Рука об руку они помчались через крепостной двор. Раздавшийся позади слегка приглушенный взрыв дал им понять, что люди в вертолете не отказались от своего намерения.
Зловещая тень вертолета догнала их на подступах к шахте; она неторопливо наползала, будто говорила, что спасения нет. Лэнг огляделся по сторонам. Попытка спуститься через узкий проход была бы равносильна самоубийству. Даже если шахта не обрушится от близкого взрыва, все равно в ее тесном стволе не удастся укрыться от падающих камней. А между входом в шахту и пещерой раскинулась открытая площадка, равномерно усеянная аккуратно обтесанными камнями, из которых когда-то слагалась стена. И ни деревца, ни кустика, ничего, что можно было использовать как укрытие.
Из вертолета снова высунулся пассажир, вниз полетела еще одна граната, и Лэнг опять швырнул Герт на землю, постаравшись прикрыть ее сверху своим телом. От последовавшего взрыва, казалось, у него сотряслись даже зубы, но он остался жив, а что могло быть лучше? И пропахший кордитом воздух, вновь заполнивший легкие, покореженные пламенем, показался чуть ли не сладким.
Не успел закончиться град каменных осколков и осесть поднявшаяся пыль, как Герт столкнула Лэнга с себя и вскочила на ноги. Идеальная цель для осколков от следующей гранаты, она должна была вот-вот полететь вниз. Лэнг попытался схватить Герт за лодыжку, промахнулся и тоже поднялся, чтобы остановить свою спутницу. Вот только ноги отказывались повиноваться и двигались как-то очень уж неторопливо. Впрочем, тогда все казалось ему замедленным, словно в кинофильме, снятом «рапидом».
Изящно, как в балете, Герт извернулась, выхватила из-за пояса «глок» и вскинула его вверх, так, что он превратился в продолжение ее сложенных вместе протянутых рук. Человек в вертолете тоже действовал обеими руками — в одной держал гранату, а другой выдергивал чеку. В тот же миг, когда он развел руки, чтобы швырнуть мощную гранату прямо в Герт, раздались два выстрела; они последовали один за другим так быстро, что почти слились в один. Мужчина, только что высунувшийся из вертолета, выпрямился; его рот раскрылся, изобразив идеальную букву «О», как будто он изумился или тому, что в его лбу, точно над каждым глазом, появились две аккуратные точки, или тому, что граната так и осталась зажатой в его руке. А потом он упал внутрь вертолета.
Лэнг громко закричал, предупреждая Герт о том, что сейчас должно было неминуемо случиться.
Некоторое время, казалось, целую вечность, не происходило ничего. А потом вертолет превратился в оранжевый пламенный шар, стремительно ринувшийся к земле. Ударной волной от взрыва Лэнга швырнуло на спину. Последнее, что он запомнил, прежде чем в глазах у него потемнело, было зрелище того, как пламя окуталось маслянистым черным облаком.
Лэнг решил, что потерял сознание лишь на несколько секунд. Очнувшись, он сел и осмотрелся. Взрывом его повалило навзничь, благодаря чему он и спасся от шквала летящих обломков. Вокруг него валялись продолжавшие дымиться искореженные куски металла. Дрожа всем телом, он поднялся на ноги и понял, что не все, что его окружало, было неорганического происхождения. Когда он переступил через обугленную человеческую руку, на пальце которой еще блестело обручальное кольцо, к горлу подступила желчь.
— Герт!
Ответа он не услышал.
Сглотнув, чтобы подавить и подступающую тошноту, и нарастающую панику, Лэнг заставил себя приступить к тщательному поиску и принялся по спирали осматривать площадку. Через несколько минут его надежда начала затухать, как свеча на ветру. Через двадцать — умерла.
Взрывы могут творить сверхъестественные вещи, говорил он себе. В воспоминаниях людей, переживших бомбежки Лондона во время Второй мировой, встречались рассказы и о женщинах, единственный ущерб для которых после чуть ли не прямого попадания бомбы, состоял в том, что с них до последнего клочка сорвало одежду, и о мужчинах, обнаруженных под грудами обломков вдали от тех мест, где они находились, когда началась бомбежка. Без сомнения, все это была чистая правда, вот только Герт здесь не было — ни обнаженной взрывной волной, ни одетой.
Отчаяние превратилось в страх — страх, что он найдет ее или, что будет еще хуже, какую-нибудь ужасную часть ее тела. Эта мысль, наконец, сломила его волю. Лэнг опустился на колени и изверг все, что было у него в желудке.
Наконец он поднялся на ноги, качаясь, как пьяный; в опустевшем желудке все еще продолжались болезненные спазмы. От слез пещера и окружающие белые холмы расплывались перед глазами. Никогда еще Лэнг не чувствовал себя настолько одиноким, как на этой вершине, отделенной океаном от его дома. Такого с ним не было даже после смерти Дон. Тогда у него, по крайней мере, было много времени, чтобы приготовиться. Герт он лишился в одно мгновение.
Лэнг вскинул голову и уставился в небо; его голубизна была столь безмятежна, что трудно было поверить, что лишь несколько минут назад здесь бушевала смерть. А потом он заставил себя на некоторое время отстранить всепоглощающую скорбь в сторону и начать думать так, как его учили много лет назад.
Даже в столь отдаленной местности кто-то обязательно должен был услышать взрывы и, вероятно, увидеть огонь и дым от сгоревшего вертолета. Следовало исходить из того, что власти уже оповещены и направляются сюда. Останки находились в таком состоянии, что, даже для того, чтобы установить число погибших, потребуется не один месяц, не говоря уж о том, чтобы идентифицировать трупы. Это, пожалуй, можно будет сделать только при помощи анализа ДНК. Если же характеристики ДНК погибших не были зарегистрированы, те пополнят список неопознанных трупов, и только.
Лэнг двигался механически, следя за тем, чтобы его мысли оставались сосредоточенными на том, что необходимо сделать. Наклонившись, он поднял фотоаппарат, так и лежавший там, где Лэнг выпустил его из рук, когда с вертолета бросили первую гранату. Как ни странно, аппарат остался цел. При помощи безмятежно висевшей на своем месте веревки Рейлли быстро спустился по шахте. Открыв багажник автомобиля, вынул сумку Герг — и на миг утратил контроль над собой, вспомнив, как постоянно подшучивал по поводу того, что это не дамская сумочка, а настоящий мешок, и по его щекам побежали слезы. Осмотрев содержимое сумки, чтобы удостовериться в том, что там не осталось ничего важного, он положил ее туда же, где она лежала. Потом, сев на переднее сиденье, открыл перчаточный ящик и взял оттуда паспорт Герт. Вовсе не нужно, чтобы ее имя было связано с этим происшествием.
Арендованный автомобиль был оформлен на имя Джоэла Коуча. Его паспорт и человеческие останки, обнаруженные на горе, должны сделать Лэнга Рейлли официально мертвым — по крайней мере, до тех пор, пока анализ ДНК не докажет обратное. А это значит, что франкфуртская полиция, если не весь Интерпол, на некоторое время успокоятся.
А Джоэл Коуч будет мстить.
Он в последний раз взглянул на вершину — над ней все еще поднимался дым, — стиснул кулаки и произнес вслух сквозь сжатые зубы:
— Ну, вы, подонки! Проклятые подонки! Я пока не знаю, кто вы такие, но вам в одном мире со мною не жить. И я не отступлю!
Оттого что эта угроза была не пустыми словами, у него чуть-чуть отлегло от сердца. Лэнг уже сумел отыскать убийц своей сестры и племянника, и, если придется, до конца дней своих будет преследовать тех, кто виновен в смерти Герт.
Его рука, словно по собственной воле, нырнула в карман, где лежал лист бумаги с латинским текстом. На сей раз он доберется до них! По крайней мере, теперь у него была отправная точка.
Сунув в карман ключи от автомобиля, Лэнг зашагал прочь от «Мерседеса» по узкой проселочной дороге.
Он отошел почти на милю, когда навстречу ему, сверкая мигалками и завывая сиренами, промчались две полицейские машины. Еще через несколько минут он ехал на выстланном соломой прицепе трактора. Повернувшись спиной к сидевшему за рулем французу, Лэнг позволил себе немного расслабиться, и его затрясло от беззвучных рыданий.
Глава 18
Франкфурт-на-Майне, Мозельштрассе, 141,
на следующий день
Риверс прижал ладони обеих рук к столу и уставился на свои пальцы.
— Герт погибла? Ты уверен?
Лэнг устало кивнул.
— Почти ничего не осталось. Даже и не опознать без анализа ДНК.
Риверс взглянул на него, не поднимая головы, отчего еще больше стал похож на хищного зверя.
— Но ты хорошо искал, да?
Лэнг знал, что он ни в чем не виноват, но не мог отогнать от себя чувство, что чего-то он недосмотрел или недоделал.
— Кроме пещеры, спрятаться было негде. Если бы она оказалась в пещере, я увидел бы ее.
— И ты все так же намерен найти сучьих детей, убивших Хаффа. — Это был не вопрос, а утверждение. — Видит бог, я и сам подключился бы к этому делу, но вся эта вашингтонская сволочь не даст на это ни цента. Тут я ничего не могу поделать, хотя уверен, что на безопасность Соединенных Штатов и наших агентов следовало бы отсыпать чуть побольше бабок, чем на финансирование какого-нибудь сраного музея репы в какой-нибудь сраной Айове.
— Вы совершенно нравы, намерен. Когда я узнаю, кто это сделал, то выйду и на тех, из-за кого погибла Герт.
— Если так, то выкладывай, чем я могу тебе помочь.
Лэнг пожал плечами; на фоне случившейся трагедии его нынешние пожелания казались сущей мелочью.
— Я хотел бы сохранить документы Коуча и, если можно, получить еще какие-нибудь — желательно, гражданина какой-нибудь из стран ЕС. Что касается кредитных карточек, я могу дать гарантии, что…
Руководитель станции ЦРУ перебил его, не дав договорить.
— Выкинь из головы кредитные карточки, — сказал он, подняв руку. — Черт с ним, с сокращением бюджета. Когда дело касается мерзавцев, убивающих наших людей, мы не жмотничаем. Ты ведь не забыл об этом?
Лэнг действительно хорошо помнил, что в восьмидесятые годы по Управлению циркулировало немыслимое количество объяснительных записок — для их изготовления, вероятно, извели все леса в какой-нибудь не самой маленькой стране, — в которых, на случай очередного запроса из конгресса, содержались оправдания всех хоть мало-мальски необычных расходов. Очевидно, с тех пор действительно были осуществлены какие-то мирные инициативы. Или политиканы переключились на другие вопросы.