— Нам лишь надо, чтобы ей поверил Махдаев, — отвечаю я, пока мама не заподозрила меня в коварстве. — Если понадобится, я и кольцо на ее палец надену.
— Ты с огнем играешь, Ризван!
— Сбавь тон, — шиплю ей, шагнув навстречу. — Тебе следовало быть лучшей хозяйкой этого дома, когда отец проигрывал его в казино. Я из задницы наши бошки вынул. И не тебе учить меня, как поступать! Каждая жемчужина на твоем ожерелье, — пальцем поддеваю ее броское украшение и оттягиваю, — стоит кучу бабок. Но я не попросил у тебя ни единого камня, ни единой безделушки, ни единого платья, чтобы накрыть стол на ужин! Будь благодарна тому, что имеешь, и не лезь, куда не просят. Ты меня услышала?
— Да, — лихорадочно кивает мама с диким испугом в глазах.
Отпускаю ее ожерелье, глажу ее бархатную щеку большим пальцем и улыбаюсь:
— Вот и отлично. Извини.
Развернувшись, отправляюсь прямиком в свой рабочий кабинет. Ильяс слишком много на себя взял, бросаясь громкими заявлениями. Пора и с младшим братом обсудить границы его вседозволенности.
Дверь открываю резко. Надо было бы вообще с ноги. Во имя демонстрации своих недобрых намерений.
На Роксане лица нет, а Ильяс щерит зубы, отворачивая от нее экран ноутбука. Успеваю увидеть на нем рожу знакомого чинуши, обеспечившего Махдаеву неприкосновенность за его прошлые кровавые преступления. Все быстро становится ясно. Особенно когда Роксана, бросив на меня мимолетный ненавистный взгляд, отводит его в сторону.
— Убирайся в свою комнату! — велю ей.
Помедлив всего мгновенье, она встает с кресла и бесшумной тенью подходит ко мне. Останавливается, поднимает лицо и огрызается:
— Слушаю и повинуюсь.
В глазах же мелькает еще пара слов: «Чертов подонок!»
От желания содрать с нее блузку, смять ее сиськи, чтобы завизжала, в клочья порвать юбку и трусы и вдолбиться в нее по самые яйца, перед глазами плывут красные круги. Сколько бы ни унижал ее, а одним взглядом наповал сражает.
— Пшла, — повторяю глухо.
Хмыкнув, обходит меня и цокает каблуками вверх по ступеням лестницы.
Ильяс опускает крышку ноутбука и, встав с кресла, сует руки в карманы брюк. Чувствует, что шею намыливать ему буду. По глазам видит.
— Начинай.
— Следи за базаром, когда треплешься с ней, — киваю себе за плечо.
— Тебя задело, — корыстно лыбится мой младший брат.
Несомненно, раздувая искры этой истории, он преследует одну примитивную цель — добиться моего падения и на пепелище расправить свои крылья. Один брат стал изгоем, опозорится и второй. А последний унаследует громкую фамилию Гафаровых, станет ее гордостью и войдет в историю.
— Я не Тимур, Ильяс! — Я никогда не чурался имени старшего брата, в отличие от него. И сейчас четко произношу каждый его звук. — За юбкой не побегу!
До хруста сжимаю пальцы в кулаки. Главное — не дать волю эмоциям. Ударю брата — докажу его правоту.
— Тогда отдай Роксану мне. Поиграю и продам ее в бордель.
Скрипнув зубами, цежу:
— Только тронь. Она нужна мне, пока я не улажу все вопросы с Пономаревым и Беловым.
— То есть обещаешь, что потом вышвырнешь ее?
— Глазом не моргнув.
Качнувшись с пятки на носок, брат смеряет меня взглядом. Щиплет им, нутро пытается вывернуть. Но хрен я откроюсь ему. И хрен он получит Роксану. Моя! Только моя!
— Я подожду, — соглашается он. — Терпение у меня завидное.
— Удачи, — говорю ему напоследок и выхожу из кабинета.
Нельзя больше оставлять его наедине с Роксаной. Опасно. Брат оперился, во вкус вошел. Тормозов не знает.
В каком-то полубреду поднимаюсь на второй этаж, но иду не к себе, а в ее комнату. Как зомби, ведомый страшным голодом, от которого все тело спазмами сводит.
Распахнув дверь, наслаждаюсь ее содроганием. Стоя посреди комнаты, она расплескивает воду из стакана, намочив грудь и прилепив к ней шелковую ткань белой блузки. Облизываясь, скольжу взглядом по кружеву белья. Слежу за тонкой струйкой, стекающей по юбке и капающей на обнаженную ступню. Ее туфли раскиданы по комнате, как и чулки. Здесь душно. Врывающийся в открытое окно ветерок колышет ее распущенные волосы. И я носом втягиваю этот сводящий с ума запах… секса.
Глава 15
Холодная вода вмиг раздражает соски, и они спелыми вишенками выпирают через тонкую мокрую ткань бюстгальтера и блузки. Неожиданный визуальный натиск Ризвана сковывает мое тело сладкой дрожью. Его глаза раздевают, испепеляют, снова превращают меня в шлюху, которую предают ее собственные инстинкты.
— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает он с несвойственной ему интонацией легкого беспокойства.
Этот вопрос застает меня врасплох. Ризван — обладатель обескураживающего очарования, этого у него не отнять. Его манера произносить звуки будоражит волоски на коже и ножом вскрывает законсервированные первобытные инстинкты. Но сейчас его словно подменили.
— Ты был груб со мной, — отвечаю я.
— Тебе понравилось, — констатирует он факт, ни капли не смутившись.
Войдя в комнату, оставляет дверь нараспашку. Это наводит на мысль, что он здесь не задержится. Окинув взглядом разложенные по кровати вещи, он пальцем указывает на вечернее платье — черное, длинное, с обнаженной спиной.
— Ты наденешь его.
— Не думаю, что Махдаев не знает, как должна выглядеть секретарша, — язвлю я, любуясь его профилем.
Он нереален. Я в детстве так куклами на витринах магазинов не любовалась. Почему-то изнутри выжигает желание заполучить этого мужчину и никому не отдавать. Я таких чувств даже к бывшему мужу не испытывала, хотя знала его вдоль и поперек. А Ризвана совсем не знаю. Он о себе не рассказывает. Только Малик и Ильяс изредка приоткрывают завесу его тайной личной жизни. И я чувствую, как моя реальность начинает делиться на два мира. Таская меня из одного в другой. Нещадно, болезненно. Вырвав меня, будто из глубокого сна раздумий и взвешиваний, из пресной размеренной жизни, ограниченной скучной работой, незапоминающимися похожими друг на друга корпоративами, мечтой встретить настоящего мужчину и уехать с ним на край света. Закинув в засасывающую топь, горящую всепоглощающим огнем, раздуваемым монстрами. Здесь другие краски, другие ценности, и мысли обретают совсем иные очертания. Более острые, резкие, ощутимые. Никаких полутонов. Кровь, боль, страсть. Жизнь и смерть. Белое и черное.
— После ужина мы кое-куда поедем, — оповещает меня Ризван, уколов взглядом.
— Ты, я и твоя невеста?
— Ты, я и мой член, — невозмутимо поясняет он, шагнув мне навстречу.
— Слабо трахать меня под носом у нее? — горько усмехаюсь, расталкивая дремлющего зверя.
Взбесившись в мгновенье ока, Ризван толкает меня к столу, разворачивает и ставит раком. Задрав юбку, коленом разводит мои ноги в стороны и запускает пальцы под полоску влажных трусиков.
— Течешь, стерва, — порыкивает, склонившись у меня над ухом.
— Признайся, — рвано дышу я, ухом прижимаясь к столу и смотря в открытый дверной проем с надеждой, что нас застукает его святая Мадина, — тебе нравится. Тебя возбуждают не смиренные женщины, а непокорные потаскухи. Со мной ты чувствуешь себя владыкой мира, с ней — рабом. И ты никогда не реализуешь свои тайные грязные фантазии с ней. Тебе в кайф брать чужое. Без спросу. Жестко. Грубо. Бороться с внутренним голосом разума и морали.
Мои трусы рвутся, обжигая кожу натянутым как лезвие шелком. Ширинка мужских брюк возбуждающе режет слух. А когда головка члена упирается в мою вагину, у меня закладывает уши.
— Да-а-а… — выдавливаю я, стиснув зубы и отправившись навстречу Ризвану. — Ты никогда не трахнешь ее так…
Он заламывает мои руки за поясницу и с диким утробным рыком вторгается в меня.
— Будь ты проклята, — хрипит, долбя меня так, что ножки стола со скрипом царапают паркет.
Хватает за волосы, поднимает над столом и зубами прикусывает мочку моего уха.
Перед глазами все плывет, но я цепляюсь взглядом за вид из окна напротив. По велодорожке, прилегающей к саду, спокойно петляет на своем велосипеде Мадина. Ни о чем не подозревая. Общаясь и смеясь со служанками. Летая в наивных мечтах о скорой свадьбе и счастливой супружеской жизни.
Я поворачиваюсь к Ризвану, кладу голову на его плечо и нахожу его губы своими. Ненасытно целует, кусает, посасывает, трахает языком мой рот, одной рукой продолжая тянуть за волосы, другой мять мою грудь.
Снова развернув меня, подхватывает под бедра и усаживает на стол. Глаза в глаза. Одно дыхание на двоих. И моя ладонь на его твердой груди, в которой неистово бьется буйное сердце.
Его взгляд всего на миг перемещается на окно, становится пугающе диким и возвращается к моему лицу.
— Боже, — шепчу я с четким ощущением, будто шмякнулась на землю, выпав с самолета. Вдребезги. Разлетевшись на куски. Превратившись в пыль. — Вот я и нашла твою слабость… Это не она…
Ризван вновь толкается в меня своим огромным горячим членом, едва не выбив дух, и шипит мне на ухо:
— Нашла…
Я проглатываю невидимую пилюлю горечи. По щекам вновь текут слезы. Но отдаваться Ризвану вдруг становится вдвойне приятнее.
Его губы находят мои, и мы проникаем друг в друга без стыда и памяти. Просто наслаждаемся моментом, звучащим нашим тяжелым дыханием, моими стонами, его хрипами и скрипом ножек стола.
Он кончает глубоко в меня, зубами впившись в мою шею.
Дрожа в его объятиях, кончиками пальцев глажу его волосы на затылке и растягиваю миг обоюдного удовольствия. Презираю себя за эти чувства, но пора признаться самой себе, что Ризван заставляет чаще биться мое сердце. И не только от страха. Я его хочу. Желаю всем телом и душой. Скучаю, когда мы не вместе. Прощаю ему грубость и угрозы. И эта порочная зависимость начинает меня пугать…
Он уходит, сухо обронив:
— Ужин в семь. Не опаздывай.
А я еще долго сижу на столе, смакую послевкусие нашей близости. Облизываю губы и кайфую от пульсации между ног. Через не хочу тащусь в ванную, снимаю с себя помятую одежду и залезаю под прохладную освежающую струю, смывающую с меня запах Ризвана и его сперму, медленно стекающую по внутренней стороне бедер.