на десять стройку —
Чтоб равновесье вновь восстановить.
Ох, мы поездим, ох, поколесим,
В Париж мечтая, а в Челны намылясь,—
И будет наш театр кочевым
И уличным, — к тому мы и стремились.
Как хорошо — мы здесь сидим без кляпа,
И есть чем пить, жевать и речь вести.
А эти десять лет — не путь тюремного этапа:
Они — этап нелегкого пути.
Пьем за того, кто превозмог и смог,
Нас в юбилей привел, как полководец, —
За пахана — мы с ним тянули срок,
Наш первый убедительный червонец.
Еще мы пьем за спевку, смычку, спайку
С друзьями с давних пор, с таганских нар —
За то, что на банкетах вы делили с нами пайку,
Не получив за пьесу гонорар.
Редеют ваши стройные ряды —
Писателей, которых уважаешь, —
Но, говорят, от этого мужаешь! —
За длги ваши праведны труды —
Земной поклон, Абрамов и Можаич!
От наших «лиц» остался профиль детский,
Но первенец не сбит, как птица влет, —
Привет тебе, Андрей — Андрей Андреич Вознесенский,
И пусть второго Бог тебе пошлет!
Ах, Зина, жаль не склеилась семья
У нас там, в Сезуане, — время мало.
И жаль мне, что Гертруда — мать моя,
А что не мать мне — Василиса — Алла!
Ах, Ваня, Ваня Бортник — тихий сапа,
Как я горжусь, что я с тобой на «ты»!
Как жаль, спектакль не видел Паша,
Павел — римский папа, —
Он у тебя б набрался доброты.
Таганка, славься, смейся, плачь, кричи,
Живи и в наслажденье и в страданье!
Пусть лягут рядом наши кирпичи
Краеугольным камнем в новом зданье!
05.09.1974
Вот уже третий день в Вильнюсе. А приехали на «ВМW», на «Высоцком», с Дыховичным. И ехали здорово, быстро, со скоростью средней 100, а так на спидометре держалось почти всю дорогу 140—120, а?! И какой же, получается, еврей не любит быстрой езды. Заночевали в Минске, в гостинице. Съели диких уток, подстреленных самим Полянским на охоте, членом Политбюро[122]. Поэтому они были вкусными втройне. Нет, хорошо ехали.
В гостинице вроде как сначала не было мест, но потом, как Высоцкий документ предъявил, и я подошел, «что-то он не похож на Золотухина», снял кепку, «ну вот теперь другое дело», нашелся номер трехместный, с улыбкой.
На следующий день при труппе сцепился с Дупаком. Ждали Шаповалова, Смирнова...
— Надо начинать репетицию, а не ждать.
— Вот когда вы будете режиссером, встанете сюда и будете вести репетицию...
— Придет время — встану. Семьдесят человек ждут неизвестно чего... Тем более у Шаповалова есть замены в зонгах, а Смирнов не с самого начала...
Меня защитил и поддержал Высоцкий. С нами уже трудно спорить.
А Высоцкого не пустили в ночной бар. «Тем более вы в таком виде», — а вид у него самый европейский, и вылезает он из машины «ВМW». Но галстук он никогда не носил, не имеет его, стало быть, ресторан в этой стране ему не светит, хотя он и Высоцкий и пр. Ну и посмеялись мы. «Достаточно, — говорит, — того, что я вылезу из машины „ВМW“, мне в машину самовар принесут...»
Не успели мы вернуться оплеванными к машине, новый подарочек — сперли зеркало с машины. Вырвали с мясом. И будто мы сразу в чем-то виноваты, и машину жалко... как живую... Будто из тела вырвали...
Сейчас идет «Добрый». У Высоцкого берут интервью.
10.09.1974
Вчера мы летали с Володей в Ленинград, перед отлетом зашли в театр к шефу, только что прибывшему. На аэродроме мы разминулись с ним.
— Здравствуй, Володя. А это суперзвезда за тобой идет?
— Почему супер? Он просто — звезда.
— Ну, как поживает «Дурь»[123] — не твоя дурь, твоя дурь, я знаю, как поживает, а нилинская «Дурь»?
Вечером вернулись поздно и беседовали с шефом. Все об Англии, о репертуаре, а о моем деле только в конце, и пока ничего конкретного. Меня беспокоит «Мать». Без замены мне кранты. Да не может быть и речи об этом, улечу и все.