Глава 6. Новые правила успеха
Стратегии, к которым прибегали секретари в последние годы жизни Сталина, опирались на определённые ресурсы, которые в изменившихся условиях заканчивались. Новое руководство страны лишило прежнего значения основной метод политического исключения — исключения из партии. Начиная с 1953 года их число стабильно снижалось, достигнув к началу 1960-х четверти от уровня, наблюдавшегося в конце сталинской эпохи. Эта тенденция подавалась как свидетельство приоритета убеждения и воспитания над исключением и принуждением[416]. Сокращались также возможности для предъявления таких традиционных политических обвинений, как сокрытие социального происхождения. Правда, как мы видели в предыдущей главе, появился новый источник компромата, связанный с причастностью к злоупотреблениям и преступлениям сталинских лет, но контроль над этими обвинениями являлся, скорее, прерогативой центра[417]. Наконец, постепенная консолидация системы должностного и личного старшинства затрудняла использование тактики внеочередных повышений, характерной для сталинской эпохи.
В предыдущей главе мы рассмотрели проблему агентства и делегирования полномочий, стоящую перед центром. Сейчас предстоит изучить, как её решали в регионах. Один из самых примечательных аспектов региональной политики середины 1950-х годов заключался в том, что перевороты, связанные с политической десталинизацией, в целом не сильно сказались на формах управления и составе руководителей. Напротив, обращённое к региональным секретарям экономическое требование резкого и быстрого роста сельскохозяйственного производства могло иметь куда более ощутимые последствия. Оно стимулировало масштабные перестановки в секретарском корпусе, ясно дав понять, что пребывание секретарей в должности зависит от их экономических успехов. Такой нажим сверху не мог не вызвать соответствующие административные процессы на местном уровне. Секретари усилили давление на своих подчинённых и прибегали к методам, которые могли либо вызвать осуждение в Москве, либо остаться безнаказанными в случае достижения экономических успехов.
Однако не каждому было дано стать чемпионом. Осознавая риски слишком активного следования амбициозным директивам центра, многие секретари старались не ссориться со своими сотрудниками и активом. Они понимали, что отталкивать от себя членов региональных сетей непомерными требованиями особенно опасно в новых условиях относительной либерализации. Многие секретари начали пересматривать свою стратегию. Это касалось, в частности, консолидации иерархий на основании норм старшинства и заслуг. Хотя такая практика несколько связывала руки секретарям, препятствуя внеочередным повышениям, она имела определённые плюсы. Секретари и сами могли опираться на нормы старшинства как источник лояльности, а также пользоваться информацией, полученной при помощи региональных выборов и других институтов, чтобы оценивать настроения актива и соответственно корректировать свои действия. Таким образом, наряду с традиционным авторитаризмом в региональных сетях все более заметным становилось стремление к компромиссам и тактической гибкости.
Упорствующие автократы
Накануне XX съезда партии региональные секретари, как и прежде, в большинстве своём принадлежали к тому поколению, которое выдвинулось на волне Большого террора, прошло войну и участвовало в послевоенном восстановлении. Среди них выделялись секретари-ветераны, успевшие поруководить несколькими регионами. Большинство из них успешно следовали директивам из центра и сохраняли свои должности, поскольку добивались выполнения установленных планов.
Изучая стенограммы пленумов обкомов, состоявшихся накануне и после XX съезда, мы видим, что, как и в конце 1940-х годов, автократы регионального уровня на волне политических перемен попадали под удар критики. В какой-то мере их обвиняли в том, в чём на этом съезде Хрущёв обвинит Сталина: в подмене коллективного руководства единоличным и в склонности к грубости и принуждению, — хотя, конечно, речь шла о куда менее значительных проявлениях авторитарности. М.Я. Канунников, чья карьера началась в 1938 году, последовательно возглавлял в качестве первого секретаря три области (Кировскую, Куйбышевскую и Ярославскую), прежде чем в 1951 году получил назначение в Псковскую область. «Можно привести десятки примеров, когда за разрешением простейших вопросов надо идти к секретарю обкома партии, вплоть до того, что секретарь обкома партии занимается распределением квартир в городе… Как т. Канунников скажет, так и будет. Я считаю, что это неправильно», — говорил на пленуме обкома в январе 1956 года один из псковских функционеров[418]. И.К. Жегалин, прежде чем стать в 1955 году первым секретарём Сталинградского обкома, с 1943-го по 1945 год занимал должность первого секретаря Красноводского обкома в Туркменистане, а с 1949-го по 1955 год — первого секретаря Грозненского обкома. Один из секретарей райкомов так описывал методы руководства Жегалина на областной партийной конференции в конце 1957 года: «Когда т. Жегалин проводит совещания секретарей райкомов партии и председателей райисполкомов, он часто пускает в ход выражения: «надо выгнать», «ты состарился», «ты не годен» и т.д… В июне сего года проводились кустовые совещания работников сельского хозяйства. Приехал к нам т. Жегалин, нагрубил, облил грязью всех руководящих работников, побыл два часа и уехал»[419].
Эти ветераны годами руководили обкомами и понимали, что в Москве их работу будут оценивать прежде всего исходя из выполнения планов, даже если периодически этому может сопутствовать критика за грубость и чрезмерное администрирование. В большинстве случаев их расчёт оказывался верным[420]. Однако подобная логика и образ мысли не были характерны для одной только старой гвардии. Первые послесталинские годы отмечались выходом на сцену нового поколения, которое, откликаясь на призывы к взятию новых экономических высот, избрало аналогичный путь. Подобную линию поведения демонстрировал, в частности, 44-летний А.П. Пчеляков, который в феврале 1952 года впервые получил должность первого секретаря в Кировской области.
Пчеляков, родившийся в 1908 году в одной из деревень на территории Татарстана, в середине 1920-х перебрался в Москву, где трудился чернорабочим, пока в 1930 году не поступил в инженерно-экономический институт. В номенклатурном плане прорывом для него стало назначение заведующим отделом чёрной металлургии Свердловского обкома в 1941 году[421]. После этого Пчеляков быстро поднимался по карьерной лестнице: в 1946-м стал первым секретарём горкома в Нижнем Тагиле, в 1949-м — вторым секретарём Сталинградского обкома и в 1951 году — инспектором ЦК ВКП(б). В Нижнем Тагиле Пчеляков заочно поступил в московскую Высшую партийную школу, получив, таким образом, высшее образование.
В Кирове к назначению Пчелякова отнеслись настороженно. Его предшественник был снят с должности за «недостатки руководства», причём при этом пострадали положение и репутация ряда местных функционеров. Понимая опасность, проистекавшую из апатии аппарата, Пчеляков поспешил успокоить кировских чиновников. На заседании руководителей облисполкома, как свидетельствовал один из его участников, Пчеляков заявил: «В связи со сменой руководства обкома и облисполкома некоторые товарищи могут подумать, что теперь начнётся замена других областных работников. Это неправильно. Кадры в области хорошие, и замен не будет. Все товарищи должны спокойно и напряжённо работать». Как свидетельствовал очевидец, «это заявление тов. Пчелякова стало известно всему активу»[422].
Такие действия Пчелякова вписывались в оптимальную для новых секретарей стабилизацию сетей. Однако Пчеляков по разным причинам не удержался в рамках этой модели поведения и спровоцировал в руководстве области конфликтные отношения. Помимо личных качеств самого Пчелякова, первоначальный импульс этому конфликту придало назначение на должность председателя Кировского облисполкома А.М. Буеверова, которого, судя по всему, прислали из Москвы без согласования с Пчеляковым. Причём до своего назначения Буеверов занимал такой же важный пост инспектора ЦК, как и Пчеляков.
Уже в первые недели совместной работы между Пчеляковым и Буеверовым разразился конфликт, который затронул также других руководителей облисполкома. В сентябре Буеверов был отозван из области вновь в аппарат ЦК, что дополнительно свидетельствовало о силе его связей и наличии собственных амбиций. Воспользовавшись этим, Пчеляков попытался добиться снятия других руководителей советского аппарата. Один из них, заведующий областным отделом народного образования А. Ходырев, 17 сентября 1952 года написал Сталину письмо, в котором подробно изложил перечисленные выше факты[423]. Ходырев сообщал, что Пчеляков потребовал снятия секретарей обкома комсомола и инициировал многочисленные перестановки на районном уровне и т.д. Все эти события обозлили значительную часть актива, отражением чего может служить данное письмо вождю. Ходырев сообщал, что «в активе пошли разговоры об избиении кадров», что у части актива усилилось «чувство неуверенности».
Вместо отозванного в Москву Буеверова 17 сентября 1952 года был назначен новый председатель кировского облисполкома И.П. Сафронов[424]. Тогда же, осенью 1952 года, в Киров прибыл новый второй секретарь обкома С.Е. Санин. И Сафронов, и Санин, так же как Буеверов, ранее работали инспекторами ЦК. Это обстоятельство, как и ранее в случае с Буеверовым, могло определять их поведение и амбиции. Воспользовавшись одной из ошибок Пчелякова, сначала Санин на партийной конференции в феврале 1954 года, а затем Сафронов на пленуме обкома в марте 1954 года открыто выступили с обвинениями против первого секретаря. В феврале Пчеляков смолчал. Однако в марте на пленуме обкома он резко ответил и Санину, и Сафронову, обвинив их в неискренности и приспособленчестве[425].
Конфликт в бюро обкома стимулировало продолжавшееся противостояние Пчелякова и кировского актива. Об отношениях между Пчеляковым и низовыми руководителями можно судить по тому, как он обошёлся с первым секретарём Мурашинского райкома А.С. Решетниковым. Назначенный на свою должность в июле 1952 года, Решетников имел безупречный послужной список без единого выговора и с двумя поощрениями[426]. Однако положение в районе, располагавшемся на северном краю области, было тяжёлым, и Решетникову, которому пришлось начинать почти с нуля, никак не удавалось исправить ситуацию. По словам Решетникова, «вместо всестороннего и глубокого изучения причин отставания района, а потом и оказания нужной конкретной помощи, тов. Пчеляков встал на путь проявления грубости, угроз, наказаний и снятия руководителей района с занимаемых постов»[427]. Попытка Решетникова уйти с поста на учёбу вызвала гнев Пчелякова. Решетникова со скандалом сняли с работы[428]. Эти события тяжело сказались на последнем — он был госпитализирован. Но Пчеляков не успокоился. Он приказал заведующему одного из отделов обкома отправиться в больницу и убедиться, что Решетников болен. Тот, пролежав в больнице три месяца, вопреки советам врачей начал подыскивать себе новое место и вступил на длинный путь партийных апелляций[429].
Ил. 9. Первый секретарь Кировского обкома А.П. Пчеляков, 1954 год. Из фондов РГАКФД (г. Красногорск)
Случай с Решетниковым не был единичным инцидентом. На отчётно-выборной партийной конференции в феврале 1954 года некоторые низовые работники открыто обвинили Пчелякова в том, что он «допускает окрики, грубость, администрирование… ведёт себя высокомерно, заносчиво, не выслушивает до конца людей и не считается с мнениями других». В заключительном слове Пчеляков, по свидетельству инспектора ЦК КПСС, присутствовавшего на пленуме, «признал критику… в основном правильной, однако пытался оправдываться и оспаривать отдельные положения вплоть до пререкания с делегатами конференции». В результате во время выборов в состав обкома, проводившихся тайным голосованием, Пчеляков получил против 76 голосов (16% от числа голосовавших)[430].
Тем не менее Пчеляков не отказался в дальнейшем от политики массовых увольнений. В 1954–1955 годах в Кировской области со своими должностями расстались 40 первых секретарей райкомов, 40 председателей исполкомов, 51 второй секретарь, 103 секретаря парторганизаций МТС и 83 директора МТС[431].
Используя поддержку Москвы, Пчеляков собрался с силами и перешёл в наступление. В марте 1955 года он провёл решение о перемещении второго секретаря обкома Санина на малопрестижную должность председателя областного совета профсоюзов. Несмотря на жалобы Санина, Пчеляков получил поддержку Москвы. Санин остался на новой профсоюзной работе[432].
Несмотря на то что Пчеляков существенно укрепил свои позиции, недовольные кировские руководители и актив продолжали борьбу. На партийной конференции в январе 1956 года повторилась ситуация двухлетней давности. Из 514 голосовавших делегатов конференции против Пчелякова проголосовали 67 человек. Ни один другой член обкома не получил такого значительного количества голосов «против». Симпатии конференции явно были на стороне критиков Пчелякова. Например, против Санина проголосовали 4 делегата[433]. В последующие месяцы ситуация в руководстве Кировского обкома ещё больше запуталась. Пчеляков не сумел найти общий язык с новым вторым секретарём обкома. Периодически между ними вспыхивали конфликты. Продолжались трения между Пчеляковым и председателем облисполкома. При всяком удобном случае бунтовали против Пчелякова низовые работники. Так, в декабре 1956 года секретарям ЦК КПСС была разослана записка о состоявшейся ранее в этом месяце партийной конференции Советского района Кировской области. Накануне Пчеляков посетил этот район в связи с хлебозаготовками, выколачивал хлеб из колхозов и раздавал выговоры. В ответ районный актив восстал. На конференции в адрес Пчелякова раздавались такие оценки: «Он в районе был два раза, вёл себя безобразно грубо, умного ничего не сказал, в колхозах был мало, не разобрался, обругал многих руководителей колхозов… втоптал в грязь секретаря райкома партии… т. Пчеляков работает методом некрасовского помещика…». В резолюцию конференции был записан такой пункт: «Довести до сведения бюро обкома КПСС, что делегаты конференции в своих выступлениях резко критиковали формально-бюрократический стиль руководства и грубое отношение к партийным, советским и колхозным кадрам со стороны первого секретаря обкома партии т. Пчелякова А.П.» Предложение секретаря Советского райкома партии и одного из секретарей обкома, присутствующего на конференции, не включать этот пункт в резолюцию делегаты отклонили[434].
Преодолевая такие препятствия, Пчеляков постепенно избавлялся от нелояльных сотрудников. В начале 1957 года он добился отзыва из Кирова своего наиболее непримиримого недоброжелателя Санина. В облисполкоме в противовес Сафронову Пчеляков поддерживал его заместителя[435]. Вскоре Пчеляков добился снятия Сафронова с поста председателя облисполкома[436]. Аналогичную политику кадровых чисток и выдвижения лояльных сотрудников проводил Пчеляков в отношениях с активом. Новый обком, избранный на очередной конференции в январе 1958 года, состоял из 97 человек по сравнению с 91 в 1956 году. При этом в новый обком не вошёл 31 член обкома из числа избранных в 1956 году. Больше трети членов обкома, не избранных на повторный срок, составляли секретари райкомов и горкомов партии[437]. Об общем росте лояльности актива свидетельствовали результаты голосования на январской конференции 1958 года: при выборах обкома против Пчелякова проголосовали только 13 человек из 546[438].
В общем, конфликты и жалобы, казалось, совсем не смущали Пчелякова и не приводили к его отставке. Очевидно, что в данном случае мы имеем дело с традиционной тактикой центра. До тех пор, пока секретари выполняли возложенные на них планы, Москва закрывала глаза на их административные злоупотребления. Пчеляков руководил областью в ту пору, когда Хрущёв поставил свой престиж и политическую репутацию в зависимость от роста сельского хозяйства. Кировская область быстро вышла на одно из первых мест в РСФСР по росту сельскохозяйственного производства. В течение следующих двух лет Хрущёв указывал на успехи Кировской области, отмечая, что она стала одним из пяти регионов РСФСР, в которых сильнее всего выросли надои молока, и первым по росту производства мяса[439]. На этом фоне жалобы, приходившие из области, не принимались во внимание. В феврале 1956 года возник конфликт между Пчеляковым и руководством газеты «Правда», поместившей критический материал о Кировской области (Пчеляков заявлял, что газета «чернит» область). Однако на развёрнутую жалобу сотрудников «Правды» в ЦК, в которой приводились многочисленные факты недостатков в области и критиковалась работа Пчелякова, последовала вялая реакция. Пчелякова пригласили в отдел партийных органов ЦК, «где ему были сделаны соответствующие указания на его недостатки и даны необходимые советы»[440].
Во многих отношениях Пчеляков олицетворял тип тех низовых автократов, которые сочетали агрессивную, квазивоенную культуру руководства с хрущёвской стратегией выполнения плана любой ценой. Преемственность методов управления, наблюдавшихся при Сталине, в этом случае опиралась на политические обстоятельства, созданные Хрущёвым. Между тем в новых условиях секретари уже не обладали многими, прежде всего репрессивными, ресурсами для подчинения сетей. Пчелякову приходилось маневрировать, вступать в постоянные переговоры с центром о кадровых перемещениях и отбиваться от нападок руководителей низших звеньев.
Оспариваемая автократия
Не каждый функционер годился на роль первого секретаря в регионе. Мы уже видели, что в конце жизни Сталина некоторых руководителей обкомов обвиняли в чрезмерной административной слабости и нерешительности, которые были главными причинами их неспособности противостоять административным амбициям своего окружения. При Хрущёве многие из таких секретарей были преемниками региональных автократов, которые, получив новую должность, оставляли вместо себя одного из своих протеже. После отбытия своего покровителя новый секретарь в ряде случаев становился мишенью для нападок со стороны других руководителей, нередко возмущённых тем, что этот бывший клиент первого секретаря, ещё не так давно уступавший им в чине, теперь стал их начальником.
Один из примеров такого рода можно найти в Краснодарском крае, первым секретарём которого в 1952 году был назначен В.М. Суслов. Он родился в 1910 году, в 1939-м вступил в партию и к концу 1940-х вырос до не очень высокой должности главы сельскохозяйственного отдела Краснодарского крайкома. В 1951 году Н.Г. Игнатов, первый секретарь Краснодарского крайкома и образцовый низовой автократ, решил повысить 41-летнего Суслова через головы прочих секретарей и сделал его вторым секретарём крайкома и своей правой рукой. Работа в тесном контакте с крайне требовательным Игнатовым, похоже, так и не наделила Суслова ни инициативностью, ни решительностью, которые могли бы сделать его самого сильным лидером. В октябре 1952 года Игнатов пошёл на повышение в Москву в качестве секретаря всесоюзного ЦК, по-видимому, приложив руку к тому, чтобы его преемником стал Суслов. Это назначение устраивало Игнатова, однако Суслов оказался в затруднительном положении. Некоторое время спустя последний так вспоминал начало своего руководства краем: «Первое время я вёл себя, может быть, не как первый секретарь только потому, что не было опыта, да ещё и потому, что, взявшись за этот руль, у меня были рядом те лица, у которых я был в подчинении»[441].
Некоторые осторожные высказывания Суслова на пленуме крайкома в феврале 1957 года, утвердившем его отставку с должности первого секретаря, намекают на характер его взаимоотношений с ближайшим окружением. Например, Суслов признавал, что был вынужден оставить на своих должностях функционеров, плохо справлявшихся с делом, просто потому, что их поддерживали другие влиятельные члены бюро. Суслов вспоминал, как после принятия Краснодарским краем повышенных планов поставок сельхозпродукции, что было чрезвычайно важно для репутации и карьеры первого секретаря, руководители районов объединились и надавили на членов бюро крайкома, добиваясь их снижения. «Члены бюро отступили, и я согласился», — признавался Суслов[442]. Такое положение вызвало недовольство в Москве. В 1957 году Суслов был переведён на относительно незначительную должность директора научно-исследовательского института.
Краснодарский край представлял собой крупный аграрный регион. Пример оспариваемого автократа в крупном промышленном регионе представлял А.М. Кутырев, первый секретарь Свердловского обкома — одного из важнейших промышленных центров страны. Кутырев отличался от Суслова своим послужным списком: до назначения в 1950 году вторым секретарём в Свердловскую область он с 1945-го по 1950 год работал первым секретарём обкома в Мурманске. В июне 1951 года Кутырев стал и.о. первого секретаря в Свердловске вместо своего бывшего начальника В.И. Недосекина, отправленного на курсы переподготовки в Москву[443]. В 1952 году Кутырев был окончательно назначен первым секретарём вместо Недосекина[444]. Как и любого нового руководителя, Кутырева неизбежно сравнивали с его предшественниками. Недосекин проходил свою школу сперва в качестве второго секретаря, а затем председателя облисполкома у известного В.М. Андрианова, возглавлявшего область с 1938-го по 1946 год[445]. Хотя таких секретарей нередко осуждали за грубость, если не жестокость в отношениях с подчинёнными, они отличались решительностью и умели подчинять себе регион. Однако Кутырев был сделан из другого теста. Впоследствии Кутырев так высказывался на этот счёт: «Мне не нравится стиль т. Недосекина и т. Андрианова, я даю больше инициативы работникам»[446].
В апреле 1955 года в Свердловск прибыла комиссия из Москвы во главе с заместителем заведующего отделом партийных органов ЦК КПСС по РСФСР М.М. Севастьяновым. Выявив многочисленные недостатки в работе обкома (что было вполне обычно для любой комиссии из центра, выезжавшей в любой из регионов страны), Севастьянов созвал бюро обкома и поставил на нём вопрос о причинах плохой работы. Бюро собралось без Кутырева, который в это время болел. Поощряемые отсутствием первого секретаря, члены бюро фактически возложили всю вину за выявленные недостатки на него. После выздоровления Кутырева, в присутствии того же М.М. Севастьянова 14 июня 1955 года было созвано ещё одно заседание бюро обкома по этому поводу[447].
Материалы этих заседаний свидетельствовали о том, что свердловская руководящая сеть приближалась к олигархическому состоянию. Нетребовательный и часто отсутствовавший по причине болезни Кутырев явно ослабил контроль над своим окружением. Свердловский случай демонстрировал две главных уязвимости сетей, приближающихся к олигархическому типу. Первая — падение административной дисциплины. «В бюро неорганизованность и вольность, кто хочет — уходит без разрешения», — жаловался на заседании бюро обкома 14 июня 1955 года начальник управления МВД по Свердловской области[448]. «На бюро дисциплина слабая, много вольности», — поддерживал его первый секретарь Свердловского городского комитета партии[449]. Члены бюро считали Кутырева «нетребовательным, мягким, увлекающимся человеком», который «по своей доброте за всё берётся» и «мало спрашивает с секретарей обкома, мало даёт им поручений»[450]. Второй важной причиной недовольства свердловских функционеров была слабость контактов Кутырева в Москве, его незначительные возможности для лоббирования интересов области: «Нет у тов. Кутырева настойчивости перед министерствами»; «уклоняется от подписания документов в ЦК КПСС»[451].
Выступление бюро обкома против первого секретаря послужило сигналом для развала всей свердловской сети. Через несколько месяцев, 26 октября 1955 года, в Свердловске произошло не характерное для номенклатурной системы столкновение между партийным и комсомольским руководством. На пленуме обкома комсомола была отвергнута предложенная обкомом партии (и, конечно, согласованная в Москве) кандидатура нового первого секретаря обкома ВЛКСМ. Большая группа комсомольских активистов потребовали отдать эту должность не чужаку, а своему действующему второму секретарю обкома комсомола. Присутствовавший на пленуме Кутырев сделал комсомольцам внушение, напомнив, что они работают под руководством партии. Под нажимом Кутырева и представителя ЦК ВЛКСМ кандидатура первого секретаря, одобренная наверху, была поставлена на голосование. Однако, несмотря на то что голосование было открытым, из 45 членов обкома ВЛКСМ против нового секретаря проголосовали 16 и двое воздержались[452].
Явное ослабление позиций Кутырева во вверенной ему области подтолкнуло Москву к более решительным действиям. 31 декабря 1955 года Президиум ЦК КПСС освободил Кутырева от должности первого секретаря — правда, со щадящей формулировкой: «по состоянию здоровья». Недовольные Кутыревым члены обкома получили то, что хотели. Их новым начальником стал представитель хрущёвской украинской группировки, бывший первый секретарь Днепропетровского обкома А.П. Кириленко. Это был секретарь с прочными связями в Москве. Кутырев же после небольшого перерыва получил сначала должность первого заместителя министра рыбной промышленности СССР, а затем председателя Калининградского совнархоза. В 1960 году он вышел на пенсию[453].
Главная проблема Кутырева заключалась в том, что под его началом находилась большая область с влиятельными ведомственными центрами регионального уровня и крупными предприятиями, что способствовало формированию сильной группировки местных руководителей. В силу своего характера и вследствие сокращения возможностей применения таких традиционных методов консолидации сетей, как внеочередные повышения, компромат и политическое исключение, Кутыреву не удалось создать лояльную руководящую группу. Влиятельные региональные руководители в открытую выражали неодобрение своему начальнику. Он был не в состоянии предотвратить этот бунт.
Порой пришлому первому секретарю приходилось уживаться с группой руководителей, существующей уже не первый год. Шансы на то, что региональным чиновникам удастся сплочённо выступить против назначенца со стороны, в этом случае были особенно высокими. Так произошло в Кемеровской области. В декабре 1955 года первый секретарь обкома М.И. Гусев оставил свою должность «по состоянию здоровья». На его место был назначен заместитель главы отдела партийных органов ЦК КПСС по РСФСР С.М. Пилипец. Местные функционеры сразу же дали понять, что они не рады этому назначению. Много лет спустя Е.З. Разумов, служивший вторым секретарём и при Гусеве, и при Пилипце, вспоминал:
Были периоды в ЦК, когда любили на места присылать своих представителей… Была линия такая. Местный человек сросся с недостатками, у него появились привязанности, ненужные для первого секретаря обкома, для лидера… Были такие основания, и ЦК предпочитал во многих случаях присылать работников более слабых, чем было нужно. Пилипца, например, прислали. Боже мой! Да таких пилипцов у нас в Кузбассе пруд пруди![454]
Действительно, Пилипец был относительно молод (43 года), прежде работал в основном в Москве, и чувствовалось, что ему не хватает опыта для управления крупным промышленным регионом. Более того, в отличие от своего предшественника, члена ЦК, Пилипец был только кандидатом в члены этого органа. По этой причине он досадным образом уступал в статусе члену собственного бюро обкома, 47-летнему председателю Кемеровского совнархоза А.Н. Задемидко, бывшему министру угольной промышленности СССР[455]. Натянутые отношения сложились у Пилипца с председателем облисполкома В.С. Шаповаловым и вторым секретарём обкома Е.З. Разумовым. В то же время Шаповалов, Разумов и другие члены бюро обкома составляли достаточно сплочённую команду, многие годы работавшую в Кемерово.
Постепенно зревший конфликт между Пилипцом и этой командой открыто проявился в январе 1959 года. В связи с этим инспектору ЦК КПСС, курировавшему Кемеровскую область, было поручено обсудить положение в обкоме на закрытом заседании бюро. Сговорившись, Шаповалов и Разумов организовали на этом заседании проработку Пилипца, обвинив его в порочном стиле руководства, в плохой подготовке к заседаниям бюро, в слабом контроле за выполнением принятых решений, в ошибочных кадровых назначениях, в грубости, капризности, упрямстве и т.д. Как докладывал инспектор ЦК своему руководству, некоторые члены бюро утверждали, что мнительность и подозрительность Пилипца «мешают делу, создают моральную напряжённость, настороженность в работе, заставляют членов бюро работать с оглядкой»[456]. Пилипец хорошо понимал, кто инициировал эту проработку. В личной беседе с инструктором ЦК он дал нелестную характеристику Шаповалову, назвал его «опаснейшим человеком», «интриганом», который «собирает вокруг себя обиженных». Однако открыто выступать против Шаповалова Пилипец опасался[457].
Такие конфликты заставили Пилипца искать компромиссы со своим окружением. Внешние проявления этой линии Е.З. Разумов охарактеризовал так: «Пилипец как шёлковый стал. Предупредительный! Зайдёшь к нему — встанет, выскочит из-за стола, поздоровается. Очень, очень изменился»[458]. Видимо, такая линия поведения до некоторой степени стабилизировала кемеровскую сеть. С должности Пилипца сняли в начале 1960 года, но не в результате внутренних конфликтов, а в связи с масштабной аварией на Кузнецком металлургическом комбинате.
Оспариваемые автократы сталкивались с противодействием подчинённых по ряду причин. В некоторых случаях оно возникало в связи с обстоятельствами, при которых данный секретарь был назначен на должность. Клиент, выдвинутый на высокую позицию через головы других претендентов, часто не имел необходимого авторитета у сотрудников, которые прежде могли знать его как своего подчинённого. Чужак, прибывший из Москвы, мог столкнуться с группой руководителей, долго работавших друг с другом и сформировавших сплочённую сеть. В других случаях существование оппозиции могло быть обусловлено величиной и экономической структурой региона. В областях с крупными местными структурами центральных ведомств и важными предприятиями всесоюзного значения секретарь мог производить впечатление слабого руководителя. Оспариваемый автократ, которому противостояла сплочённая коалиция, нередко не имел возможности манипулировать кадровыми назначениями, из-за чего ему не удавалось выстроить собственную сильную сеть. Наконец, позиции первого секретаря могла подрывать влиятельная группировка местных руководителей, уставшая от развала дисциплины и порядка и недовольная отсутствием у первого секретаря существенной поддержки в Москве.
Пути к компромиссу
Весной 1957 года, за несколько месяцев до июньского пленума ЦК, позволившего Хрущёву консолидировать свою власть, внимание Москвы было привлечено к признакам неблагополучия в Ульяновской области. Первый секретарь обкома И.П. Скулков, назначенный на этот пост в 1952 году после громкого скандального снятия прежнего секретаря[459], управлял своими подчинёнными жёсткой рукой, игнорировал бюро обкома, за что неоднократно получал замечания от отдела партийных органов ЦК КПСС[460]. Терпение Москвы лопнуло, когда в апреле этого года Скулков практически единолично провёл решение об объявлении взысканий сразу 28 районным руководителям. Получив соответствующий протокол заседания бюро обкома, сотрудники отдела партийных органов ЦК провели проверку, в ходе которой выяснилось, что протокол фактически был сфальсифицирован, так как на заседании отсутствовали те члены бюро, которые были обозначены как присутствующие. В Ульяновск прибыл инспектор ЦК КПСС. Пользуясь этим, группа недовольных членов бюро обкома выступила против Скулкова. Его действия были публично осуждены[461]. В январе 1958 года Скулков получил почётную, но второстепенную должность председателя комиссии советского контроля при Совете Министров РСФСР.
Авторитарные наклонности первого секретаря томского обкома В.А. Москвина были закономерным результатом его карьерного пути. Не имея высшего образования, Москвин выдвинулся благодаря террору 1930-х годов. В 1939 году он был назначен парторгом ЦК ВКП(б) на Кузнецком металлургическом комбинате. Эта должность, как и должность первого секретаря горкома в Сталинске, крупном сибирском промышленном центре, требовала жёсткости, умения решать многочисленные производственные проблемы методами штурма и натиска. Свои первые шаги на руководящей работе Москвин делал под руководством типичного секретаря-автократа, первого секретаря Новосибирского обкома М.В. Кулагина, и многое перенял от него. Корреспондент газеты «Правда» в январе 1943 года так описывал в докладной главному редактору газеты стиль работы Москвина: «В сталинском горкоме любят подолгу заседать, но на этих заседаниях нет коллегиальности, нет коллективного обсуждения текущих вопросов. Тов. Москвин по опыту т. Кулагина ведёт допросы и произносит часовые речи»[462]. После создания в 1943 году Кемеровской области, в которую вошёл город Сталинск, Москвин был назначен первым заместителем председателя, а затем председателем кемеровского облисполкома. Проучившись с 1950 году на курсах переподготовки при ЦК ВКП(б), в ноябре 1951 года он был направлен первым секретарём в Томскую область вместо А.В. Семина, снятого как «не справившегося с работой». Назначение по такой схеме в определённой мере развязывало руки новым секретарям. Москвин в полной мере воспользовался этой ситуацией и жёсткой рукой «наводил порядок».
Однако, полагаясь на подчинение и запугивание, Москвин явно переоценивал возможности этих методов. Не сумев соблюсти баланс между подавлением и компромиссами, Москвин спровоцировал конфликт, который сыграл роковую роль в его карьере. Вопреки логике он преследовал не только руководителей отстающих районов, но и передовиков, поскольку не терпел амбициозных, энергичных чиновников в своём окружении. Двое из таких преследуемых руководителей решились написать жалобу Хрущёву. В заявлении от 24 ноября 1958 года они обвиняли Москвина в поощрении приписок, в мести за критику и избиении кадров[463]. В Москве обратили внимание на эту жалобу. Проведённая проверка показала, что по требованию Москвина в районах фальсифицировали отчётные данные, создавая видимость перевыполнения планов, а затем компенсировали приписки поставками последующих месяцев.
Припёртый к стене, Москвин 16 января 1959 года провёл через бюро обкома постановление, осуждавшее эту практику. В постановлении объявлялись взыскания ряду районных и областных руководителей, но в нём содержался также пункт о том, что приписки провоцировали ошибочные указания самого Москвина[464]. Почувствовав поддержку из центра, недовольные томские чиновники перешли в наступление. На состоявшемся в начале 1959 года пленуме обкома прозвучали предложения об освобождении Москвина от должности. После пленума обкома на пленумах трёх райкомов партии также прозвучали обвинения в адрес Москвина[465]. В июне 1959 года ЦК КПСС снял Москвина с должности первого секретаря «как не обеспечивающего руководство».
Ульяновский и томский случаи служат примерами поражения секретарей-автократов, не способных находить компромиссы с окружением. В тех регионах, которым не удавалось выйти в передовые (как это было в Кирове при Пчелякове), полагавшиеся на прежние силовые методы секретари были уязвимы перед напором местного актива и московских контролёров. Отталкивая от себя областных и районных руководителей, такие секретари неизменно рисковали стать жертвой жалоб, основанных на инсайдерской информации, в иных случаях недоступной Москве. Всё это вело даже закалённых низовых автократов к пониманию важности компромиссов. Два поучительных случая демонстрировали эту тенденцию.
С августа 1955 года во главе Винницкого обкома стоял новый первый секретарь П.П. Козырь[466]. Родившийся в 1913 году в Екатеринославской губернии, в начале 1930-х годов он работал на разных должностях в Украине, а затем был призван в армию. Служил в Туркестанском пограничном округе, редактировал газету, на волне Большого террора выдвинулся на руководящие должности в комсомоле. Демобилизованный после войны в звании капитана Козырь был направлен в Винницкую область, работал секретарём ряда райкомов. В Виннице он приобрёл репутацию способного руководителя, добившегося успехов в выполнении сельскохозяйственных планов. При содействии первого секретаря Винницкого обкома М.М. Стахурского был назначен первым секретарём Могилёв-Подольского горкома партии, войдя в ряды областной элиты, а затем направлен на учёбу в Москву. Вернувшись в январе 1953 года в Винницу, руководил областной газетой, был назначен одним из секретарей, а затем в августе 1955 года первым секретарём обкома.
Ил. 10. Первый секретарь Винницкого обкома П.П. Козырь, 1962 год. Из фондов РГАКФД (г. Красногорск)
Методы работы Козырева были жёсткими. За 1954–1958 годы в области сменилось около 75% первых секретарей и практически все вторые секретари райкомов[467]. В то же время Козырь демонстрировал гибкость. По-прежнему жёстко контролируя назначения, он осознавал опасности, связанные с ошибками в этом вопросе. Выдвигая лояльных работников, он вместе с тем отказался от тактики внеочередных повышений, характерной для низовых автократов, предпочитая постепенно повышать сотрудников в должности, укрепляя складывавшуюся в области формальную иерархию. Гася при помощи манёвров и компромиссов различные конфликты, Козырь закрывал глаза на злоупотребления преданных и эффективных сотрудников[468].
Ещё одним примером низового автократа, приспосабливающегося к изменившимся обстоятельствам, служил А.И. Струев, в январе 1954 года ставший первым секретарём Молотовского обкома вместо смещённого как «не обеспечившего руководство» Ф.М. Прасса. В отличие от большинства прочих первых секретарей, о которых идёт речь в данной книге, Струев однозначно являлся клиентом Хрущёва и, похоже, активно пользовался этим обстоятельством[469]. Несмотря на то что Молотовская (Пермская) область являлась промышленным регионом, в соответствии с указаниями Хрущёва руководство области делало упор на сельское хозяйство, приводя в замешательство некоторых местных функционеров. На областной партийной конференции в январе 1956 года первый секретарь одного из горкомов недоумевал: «В докладе указаны положительные результаты работы директоров МТС, председателей колхозов, лучших колхозников, но нет ни одного человека из промышленности — ни директоров, ни начальника цеха»[470]. В январе 1957 года руководителей Молотовской области вызвали в Москву на заседание Бюро ЦК КПСС по РСФСР, где вновь рассматривался вопрос о сельском хозяйстве региона. Тесные связи с Хрущёвым не слишком помогли Струеву, которого отчитали среди прочего за неспособность следовать примеру другого крупного промышленного региона — Челябинской области, которая добилась полного самообеспечения по хлебу и почти полного по молоку и мясу[471]. От Струева требовали успехов. Такой нажим сверху, несомненно, накладывал отпечаток на методы руководства на региональном уровне. Сам Струев был склонен к авторитаризму. На областной партийной конференции в январе 1956 года выступавшие говорили о грубости Струева, его угрозах в адрес районных работников[472]. Подобно другим секретарям авторитарного типа Струев формировал свою лояльную сеть, прибегая к методам, затрагивавшим интересы других чиновников, в частности к внеочередным повышениям. Примером служила история карьерного взлёта Ю.Д. Малкова, молодого первого секретаря райкома, который с подачи Струева стремительно вырос в чинах, сделавшись секретарём обкома по сельскому хозяйству. Это явное нарушение номенклатурной очерёдности было одной из причин негативного отношения к Малкову со стороны партийного актива. На областной партийной конференции в январе 1956 года Малков подвергся острой критике, мотивы которой достаточно откровенно сформулировал один из секретарей райкомов: «Тов. Малков — молодой работник, выросший до секретаря обкома. Надо, чтобы он пооперативней руководил и не допускал грубостей, окриков в руководстве. Он молодой, он должен это учесть. Он тоже был недавно равный нам»[473]. «Я знаю тов. Малкова хорошо по прежней работе, мы с ним работали вместе… около 4 лет, и я прямо могу сказать, я не узнаю тов. Малкова. Тов. Малков был одним, когда был в райкоме и в областном управлении сельского хозяйства, стал другим, когда стал секретарём обкома партии по сельскому хозяйству, он изменился не в лучшую сторону, а в худшую. Когда он был в райкоме, он был общительным партийным работником, отзывчивым, а сейчас… он стал официальным, сухим и малодоступным секретарём, даже для первых секретарей райкомов»[474], — говорил другой выступающий. На выборах обкома против Малкова проголосовало самое большое число участников партконференции — 43 из 724[475]. Перед лицом такой враждебности Малков не мог не понимать, что ему остаётся держаться по возможности ближе к своему покровителю[476].
Ил. 11. Первый секретарь Пермского обкома А.И. Струев, 1954 год. Из фондов РГАКФД (г. Красногорск)
Под давлением снизу Струев демонстрировал признаки тактической гибкости. На той же конференции в январе 1956 года он признал, что массовые кадровые чистки не приносят пользы. Успокаивая районных работников, Струев заявил: «Лучше одного строго наказать, чтобы предупредить и сохранить других»[477]. В январе 1957 года он был вынужден раскритиковать высокую текучесть низовых кадров[478], а на областной партийной конференции в январе 1958 года «категорически» осудить снятие с работы секретарей райкомов партии, ссылаясь на то, что в течение двух предыдущих лет свои должности потеряли только трое из них, причём действительно за серьёзные нарушения[479]. И действительно, несмотря на чистку среди руководителей обкома, сопровождавшую снятие Ф.М. Прасса в 1954 году, состав обкома отличался стабильностью[480]. Струев выдвинул на должности секретарей обкома работников, пострадавших в связи со снятием Прасса. В течение двух лет защищая своего клиента Малкова, в 1957 году Струев пожертвовал им, при этом, подчёркнуто придерживаясь «порядка очерёдности», сделав новым секретарём по сельскому хозяйству главу отдела сельского хозяйства обкома. Представляя его пленуму, Струев подчёркивал, что новый секретарь до назначения в обком долгое время работал в области на различных должностях, в том числе четыре года был первым секретарём одного из местных райкомов[481].
Подобно Козырю, Струев понимал, как важно держать себя в руках, не впадая вместе с тем в излишнюю самокритику. Такой «хозяйский тон» должен был нравиться активу. В ответ на претензии на конференции в январе 1956 года он выступил с таким заявлением: «Я согласен и с тем, что в работе бюро обкома за отчётный период… имела место иногда излишняя нервозность. Щедро клеились ярлыки к отдельным плохо работающим работникам. Думается, что впредь этого допускать не следует. Бюро областного комитета партии и так облечено большой властью, и, конечно, его методом должен быть спокойный, но строгий спрос»[482].
Имеющиеся документы позволяют также отметить, что в ряде случаев первым секретарям, впервые получившим эту должность, удавалось достаточно плавно вписаться в региональные сети. Примером может служить Костромская область в 1954–1955 годах.
Первый секретарь костромского обкома А.И. Марфин был одной из жертв кампании секретарских перестановок после смерти Сталина. В январе 1954 года его сняли с должности как «не обеспечившего руководство». Вместо Марфина из Москвы прислали функционера ЦК КПСС Д.Л. Сумцова. Ко времени нового назначения Сумцову было 46 лет. Проработав несколько лет секретарём райкома в Омской области, он перешёл на пост одного из секретарей омского обкома, откуда через три года, в 1952 году, был переведён в Москву на пост заведующего сектором отдела партийных органов ЦК КПСС. Прибыв в Кострому и столкнувшись с многочисленными трудностями прежде всего в сельском хозяйстве, Сумцов, судя по всему, занервничал, начал давить на руководящие кадры, доставшиеся ему в наследство от Марфина. Пользуясь преимуществами секретаря, вновь назначенного в «провальную» область, он просил ЦК прислать работников из других регионов на должности секретарей райкомов и в областной аппарат. Однако в Москве эту просьбу не поддержали в полном объёме. Сумцову пришлось работать преимущественно со старыми кадрами.
Характер и источники кадровых перестановок при Сумцове хорошо демонстрировали изменения в бюро обкома. Новыми членами бюро, прибывшими со стороны, были три ключевых фигуранта — второй секретарь П.В. Ильин, председатель облисполкома М.М. Баранов и секретарь по сельскому хозяйству И.Г. Лещев. Важно при этом отметить, что чиновников, прежде занимавших эти посты, Сумцов также постарался сильно не обижать. Прежний второй секретарь обкома был назначен на должность первого заместителя председателя облисполкома и сохранил свою позицию как член бюро обкома. Прежний председатель облисполкома утратил своё место в бюро, но был назначен на заметную должность председателя областного союза потребительских обществ и вошёл в состав обкома. Достаточно широко Сумцов пользовался методом выдвижения на более высокие посты местных функционеров. Например, первый секретарь обкома комсомола ушёл на должность заведующего отделом пропаганды и агитации обкома партии; редактора областной газеты передвинули на заведывание отделом административных и финансово-торговых органов; секретарь одного из райкомов партии занял важный пост заведующего отделом партийных органов обкома. Особых основания роптать не было и у чиновников, которые ранее заведовали отделами. Их переместили на другие руководящие посты[483].
В результате таких кадровых манипуляций высшие руководители области составили достаточно сплочённую и лояльную по отношению к Сумцову группу. Одни из них были благодарны Сумцову за выдвижение на более высокие посты, другие — за то, что он сохранил их в руководящей группе. Главному испытанию на прочность бюро обкома подверглось в январе 1956 года, когда оно было вызвано в Москву для участия в работе Секретариата ЦК КПСС, рассматривавшего вопрос о плохой работе сельского хозяйства области. Несмотря на очевидное недовольство Москвы, костромские руководители не спешили «сдавать» Сумцова. Второй секретарь обкома Ильин даже заявил на заседании Секретариата ЦК, что Сумцов вполне способен выполнять свои обязанности и в дальнейшем, чем вызвал недовольство руководителей ЦК. Роль раскольника выполнил секретарь обкома Лещев. Он заявил о необходимости заменить Сумцова[484]. Достаточно сдержанно решение о снятии Сумцова было воспринято и на последовавших вскоре пленуме костромского обкома и областной партийной конференции, которым предстояло формально утвердить принятое в Москве решение. Участники этих мероприятий скорее вынужденно критиковали Сумцова, а некоторые отмечали его положительные качества и даже обвиняли центральные власти в слишком частой смене руководителей Костромской области[485].
Ил. 12. Регулярные собрания партийных работников были важной частью партийной жизни. На этом снимке запечатлены секретари горкомов и райкомов, прибывшие на областную партийную конференцию в Мурманске в 1956 году. Из фондов РГАСПИ
В конечном счёте отражением настроений костромского актива стали результаты голосования по выборам нового состава областного партийного комитета на партийной конференции 22 января 1956 года. В результате тайного голосования опальный Сумцов[486] получил всего 28 голосов против из 414 голосовавших. Его оппонент Лещев, фактически предавший шефа в трудную минуту, — 50 голосов против. Зато Ильин, вступившийся за Сумцова в Москве и подвергавшийся за это на конференции острой критике, был поддержан всеми 414 делегатами конференции[487]. Несмотря на то что и Сумцов, и Ильин впоследствии были отозваны из области и позже получили невысокие должности в Омске (где Сумцов начал свою карьеру) и в Москве соответственно, выступления на областной партконференции и итоги тайного голосования свидетельствовали о том, что Сумцову за относительно короткое время удалось заручиться поддержкой руководящей сети и актива, готовых защищать его даже перед лицом обвинений со стороны центра.
В последние годы сталинской эпохи многие региональные секретари опирались на небольшие лояльные сети и использовали в своих интересах различные нарушения формальных и неформальных норм. После смерти Сталина в новых политических условиях эта система разрушалась. Руководители регионов были поставлены перед выбором. С одной стороны, они могли последовать примеру А.П. Пчелякова из Кирова, готового идти на конфликты и скандалы в сети под защитой репутации успешного секретаря, выполнявшего амбициозные планы наращивания сельскохозяйственного производства. Однако такая стратегия была сопряжена с рисками. Высокий уровень кадровой текучки и практика взысканий не только привлекали внимание Москвы, но могли также и деморализовать региональные сети. Для выполнения напряжённых планов секретарям было необходимо сотрудничать с районными руководителями, порой не без сговора с ними.
По многим причинам уклонение от конфликта было в интересах не только первых секретарей, но других членов сетей. В конце концов даже победа над низовым автократом могла оказаться пирровой. Присланный со стороны новый секретарь мог оказаться не лучше, а это втягивало регион в трясину нескончаемого противостояния. Общие интересы побуждали региональных игроков идти на взаимные уступки. От секретарей в таких условиях требовалось придерживаться примирительной позиции в своих отношениях с активом, поэтому вместо конфронтации и угроз они демонстрировали внимание и уважение к подчинённым, призывая на помощь стабилизирующие правила должностного и личного старшинства. В отличие от прежних низовых автократов, насаждавших лояльность посредством шантажа и нарушения норм, секретари нового типа предпочитали путь компромиссов и предсказуемости, связанный с соблюдением норм и правил.