— Я догадываюсь, к чему ты клонишь…
— Я столько лет верил в его измену роду, — продолжает Ризван, вопреки тому, что я готова его остановить. — А оказалось, брат давно мертв. — Его глаза снова находят меня. — Похоронен под номерной табличкой, а нераскрытое дело об убийстве пылится в архиве, разгребаемом твоим братом. Впервые я так сильно ошибся в человеке. Он умнее, чем я думал. Много разного нашел. Результат анализа ДНК подтвердил, что тот неизвестный — мой брат. Под его ногтями были найдены частички кожи, которые сейчас обследуются, но я уверен, они принадлежат Махдаеву.
— Махдаев не мог так легко скрыть преступление! — Не верю я. — Твой отец забил бы тревогу!
— Отец? — Бровь Ризвана изгибается. — Не забывай, Роксана, в семье руководила женщина — моя мать. А она ненавидела Тимура. Она убедила отца, что против Махдаева лучше не выступать, хотя бы ради меня и Ильяса, и тот засунул язык в жопу. Вот почему Саид так приклеился к моей семье! Ему было важно держать нас в узде, контролировать. Он не знал, владеет ли кто-то из нас еще секретной информацией и доказательствами, найденными Тимуром. Не из-за Мадины он крови моей жаждет. Чует, что рано или поздно я стану его палачом.
— Но ты же не станешь ему мстить? — испуганно спрашиваю я.
Мы только начали привыкать к новой жизни — ее спокойному, размеренному ритму.
— Как только у твоего брата на руках появятся результаты экспертизы, на арест Махдаева выпишут ордер. Ниточка за ниточкой — и он окажется за решеткой, где его наши же и порешат.
— Поэтому мы никуда не бежим? — Поднявшись, подхожу к Ризвану, забираю у него недокуренную сигарету и тушу в пепельнице. — Мы вернемся домой?
— Мы никогда не вернемся туда. Я уже изгой, Роксана. Из-за тебя. Вернуться я могу только одним путем — женясь на Мадине Махдаевой. Но во-первых, меня опередил Ильяс. Быстро подсуетился взять в жены брошенную накануне свадьбы девочку. Во-вторых, без тебя жизни-то не будет.
Оригинальное признание в любви. Особой нежности от Ризвана не дождаться. Хотя мне грех жаловаться. Он меня предупреждал об особенностях жизни с ним.
— И что? Всю жизнь так и будем болтаться по миру?
— Камешков хватит на десять жизней. Почему бы и нет? — Ризван опять устремляет взгляд на пляж.
Я отхожу от него, покидаю террасу и иду в ванную. В шкафчике за флаконами нахожу припрятанную тест-полоску и возвращаюсь к Ризвану. Не так я хотела преподнести ему эту новость. Надеялась на романтический ужин при свечах. На его предложение руки и сердца. На большие планы. Но видимо, пора выбросить эти розовые мечты из головы. Воздушные замки рано или поздно сдувает ураганом, и лучше в них вообще не заселяться.
Кладу полоску перед ним и скрещиваю руки на груди.
— Вот! Может, теперь ты поймешь, что всю жизнь так не прожить!
— Что это? — рычит он, косясь на меня. — Ты в своем уме так шутить?
— Да какие шутки?! У меня задержка, Риз! Я сделала десять тестов за пять дней. Все, как один, показали две полоски!
— Нашла время, — фыркает он, сминая тест в кулаке. — Чем ты думала?!
— Я?! А ты чем думал, когда кончал в меня?! В тот самый день, когда ты появился на пороге моего офиса, закончилась моя самостоятельная жизнь. Я же ничего не решала. Этим занимался ты. Так почему ты не позаботился о гондоне или противозачаточных?! Не надо вешать на меня то, за что мы оба несем ответственность!
Заметив, что мы говорим не просто на повышенных тонах, а именно ругаемся, скандалим, как муж и жена, я несколько смущаюсь. Ризван же снова не выдает ни единой эмоции, кроме раздражения.
Зазвонивший мобильник заставляет нас прекратить. Приняв вызов, Риз опять отворачивается к пляжу.
— Да!.. Это точно?!.. Когда?!.. Понял!
Отняв телефон от уха, не глядя на меня, произносит:
— Махдаева только что арестовали. Ему выдвинули обвинение в убийстве Тимура.
Я прикрываю рот рукой. Где-то в глубине души я надеялась, чтобы Махдаев не был причастен к смерти Тимура. Ризван пожимал ему руку, пил с ним, принял его помощь, собирался жениться на его сестре. Со всем этим нелегко смириться.
— Риз… — Приближаюсь к нему, нерешительно прикасаюсь к смуглой спине, покрытой не только татуировками, но и свежим бронзовым загаром, обхватываю ее и прижимаюсь к его горячему телу. — Оставь это дело Олегу. Он все уладит. Ты уже не изменишь прошлого, но будущее только в твоих руках. Наше будущее.
Прикрыв глаза, слушаю биение его сердца — гулкое и ровное. Мужчина-гора. Что бы с ним ни происходило, не рассыплется.
— Фурия, — фыркает Ризван. — Будущее без личной вендетты, как ворованный кусок хлеба.
— Ты не особо руководствовался этой идеологией, забирая меня за долги Пономарева.
Хмыкнув, он разворачивается, смеряет меня взглядом и убирает телефон в карман шортов.
— Ребенок — это ответственность, Роксана.
— Считаешь себя ничтожеством, не способным воспитать сына? А знаешь кого я вижу перед собой, Ризван? Человека, готового и способного меняться. Ведь без перемен нет кайфа от жизни. Плесневеть в однообразии скучно. Малыш лишь на пару лет привяжет нас к одному месту. А потом нас ничто не будет удерживать от переездов. Ты сам сказал, камней у нас на несколько жизней хватит. Внимание вашего народа теперь долго будет сосредоточено на Махдаеве. Руководитель целой крупной диаспоры подставил под сомнение устои и законы. Про нас попросту забудут. Никому дела не будет, как, где и на что мы живем. Значит, отныне весь мир у наших ног. — Я кладу ладонь на его колючую щетинистую щеку и улыбаюсь: — Я люблю тебя, Ризван. И я хочу родить твоего ребенка. Принимай это, как наш шанс попробовать что-то новое. Возможно, более рискованное и опасное. Но разве нам впервой?
Всего на секунду прикрыв глаза, он выдыхает и вновь пронзительно смотрит на меня. Ответной улыбкой не награждает, но лицом расслабляется.
— Я был твоим мучителем, Роксана. Что я расскажу сыну, когда он спросит, как его родители познакомились?
— Расскажешь ему сказку о Красавице и Чудовище.
Он хмурится, явно не понимая, о чем речь.
— О-о-о, — игриво тяну я, беру его за руку и пячусь в комнату, к кровати, — злой и суровый Ризван Гафаров не знает сказок. Что ж, давай придумаем свою. До рождения ребенка еще восемь месяцев. Я поднатаскаю тебя в теории.
Щелкнув застежкой лифа, бросаю его в сторону и, сунув большой палец за резинку трусиков, прикусываю губу.
— Сам снимешь или…
Рывком бросившись в атаку, Ризван заваливает меня на постель, подминает под себя и шепчет на ухо:
— Не провоцируй меня, девочка.
— Иначе что? — хихикаю я под жаром его тела.
Он находит мои глаза своими, губами касается моего приоткрытого рта и отвечает:
— Иначе я на тебе женюсь.
— Но ведь я всего лишь твоя секретарша…
— Уже нет, — произносит он и накрывает мой рот жадным поцелуем.
Часть 2Глава 1
В его глазах нет искр. В них плещется багровая лава. Он топит меня. Сжигает. Стирает из памяти прошлое, оставляя свои следы всюду — в сердце, в душе, в каждой клеточке тела.
Этому человеку нельзя отказать. Язык не поворачивается. За ним тянет пойти на край света, как бы ни подкашивались колени от ледяного ужаса. Его цепи крепки, а кандалы впиваются шипами в плоть. Я смотрю на него и не понимаю, как так вышло, что я по сей день его люблю. Ношу под сердцем его дитя. И с каждым новым рассветом пропитываюсь им насквозь, врастаю к него, пускаю в нем корни и уже не представляю своей жизни без него.
Потерев глаза, приподнимаюсь с подушки и беру с тумбочки заветную записку. В последнее время мы редко просыпаемся вместе. Я сплю допоздна, а Ризван на пробежке с первыми лучами солнца. Он хоть и отошел от дел, но продолжает держать себя в форме. Не спорю, что мне это льстит. Не каждый мужчина заботится о своих мышцах после свадьбы. Ризван же не из тех, кто лениво отращивает пузо. Это полагается только мне — неповоротливому колобку, еле севшему в кровати.
Погладив круглый живот, шепчу малышу «Доброе утро» и разворачиваю записку.
«Завтрак на столе. Свежий апельсиновый сок в холодильнике. Курьер приедет в 10:30».
Ризван никогда не подписывается, не добавляет постскриптумы и не разбрасывается короткими сладкими фразами. В своих чувствах он признается иначе — тем, как заботится и оберегает.
Втянув носом запах бумаги, насыщенной его одеколоном и привкусом кожи — терпкой, горькой, горячей, родной, — я закрываю глаза и блаженно мурчу. Вернется с тренировки — покусаю.
Привычно держа руку на животе, беру свой шелковый халат со спинки кресла и выхожу из спальни. Окна по всему дому распахнуты. Комнаты наполнены морем и цветами. Они тонут в нежном шлейфе соли и пыльцы. Жаль, что со дня на день нам придется отсюда уехать. Мне скоро рожать, и Ризван уже выкупил для нас с сыном место в крутой клинике где-то в Финляндии. Так что остаток лета мы проведем вдали от пляжа и пальм.
Накинув поверх шелковой сорочки халат, залезаю в холодильник и достаю графин со свежевыжатым соком. Налив немного в стакан, подношу его к губам и задерживаю взгляд на утренней почте. Я приучила Ризвана начинать день не с новостей, а с чего-то позитивного — либо с секса, либо с пробежки. Поэтому он оставляет газеты и письма рядом с моим завтраком и добирается до них ближе к обеду.
«Сбежавший преступник может скрываться в Греции».
Делаю долгий глоток, медленно сдвигая запечатанные конверты с громкого заголовка новой статьи. Вижу фотографию Саида Махдаева из зала суда и холодею.
Стакан выпадает из рук и, приземлившись у ног, обдает их ледяным соком. Мой живот скручивает резким спазмом, когда перед глазами начинают мелькать отдельные строчки: «Сбежал из тюрьмы…», «убил тюремного надзирателя», «есть подозреваемые соучастники побега».
— Боже… — Дрожащими руками хватаю телефонную трубку и лихорадочно набираю номер брата. — Ну же, Олег, ответь… — молю шепотом, расхаживая по дому и гладя живот свободной рукой.