Саид разматывает грязные бинты с разбитых костяшек рук, делает несколько глотков воды и, закинув полотенце на шею, выпрямляется передо мной.
Когда он разгорячен, продольный шрам на его левой щеке кажется еще глубже, выразительнее, уродливее. Ходят легенды о том, как Махдаев его получил. Но ни одна из них не содержит и доли правды. Тайны Саида крайне охраняемы, чтобы вот так просто попасть в открытый доступ.
Его глубокие карие глаза загораются блеском. Облизнув крупные белые зубы, он обводит меня не самым дружелюбным взглядом и спрашивает:
— Где Малик, Ризван?
Я ожидал чего угодно, только не его озабоченность моими подчиненными. Но стушеваться нельзя. Подловит. И против меня обернет.
— В командировке. А почему тебя интересует его местонахождение?
— Вчера я созванивался с Мадиной. Она обеспокоена, что рядом с тобой другие парни. Те, кому она не очень доверяет.
Лжет. От начала и до конца. Я весь день провел с Мадиной, и с братом она не созванивалась. У нее нет мобильника, а к стационарному телефону она не приближается без моего разрешения или разрешения мамы, которая в свою очередь тоже поставила бы меня в известность.
— У меня надежные люди, — убеждаю Махдаева, но он скептически сощуривается.
Мгновенье буравит меня взглядом, а потом конфронтационным допросом наносит мне удар под дых:
— Какие у тебя дела со следователем Беловым? И почему его сестру Роксану охраняют твои джигиты?
— Она моя секретарша.
Не верит. Так напряжен и крови жаждет, что звучно скрипит зубами. В воображении кости мои ими перемалывает.
— Помнишь наш уговор, Ризван? Я поставил тебе условие, что криминала не потерплю. Теневой бизнес, годами процветающий в жалких лапах твоего отца, это гниль. А я не позволю, чтобы кто-то у меня за спиной, воспользовавшись особым положением в нашей диаспоре, подрывал стабильность непосильно добытого статуса.
— Ты предъявляешь мне обвинение в домыслах? — начинаю злиться.
Махдаев делает тяжелый шаг мне навстречу. Взглядом вскрывает мою черепную коробку и шипит:
— Ты перекупаешь долги, Ризван. Твоим последним объектом стал некий Пономарев. Однажды вы с ним уже встречались. Тогда же пропала и его жена. Я закрыл на это глаза. Ведь ты ненавидишь ложь, предательство и лицемерие. Значит, и мне не станешь врать. Но Роксана до недавнего времени была его секретаршей.
— Совпадение. Пономарев вовремя отдал долг. А где он раздобыл средства, меня не интересует. Вовремя отдаст и сейчас.
— Наведи порядок в своей семье, Ризван, — вдруг говорит он. — Приглядись к тем, с кем живешь под одной крышей. Не завелась ли там крыса? Через три дня я приеду за Мадиной. И я очень надеюсь, что ты познакомишь меня со своей секретаршей. Я был бы рад узнать, что твоими бумагами наконец-то занимается знающий в них толк специалист, внушающий доверие.
Слишком быстро заканчивает разговор. Выходит, глубоко не копал. Ограничился донесениями. И даже дает мне три дня. Придется устроить для него шоу. Чтобы не потерять завоеванное особое положение в нашей диаспоре. Как-то не рвусь я к изгнанию. По следам старшего брата.
— И верни Малика, — добавляет Махдаев. — Хочу с ним потолковать.
Догадывается, что ни в какой он не командировке. Хоть и прямо не говорит. Наверное, мне везет лишь потому, что Мадина по уши в меня влюблена. Для Махдаева она — целый мир. Он на все пойдет ради нее. Даже простит мне ошибку, дав шанс на исправление.
Вернувшись в машину, сразу набираю Ильяса.
— Как обстановка?
— По-прежнему сидит в комнате. Не разговаривает. Не ест, — отвечает он.
— Вывернись наизнанку, но взбодри ее. Пора вводить ее в игру.
— Риз, может, не надо…
— Если Махдаев узнает, чем мы занимаемся, нас с тобой за яйца подвесят. Кто-то стал чересчур болтливым.
— Тебя ждать? — спрашивает он со вздохом.
— Нет. Сам ею занимайся. А я отправлюсь заметать следы.
— Брат, ты же не собираешься…
Скидываю звонок и отдаю команду водиле:
— Давай-ка прокатимся к Пономареву.
Кивнув, глядя на меня в зеркало заднего вида, он заводит тачку и выруливает с парковки.
Глава 13
Утром двенадцатого дня моей «командировки» я возвращаюсь в поместье Ризвана. Ильяс лично привозит меня, заранее предупредив, что мне предстоит сыграть роль секретарши его старшего братца перед каким-то очень важным типом. Вызову лишние подозрения — пожалею. Отыграю блестяще — получу награду. Какой она будет, боюсь представить. До этой минуты ни одна «награда» не принесла мне желаемого облегчения, не то чтобы удовольствия.
Для меня уже готов новый гардероб — закрытые блузки, строгие юбки, чулки, туфли, пиджаки, брюки. Размер подходящий: без примерки вижу. А под пронзительным взглядом хозяйки дома совсем не хочется крутиться перед зеркалом.
— Перестань смотреть на нас, как на стервятников, — делает она мне замечание, когда Ильяс ненадолго оставляет нас с ней наедине в рабочем кабинете. — От твоего кислого лица уже тошнит.
— Отправьте меня в конюшни. Лошадям плевать, с каким выражением лица я буду чистить их хвосты, — острю я, но быстро об этом жалею.
Эта ведьма больно хватает меня своими когтистыми пальцами за челюсть и сдавливает.
— Не дерзи, грязная потаскуха! Ты слишком много о себе думаешь, раз Ризван возится с тобой. Имей в виду, скоро это закончится. Он женится, и все его интрижки останутся в прошлом. Ты, так или иначе, окажешься в моем подчинении. Или вообще дышать перестанешь…
— Мама! — одергивает ее вернувшийся в кабинет Ильяс с ноутбуком в руках. — Оставь ее!
Стиснув зубы, мегера отталкивает меня и, высокомерно хмыкнув, окидывает презрительным взглядом. Будто на собачье дерьмо смотрит.
— Учти, Роксана, я за тобой слежу, — говорит мне на прощание и выходит, громко цокая каблуками туфель.
Мое лицо пылает. Пальцами ощупываю щеки. Царапин вроде нет. Но ощущения такие, словно меня насквозь вспороли. Не тело. Душу. В том числе заявлением, что скоро Ризван женится. Нетрудно догадаться, кто его избранница.
— Иди сюда, Роксана, — зовет меня Ильяс за овальный стол переговоров.
Кабинет выполнен в темных тонах, поэтому даже двух больших окон недостаточно, чтобы сделать его хоть чуточку уютным. Комнатных растений тут нет. На картинах сплошной мрак вроде шторма, бьющегося о скалы. Диваны и кресла обшиты черной кожей. Портьеры тяжелые, с увесистыми балдахинами.
Я устраиваюсь в кресле напротив Ильяса и туплю взгляд на свои руки. Не хочу видеть его. Он так похож на брата… Когда наши взгляды встречаются, вспоминаю наш последний вечер, и так противно становится. Зачем он так со мной? Как с паршивой дрянью? Будто я шлюха подзаборная!
А я?! Я-то почему таю перед ним? Рассудок теряю? Знаю же, что пользуется, как вещью, а все наивно верю в лучшее, идиотка!
— То, что ты сейчас услышишь, Роксана, не выходит за пределы этих стен, — начинает Ильяс, отодвинув включенный ноутбук. — Я расскажу тебе историю нашей семьи, нашего бизнеса, нашей диаспоры. И ты должна запомнить, что эти знания унесешь в могилу.
— Как страшно, — вздыхаю я.
— Страшно, — отвечает он. — Ведь любое случайно оброненное тобой слово будет караться смертью.
— Да какая разница, Ильяс?! — Всплескиваю я руками. — Я — уже труп! Ризван все равно меня убьет. Не сегодня, так завтра. Не завтра, так через восемнадцать дней, когда у Пономарева выйдет срок, а деньги он так и не найдет.
— Не убьет, — вдруг произносит тот, откинувшись на спинку кресла.
Странно, но в его коротком заверении твердости больше, чем во мне веры когда-нибудь вновь увидеть брата.
— Откуда такая уверенность? — менее резко спрашиваю я.
— Потому что, — не спешит с ответом Ильяс, — Ризван влюблен в тебя.
Даже его трусливость перед моим братом звучала бы менее комично, чем влюбленность.
Горько усмехнувшись, подаюсь вперед и с ненавистью шиплю:
— Твой брат никого не любит. Вы просто не способны на это. Вы же нелюди.
Ильяс приподнимает уголок губ. Мои оскорбления ничуть его не задевают. Напротив — охотника пробуждают. Молодого, но сильного и опасного.
— Наш народ суров, Роксана, но не без сердца. Ты когда-нибудь слышала об езгатах?
— О ком? — переспрашиваю.
— Езгаты — малая народность со своими устоями и традициями. В вашей стране крупнейшая наша диаспора. Во главе нее стоит Саид Махдаев. Человек серьезный, грозный. Он контролирует порядок и благополучие своих подопечных и отчитывается перед старейшинами, как и остальные главы диаспор, — начинает рассказывать Ильяс. — Наши женщины целомудренны до свадьбы. Но не думай, что это забитые наседки. После замужества женщина становится правой рукой своего мужа, его главным советником и хозяйкой всего состояния. На мужчине же держится опора, достаток и безопасность семьи. Измена и рукоприкладство — единственные причины, по которым женщина имеет право на развод, но без повторного замужества. Как ты понимаешь, при разводе все достается жене и детям. Если же в измене уличена женщина, ее изгоняют из диаспоры. Поэтому наши браки крепкие.
— Я впечатлена, — бурчу без особого интереса к истории этих психически нездоровых недолюдей.
— Только вдова имеет право на второй брак. Женщины у нас не менее коварны, чем мужчины. Акулы, каких ты больше нигде не встретишь.
На рефлексах поворачиваюсь к двери, куда минуту назад вышла мать Ризвана и Ильяса. Есть толк в его словах. От этой женщины за версту могильным холодом несет.
— Пережив суровые времена, мы выбрались из нелегальных заработков, процветающих в вашей стране в девяностых. Наши отцы выживали, как могли. Мы не имеем права их судить. Но сейчас злостный теневой бизнес строго запрещен внутренней политикой народа. Сюда не относится игорный бизнес, перекуп долгов, если он не угрожает чьей-то жизни, укрытие от налогов и прочие пустяки.
— Тогда что здесь делаю я?
— А вот отсюда я расскажу тебе поподробнее. — Ильяс тарабанит пальцами по столу, качается в кресле и задумчиво смотрит на меня, явно подбирая слова. — Брак на иноверке — это крест. Ризван не старший сын этого дома. До нашей матери у отца была другая жена. Она умерла, рожая ему первенца. Наш брат имел больше прав на наследство, чем вторая жена отца. Такие уж дыры в законах. Но цапаться из-за состояния долго не пришлось. Брат влюбился в иноверку, приведенную в дом в качестве залога. Он был изгнан и считается отреченным. Нам запрещено даже озвучивать его имя. Так заведено. С тех пор отец поклялся, что порог нашего дома не переступит больше ни одна иноверка. Теперь понимаешь, почему мама так зла на тебя?