Доброе утро, миссис Бутчер, что вы нам принесли на этот раз? Поездки я всегда планировала с запасом времени, чтобы совершать добрые дела по пути на работу и с работы. Я привыкла к приятным ощущениям, которые они мне приносили. Пожалуй, можно даже сказать, что у меня развилось что-то вроде зависимости от улыбок и слов благодарности от незнакомых людей.
19
На прогулки в саду «Лавров» я решилась не сразу. Помню, в первый раз мне пришлось уговаривать себя переставлять ноги, но теперь я отважна, прямо как искательница приключений. Постепенно я освоилась в новой обстановке, и прогулка перед завтраком непременно значится в моем нынешнем распорядке дня. Я ухожу недалеко, только чтобы размять ноги, и никогда не заглядываю за ограду. Этих прогулок я жду с нетерпением. Они помогают проясниться моей голове, благодаря им я чувствую себя не такой изолированной, отрезанной от всех. Вдобавок они служат напоминанием, что где-то там все еще есть большой мир. У меня прибавляется уверенности; пожалуй, можно даже сказать, что ее становится больше, чем я считала возможным обрести, и мне кажется, что я возродилась из жалкой трясущейся развалины, какой прибыла сюда.
Сегодня я гуляю уже во второй раз. Выхожу пройтись после обеда. Ветра нет, воздух неподвижен, ни один листок не шелохнется. Останавливаюсь на минутку, закрываю глаза и вслушиваюсь. Слышу трепет крыльев: голубь пролетает надо мной и садится на дерево. Тихонько воркует, устраиваясь поудобнее. Такие мелочи учишься ценить со временем. Открываю глаза, смотрю вверх, в небо, и вижу, что тучи сгущаются. Похоже, будет гроза. Перевожу взгляд на ограду, протягиваю руку и касаюсь ее. Деревянные столбики и проволока между ними. Не требуется особых усилий, чтобы покачать туда-сюда какой-нибудь из столбиков, не настолько уж крепко они вкопаны. И проволока непрочная, провисшая: я наступаю ногой на самую нижнюю и вдавливаю ее в землю.
Холодает, на земле темнеют первые капли дождя. Пора идти под крышу. Буду с удовольствием слушать, как дождь постукивает в окно, и заниматься своими ножницами, клеем и альбомом с вырезками. Вот как раз и она – статья мистера Эда Брукса, с которой все началось.
«Бизнес таймс», 24 марта 2009 года
Эд Брукс, ведущий рубрики
журналистских расследований
Сеть супермаркетов «Эплтон», название которой стало синонимом честной торговли и добросовестных методов работы в отрасли, часто выслушивающей жалобы на попытки сбить фермерские цены, обвиняется в махинациях, травле и нечестности по отношению к давнему поставщику.
Согласно источнику, сообщившему газете эту информацию, несколько ферм были вынуждены продать свои земли по цене ниже рыночной из-за недобросовестных методов «Эплтона». Фермеры редко выступают против супермаркетов, опасаясь жестких ответных мер. Обвинение в лицемерии выдвинуто против самой Мины Эплтон, которую наш осведомитель называет «безжалостным и алчным дельцом».
Умерший четыре года назад лорд Джон Эплтон решительно и открыто поддерживал честные методы ведения торговли, и его дочь эксплуатировала тот же этический принцип, создавая и продвигая бренд компании…
Статья отправляется в альбом, а на следующую страницу – вырезки обо мне самой. Глоточки свежего воздуха.
Спасибо вам, добрая женщина, за то, что нашли нагрудный знак ВВС, принадлежащий моему отцу. Ему восемьдесят три года, и для него очень важно, что знак ему вернули.
В тот раз я удостоилась упоминания впервые. Я всегда просматривала рубрику «Доброта незнакомцев» в бесплатной газете, которую прихватывала в подземке по пути на работу. Эта вырезка поднимает мне настроение даже теперь, пока я приклеиваю ее к странице альбома. Во второй и в последний раз обо мне упомянули два месяца спустя.
Я хотела бы поблагодарить добрую женщину, которая остановила меня на Оксфорд-стрит и дала пластыри для моих пяток, которые я стерла, по глупости отправившись на работу в новых туфлях.
Помню, стертые в кровь пятки Сандры из Бакса я заметила потому, что она поднималась передо мной по лестнице из подземки. Наверху в толпе я сначала потеряла ее и догоняла почти бегом.
– Они вам пригодятся, – сказала я и протянула ей два пластыря. Я всегда носила запас пластыря в сумочке как раз для таких случаев. От бега я дышала тяжело, как собака, и она поначалу испугалась, а когда увидела, что у меня в руке, просияла. Уходя, я спиной чувствовала тепло ее улыбки. Интересно, единственный ли я человек, которого упомянули в рубрике «Доброта незнакомцев» больше одного раза. Признаюсь честно, ради этого ощущения эйфории все и затевалось. Я подсела на благодарность, которой мне отвечали.
Листаю туда-обратно две страницы альбома: «Бизнес таймс» и «Доброта незнакомцев», я и Мина. Теперь-то я вижу, что моя зависимость – это подсознание в действии. Мои добрые дела были попыткой привнести в мою жизнь хоть что-то хорошее. В то время я еще не знала, что алчность и ложь уже прокрались в наши светлые, жизнерадостные служебные кабинеты. Я была глупа, раз не увидела этого, но должна была хотя бы почувствовать – в телефонных звонках, обрывках разговоров, а потом и в статье мистера Брукса, но я не поверила ни единому ее слову. Статья побудила меня лишь к одному – еще решительнее защищать Мину. Я воспринимала себя как хранительницу. Это я приняла меры, когда журналистов застукали роющимися в мусорных баках «Минервы». «Предоставьте это мне», – попросила я Маргарет. И распорядилась расставить по периметру камеры вместе с новой системой сигнализации. И наняла двух человек, чтобы патрулировали территорию с сумерек до рассвета. Обидно было видеть, как прелестный дом превращается в место, которое временами наверняка казалось Мине тюрьмой.
20
Старик мокнет под дождем, стоя возле офиса «Эплтона». Еще слишком рано, поэтому его не пускают. Для посторонних двери заперты. Но передо мной они разъезжаются, охранник внутри улыбается мне, и я прохожу мимо старика, не задумываясь. Только очутившись внутри и обернувшись, чтобы отряхнуть зонт, я случайно замечаю его. Пожалуй, мне немного любопытно, но и только. Старик пытается укрыться под козырьком здания, зонт ему держать нечем: обе руки заняты коробкой. Так вот что он оберегает – коробку, а не самого себя. Он весь промок. И, должно быть, замерз. День пронзительно холодный, помню, я еще заметила, какие у незнакомца красные руки. Он без перчаток. Ему ли бояться непогоды, ведь он всю жизнь работает под открытым небом. Я заставляю себя во всех красках воскресить в памяти собственную черствость, выжать из нее все до последнего мгновения.
Немного позже, спустившись по какому-то делу к администратору, я замечаю, что тот незнакомец уже прошел в вестибюль и теперь сидит на одном из диванчиков «Барселона», бережно держа коробку на коленях. Я вижу, что в коробке фрукты, каждый завернут в темно-синюю мягкую бумагу. По телевизору крутят свежий рекламный ролик «Эплтона». Пастбища купаются в золотистом солнечном сиянии, ветви деревьев в садах свисают под тяжестью плодов, натруженные руки срывают их, еще осыпанные росой, а потом эти же груши и яблоки показывают выложенными на полки супермаркета. За кадрами этой аппетитной фантазии, от которой рот наполняется слюной, звучит голос Мины: «Прекрасные продукты по справедливым ценам – не только для вас, наших покупателей, но и для наших фермеров. Мы, компания «Эплтон», стараемся, чтобы наш бизнес был честным для всех». Ее голос звучит задушевно, он успокаивает. Ему любой поверит.
Я ухожу к себе наверх, а когда снова спускаюсь, уже время обеда. Хочется есть, я выхожу из здания, чтобы перехватить какой-нибудь сэндвич. А когда возвращаюсь, меня подзывает администратор за стойкой у входа.
– Он никак не уходит, Кристина.
Я поворачиваюсь и вижу, что старик по-прежнему здесь, сидит, задумавшись.
– Хочет встретиться с кем-нибудь из отдела закупок, но ему не назначено, а я никого из них не могу уговорить спуститься, – объясняет администратор.
– Предоставьте его мне, – говорю я и с улыбкой направляюсь к старику. – Боюсь, сегодня здесь нет тех, кто мог бы вам помочь.
Он поднимает голову и смотрит на меня, от него пахнет дождем.
– Я их сегодня утром собрал, – сообщает он. – Такие сладкие еще поискать. – Он разворачивает один из плодов, и я вижу, что это груша – сияющая, отмытая до блеска.
– Охотно верю. Но вы ведь не договаривались о встрече, верно? Как я уже сказала, все заняты, вас некому принять.
– Я думал, может, миссис Эплтон их попробует. Только попробует и сразу поймет, какие они на вкус.
– К сожалению, ее здесь нет. Может быть, оставите их мне?
Надо отделаться от него, пока не вернулась Мина. Она приедет к четырем. В половине пятого пресс-конференция.
– Ничего, подожду. – Расставаться со своим сокровищем ему не хочется.
– Сегодня ее уже не будет, – лгу я, продолжая улыбаться и протягивать руки.
Он сдается и оставляет фрукты на мое попечение. Я продолжаю улыбаться, а он тяжело поднимается с места.
– Мне бы записку ей оставить, – говорит он, и я приношу ему ручку и бумагу, на которой он что-то пишет. Я так и не узнала, что именно. И уходит, прождав шесть часов.
Я уношу коробку к администратору, смотрю, как она разворачивает три груши и прибавляет их к идеально-красным яблокам и идеально-круглым апельсинам, уже лежащим в вазе с фруктами. Бананов в ней нет. Остальное я оставляю в офисной кухне, приклеив к коробке записку: «Угощайтесь!» Часть фруктов съедают, но народ здесь привередливый, он брезгует едой, которую считает некачественной, а на грушах попадаются мелкие бурые пятнышки. Я съедаю одну вместе с сэндвичем. Она восхитительна. И впрямь такие сладкие еще поискать. Записка незнакомца куда-то затерялась – я же деловая женщина, у меня столько гораздо более важных забот. День был как день, очередной в офисной жизни.