Аппетита нет у нас обоих. Только ближе к вечеру решаем перекусить. Для побега нужны силы, поэтому приходится закинуть в себя немного еды.
— Риз, мне страшно, — признаюсь я, хоть и понимаю, насколько это неуместно.
Он без слов знает, как меня трясет. Вероятно, и сам боится. Так что мое признание ничего не меняет в лучшую сторону. Наоборот, выставляет меня слабачкой, трусихой.
— Когда мне было одиннадцать, я угнал тачку и въехал в соседский забор. В наказание отец вывез меня в лес и бросил там на целую ночь. Страшно — это когда ты не знаешь, какие опасности таит будущее. Ко всему остальному можно подготовиться.
Голос Ризвана — ровный и холодный — очередное доказательство, с какой трезвостью он подходит к решению любой задачи. В нем нет обиды на отца за суровые методы воспитания. Кажется, он даже готов простить Ильяса за предательство. Он умеет мириться и приспосабливаться. А мне не помешает взять с него пример, если я планирую всю жизнь жить в бегах.
Мы выдвигаемся из хижины с наступлением сумерек. Судя по тому, что Ризван забирает все вещи, мы сюда уже не вернемся.
Приехав в деревню, показываю ему путь до почты, а там нас встречает сторож-старичок. Взяв у меня крупную купюру, впускает в отделение и выдает ключ от ячейки. От брата я получаю не только целый пакет паспортов и прочих документов, но и два комплекта одежды, походную сумку, кнопочные мобильники и несколько сим-карт.
Пока я переодеваюсь, Ризван тщательно изучает бумаги.
— Ну и что дальше? — спрашиваю, поправляя волосы под бейсболкой.
Пролистав паспорта, он протягивает один мне и отвечает:
— Лилиан Ришар. Французский акцент сымитируешь?
— Мы летим в Париж? — обалдеваю я.
— Нет, только ты.
— В смысле? — напрягаюсь, не припоминая такого уговора.
— Я прибуду к тебе через два дня.
— Но почему?!
— Так надо. — Ризван берет комплект своей одежды, быстро переодевается, грязный костюм убирает в мусорный мешок и отсчитывает для меня деньги. — Ты едешь в аэропорт прямо сейчас. Если верить твоему брату, там чисто. Садишься на рейс, — в моей руке появляются билеты, — пересадка в Москве всего полтора часа. Прибудешь в Париж, возьмешь такси и поедешь в самый дорогой отель. Но там покажешь вот этот паспорт. — Он подает мне еще один документ, удостоверяющий выдуманную личность.
— Закаева Асия? Ты смеешься? — Я развожу руками, не представляя, как играть эти роли — то я француженка, то чеченка.
— Всего два дня, — четче повторяет Ризван. — И я приеду к тебе. Пойми, Роксана, нам нельзя светиться вместе. Махдаев ищет нас парой. Он допрет, что мы могли разделиться, но не так сразу.
— А твой брат? Олег нашел его?
— Поэтому я прилечу только через два дня.
Закатив глаза, я протяжно выдыхаю, а Ризван рассовывает деньги по внутренним карманам моей куртки.
— Камешки, — проговариваю я.
— Что? — хмурится он, замерев.
— На эти деньги надо купить камешки: бриллианты, например. С ними проще. Можно вшить в лифчик, — пожимаю плечом. — Загнал один — и не таскаешься с мешком налички.
Рывком прильнув ко мне, Ризван накрывает мои губы поцелуем — горячим и дерзким. Вжимает меня в себя чуть ли не до хруста костей.
— Похоже, тебе понравилась идея, — шепчу ему в губы, пытаясь улыбнуться.
Каких-то две недели назад я ненавидела его лютой ненавистью. Презирала. Желала ему смерти. Помышляла о побеге. Сегодня — сейчас! — не хочу уезжать без него. Два дня будут похожи на две жизни.
— Риз, должен быть другой выход, — умоляю я, но он вкладывает в мою ладонь мобильник.
— Выкинешь симку сразу после моего звонка. Номер сохрани. Позвонишь на него из Парижа.
— Из отеля?
— Ни в коем случае. Придумай что-нибудь. И не вздумай называть по телефону отель. Я сам тебя найду.
— В Париже не три квартала, Риз.
— Я тебя из-под земли достану, — рычит он, но теперь его тон не кажется мне угрожающим. Напротив, жажду, чтобы повторил. Вселил в меня уверенность в безопасности под его крылом. — Тачку нам найди, — бросает он сторожу через плечо.
Старик, стушевавшись, достает из кармана затертый мобильник и созванивается с каким-то другом.
Я слежу за движениями Ризвана — его мимикой, сильными руками, бугристыми мышцами под обтягивающей тканью майки. Каждый его жест отточен до идеала. Возможно, внутри у него все полыхает, но внешне он выдаст только гнев и ярость. Никогда, даже под страхом смерти не доставит кому-то удовольствие любоваться теми эмоциями, которые сделают его уязвимым.
За мной приезжают минут через десять.
Ризван провожает меня к машине, усаживает и дает водителю денег.
— Доставишь ее в аэропорт и забудешь, что мы вообще встречались. В город едешь по просьбе соседки. За лекарствами.
Распустив слюни на полученную сумму, мужик часто кивает, прячет деньги в кармане толстовки и взволнованно поправляет кепку. На меня силится не смотреть. Догадался, что в грязном дельце возится. Не хочет лишний раз подставляться. Решил не запоминать мое лицо.
Пока он не завел машину, я вылезаю и бросаюсь на шею к Ризвану. Сердце трепыхается в груди, и колени подкашиваются. Страх за свою жизнь теперь полностью обратился в страх за его жизнь. Если с ним что-то случится, если Махдаев до него доберется, или мой брат устроит какую-то засаду, я попросту сломаюсь. В этот раз окончательно.
Без Ризвана мое сердце перестанет биться…
— Я тебя не брошу, — обжигающий шепот касается моего уха. Твердые ладони бродят по моей шее и затылку. Он прижимает меня к себе, невольно демонстрируя ядовитое желание не расставаться.
— Поклянись! — требую я, схватившись за ворот его майки. — Поклянись, что не бросишь! Что через два дня приедешь ко мне! Живой, черт возьми! — вскрикиваю я сорвавшимся на хрип голосом, и по щекам текут слезы.
Подушечкой большого пальца Ризван стирает одну из них, гладит меня тыльной стороной ладони и отвечает:
— Ради тебя я себе дорогу из самого ада зубами прогрызу.
Я в последний раз целую его, расстаюсь с жаром его тела и, сев в машину, уезжаю.
Кто бы мог подумать… С братом мне было проще попрощаться, чем с Ризом. С человеком, который полмесяца назад был моим самым большим кошмаром.
Оборачиваюсь на его таящий в ночи силуэт, поджимаю губы и мысленно уверяю саму себя, что все будет хорошо. Мы еще встретимся. И после этого навеки будем вместе.
Глава 21
Пенные волны с шелковым шелестом ласкают пустынный кусок побережья. Рваные звуки прибоя и шороха гальки складываются в незатейливую песню моря. Об одиночестве, о горе, о разлуке… И обо мне — о моей безразмерной любви к Ризвану Гафарову. О мыслях об этом сильном, опасном, захватывающем дух человеке. О счастье, которое другой показалось бы больной фантазией нимфоманки.
Два дня… Он обещал, что мы встретимся через два дня. Но это было так давно. Целую вечность назад.
— Предупреждай, когда выходишь! — Он нависает над моим затылком, и я чувствую, как прожигает его взглядом. — Даже сюда, на террасу.
Оборачиваюсь и улыбаюсь двум стаканам в его руках. Капельки конденсата медленно стекают по стенкам под жаркими лучами солнца Ниццы. Мы уже три недели плавимся в этом райском уголке, а Ризван до сих пор не пояснил мне, почему задержался дома. Каждый раз, когда я начинаю спрашивать, находит отговорку и более важную тему для бесед. Впрочем, если наше общение вообще можно назвать беседами. К многословным-то Ризвана не отнести.
До слуха доносится веселый визг с пляжа неподалеку, его кипящая беззаботностью реальность, и все мои мрачные мысли как рукой снимает.
— Никуда я от тебя не денусь, — мурчу, взяв коктейль и пригубив его. Холодный напиток сразу остужает, а то я не знаю, от чего мне жарче — от зашкаливающего столбика термометра или от взгляда Ризвана.
Он садится на шезлонг, тапает пальцем по сенсору планшета и снова погружается в новостные сводки. И не надоедает же!
— Чего ты ждешь, Риз? — Пристраиваюсь позади него и, выдавив немного крема из тюбика на ладонь, принимаюсь массировать его мощные плечи. — Вестей об аресте Махдаева?
— Желательно о его шакальей смерти, — отвечает он.
— Риз, — я забираю у него планшет, откладываю его к стаканам на круглом столике, а сама устраиваюсь на мужских коленях, — ты собираешься рассказывать мне, почему мой брат задержал тебя? — Обвиваю его шею руками, приковав к себе цепкий взгляд темных глаз. Он скользит им по моему бикини, поднимается к губам и снова вниз. — Даже не думай! Пока не откроешься мне, секс только пресный. В миссионерской позе перед сном. И куплю себе трусы в горох.
Уголок его губ дергается. Ризван понемногу начинает привыкать к моим редким шуткам, а расслабившись, становится совсем другим. Даже снисходит до приготовления ужина или просмотра со мной кино.
— Ты же видела шрам на лице Махдаева? — наконец решается он на откровенный разговор.
— Его трудно не заметить, — соглашаюсь я.
— О его появлении ходили легенды. Учитывая грязное прошлое Махдаева, любая из версий могла быть подлинной.
— Но?
Ризван спускает меня со своих колен на шезлонг, берет со столика пачку сигарет и закуривает одну. Отойдя к перилам, опирается о них и, затягиваясь сизым дымом, сосредоточенно смотрит вдаль.
— Мой старший брат Тимур втрескался в иноверку и был изгнан из диаспоры. Нас всегда кормили этой ложью. Отец, мать, Махдаев. А все было совсем не так. — Еще одна затяжка и пауза. Она нужна Ризвану набраться духа. Ведь он не привык изливать душу, жаловаться, выглядеть беспомощным. — Та девушка была шлюхой Махдаева. Его тайной наложницей, связь с которой стоила ему уважения и места в диаспоре. Если бы старейшины пронюхали о ней, сейчас Махдаев гнил бы в изгнании. Каким-то образом Тимур узнал эту тайну и раздобыл доказательства. Не только о связи Махдаева с иноверкой. За ним много всякого водилось. Где-то работал не совсем чисто, оставлял следы… В общем, вскоре Тимур и та девица исчезли, а у Махдаева появился шрам на лице.