— Ладно. Я предположил бы, что дело шло примерно так. — Он ненадолго задумался, выстраивая свои гипотезы примерно таким же образом, как еще в школе выстраивал доказательство геометрической теоремы. — Ты знала, что я пытался разыскать то, что Скорцени вывез из Монсегюра. Единственным ключом, который нам удалось обнаружить до появления того чертова вертолета, была надпись Юлиана, та, в которой говорилось о дворце одного бога.
Герт взъерошила его волосы.
— Нет, не угадал. Перед тем как появился вертолет, ты говорил о Юлиане и каком-то дворце.
Лэнг пожал плечами.
— Что ж, тогда рассказывай сама.
— Предупреждаю заранее, тебе это не понравится.
— Постараюсь выдержать.
На сей раз уже Герт пожала плечами.
— Дворец одного бога. Единого бога. Что еще могло иметься в виду, как не Ватикан?
Чтобы осознать ее слова, Лэнгу потребовалась добрая минута.
— Значит, ты решила, что речь идет о дворце не одного, а единого бога, и сразу поняла, что имел в виду Юлиан?
— Но ведь я там была, разве нет?
Лэнг медленно кивнул, продолжая обдумывать услышанное.
— Нам с Фрэнсисом, чтобы сообразить это, потребовалось немало времени. А ты смогла догадаться за считаные минуты.
Герт усмехнулась и, запустив руку в сумку, вытащила сигареты; вытряхнув из пачки одну, поднесла ее ко рту, но не стала сразу прикуривать, а сказала, хихикнув:
— Я ведь предупредила, что тебе это не понравится. Я позвонила своему другу из римской станции.
— Другу, работающему в Управлении? Ты решила, что линии не будут прослушиваться?
— Совершенно верно. Я спросила этого друга, где находится Риверс, потому что знала: если мои предположения верны, он попытается убить и тебя.
Лэнг уставился на нее, совсем уже ничего не понимая.
— Спросила, где находится Риверс? Но ведь ты же знаешь, что это закрытая информация.
— Я ведь сказала, спросила у друга.
— Ты имела в виду — твой бывший любовник?
— Я тебя предупреждала… Кроме того, у тебя нет никаких оснований, чтобы э-э… сердиться. Мы расстались задолго до того, как ты прошлым летом приехал в Рим.
Она была совершенно нрава в своих рассуждениях. Но почему-то эта правота со страшной силой раздражала Лэнга. Действительно, какие у него были основания переживать из-за того, что делала Герт после того как они десять лет тому назад расстались и он женился на Дон. Но эти рассуждения нисколько не помогали побороть болезненные укусы ревности.
Лэнг попытался сделать вид, что интересуется только тем, как Герт удалось его разыскать.
— Итак, ты узнала, что Риверс находится в Риме. И что дальше?
— Дальше я оделась монашкой и висела…
— Болталась?
— Болталась около римской станции.
— Ты вела наблюдение за римской станцией Управления, и никто этого не заметил?
— Ты не забыл, что я сама давно работала в Риме? Я знаю, какие места просматриваются камерами, а какие нет. Кроме того, я уговорила одного хорошего человека на несколько дней сдать мне комнату. Она находилась почти напротив.
Зеленоглазое чудовище ревности снова вскинуло голову.
— Хороший человек… Мужчина, конечно?
Герт недовольно дернула головой.
— Этому хорошему человеку лет семьдесят, если не больше. Ты будешь допрашивать меня или позволишь мне закончить?
Любопытство Лэнга все же пересилило пусть острую, но все же совершенно иррациональную ревность.
— Валяй.
— Ну, вот, когда я видела, что Риверс выходит на улицу, я всякий раз отправлялась за ним.
— Ты смогла следить за руководителем станции? — недоверчиво спросил Лэнг.
— Никто теперь не бывает настолько осторожен, как мы когда-то. К тому же Риверс так давно работает в Управлении, что, вероятно, забыл, что теперь там могут служить и женщины.
Если Лэнг верно запомнил ход тех событий, то для этого потребовался очень серьезный нажим со стороны Конгресса.
— Как бы там ни было, я следила за ним, а он — за одним священником. За тобой. Я не решилась войти в контакт с тобой, потому что за мною тоже могли следить. Звонить тебе в гостиницу я тоже боялась. Просто ждала и в конце концов увидела, что Риверс и его люди отправились за тобой в ватиканское подземелье.
Лэнг переваривал информацию, время от времени кивая. Потом спросил:
— Теперь еще одно, где ты раздобыла оружие?
— Я ведь сказала тебе, у меня есть старинный приятель на римской станции.
Очень близкий и верный друг, если судить по тому, что он нарушил несколько десятков строгих запретов, касающихся огнестрельного оружия и режима секретности, с досадой подумал Лэнг. Если мерзавца не вышибут в ближайшее время, придется ему завершать свою карьеру, подсчитывая использованные картриджи от принтеров в какой-нибудь дыре, где скорпионы больше крыс, а крысы больше кошек. Но вслух он сказал лишь:
— Полагаю, я должен поблагодарить тебя.
Она выпрямилась и принялась расстегивать блузку.
— Время позднее. Прошло полдня. Надеюсь, ты успел набраться сил. Одной благодарностью ты не отделаешься.
Уже на следующий день, вскоре после ленча, в их рай просунулась уродливая морда действительности. Во время своего очередного звонка Сара — она звонила Лэнгу ежедневно — сообщила, что необходимо принять несколько решений, касающихся фонда, и предупредила, что клиенты, давно не видевшие своего адвоката, начинают всерьез роптать. Пришло время возвращаться.
— Мы можем полететь из Неаполя в Атланту через Париж, — сказал Лэнг, отведя трубку в сторону. — Или поехать в Рим и лететь прямым рейсом.
Герт коротко дернула головой, как всегда, когда она хотела возразить.
— Я останусь в Риме.
Лэнг сразу забыл и о том, что на другом конце линии его ждал диспетчер бронирования авиабилетов, и о том, что телефон в гостинице оплачивался поминутно.
— Что-что?
Она взяла у него из руки телефонную трубку, положила ее на рычаг и погладила Лэнга по щеке.
— Знаешь, Liebchen, кое-чего я не смогу сделать. Я не могу вечно жить за твой… расчет?.. Подсчет?..
— Счет.
— Да, я не могу вечно жить за твой счет.
— Но ведь это не так, — возразил Лэнг. — У тебя есть работа… в школе…
Герт досадливо махнула рукой.
— И ты думаешь, что после того, чем я занималась последние лет пятнадцать, мне будет интересно учить богатеньких детишек корежить немецкий язык?
Лэнг изучил ее достаточно хорошо и знал, что она медленно принимала решения, но, раз приняв, уже никогда от них не отказывалась. И сейчас подумал, что уже потерял ее однажды, а теперь теряет навсегда.
Он поднялся, вошел в ванную и принялся собирать свои туалетные принадлежности. Ему не хотелось, чтобы Герт видела на его лице страдание, которое — он знал это наверняка — ему не удастся скрыть.
— Желаю тебе всего хорошего. Мне будет очень не хватать тебя.
Когда он вернулся в номер, ее уже не было.
Эпилог
Берлин,
май того же года
Доктор философии Иоахим Штерн был не на шутку озадачен. Его оторвали от чтения курса археологии в университете и привезли осмотреть очень интересные черепки глиняной посуды, интересные не своим качеством, а местонахождением. Таких находок можно смело ожидать при любых работах в римском метро или при прокладке новой канализационной сети, скажем, в Каире. Герр доктор выступал в качестве консультанта во множестве городов с классическим греко-римским прошлым. Но чтобы в Берлине?!
Насколько ему было известно, в этом районе, который являлся историческим центром Германии, не бывали ни римляне, ни греки. Больше того, германские племена в I веке уничтожили в Тевтобургском лесу несколько легионов из почти непобедимого войска цезаря Октавиана Августа. В результате Рим хотя и продолжил свою экспансию, но и воевал и торговал совсем в других местах.
Все это было бесспорно, однако сейчас Штерн сидел на корточках в яме с еще не просохшими стенами и держал в руках осколки керамического сосуда. Не было никаких сомнений в том, что черепки были древними и, вероятнее всего, являлись осколками амфоры классической греческой работы. Большой амфоры, в каких обычно держали вино или масло.
Герр доктор поднял голову и посмотрел по сторонам. Находка была сделана при прокладке новой линии метрополитена. Кажется, именно в этом районе находился бункер Гитлера… Сейчас трудно сказать. Русские в ярости не только полностью уничтожили последнюю крепость фюрера, но и устроили на ее месте и вокруг нечто вроде парка, так что в наши дни трудно, если и вовсе возможно, сказать, где именно Гитлер провел свои последние часы. Вероятно, это единственная озелененная территория, доставшаяся Восточному Берлину в наследство от русских. Сейчас, когда город расширяется, она оказалась слишком дорога для того, чтобы можно было оставить ее нетронутой.
Так, что же мог здесь делать греческий или римский сосуд?
Насколько было известно Штерну, Гитлер никогда не проявлял особого интереса к древней истории, но черепки были обнаружены там же, где рабочие нашли пуговицы от нацистских военных мундиров, обломки того, что когда-то было мебелью, и много другого, что бесспорно подтверждавшего, что осколки амфоры оказались здесь во время войны.
Он сложил черепки в большой пластиковый мешок и поднялся. Эту тайну, как и многие другие тайны Второй мировой войны, вряд ли удастся скоро разгадать. Вот и хорошо. Об этом периоде немецкой истории лучше всего позабыть.
По крайней мере — немцам.
Атланта, Джорджия, Парк-Плейс, 2660 Пичтри-роуд,
июль
Грампса отнюдь нельзя было считать веселым компаньоном. Сейчас доносившийся из угла крошечной кухни храп, время от времени прерываемый громкой отрыжкой, извещал о том, что он стремительно разделался с вечерней трапезой и, по своему обыкновению, сразу же крепко заснул.
Лэнг взглянул поверх стойки, разделявшей кухню и столовую.