Только развернувшись у двери, он замечает меня. Либо так увлекся, что потерял бдительность. Либо просто недооценил меня.
Наши взгляды встречаются. Прокручиваю перед глазами десятки способов убить его, вытрясти из него душу, если она вообще у него есть. Похоже, он размышляет о том же. Ведь звенящее между нами напряжение ощущается кожей.
— Тебя тоже отыметь? — спрашивает он. Без желания. Просто — уколоть.
— Себя отымей.
Он трогается с места, но в гостиной тут же появляется Камиль. Тормознув его, отталкивает назад и твердо просит:
— Иди спать, Саид. А ты, — поворачивается ко мне, — должна сцедить молоко.
— Не буду.
— Будешь
— А если все-таки нет? Что ты мне сделаешь?
Камиль, все так же прихрамывая, подходит ко мне, хватает меня под мышку, с силой дергает на себя и угрожающе хрипит:
— Заставлю.
Он грубо утаскивает меня в мою комнату, хлопает дверью и щелкает выключателем. Толкнув к тумбочке с молокоотсосом, скрещивает руки на груди.
— Начинай.
— Зачем вам это молоко? Вы извращенцы, что ли?
— Скажем так, это благотворительность, — отвечает он.
Конечно, я отношусь к этому заявлению скептически. Где Саид с Камилем, а где благотворительность! Они только о своих шкурах пекутся.
Отвернувшись от него, сажусь на кровать и приступаю к противной манипуляции.
— У тебя дочь, — проговариваю после утомительного молчания.
— А у тебя сын.
— С которым мне не дают видеться. Я ни разу не искупала его, не поменяла ему подгузник, не уложила его в кроватку.
— Радуйся. Когда родилась Доминика, моя жена рыдала от усталости, — усмехается Камиль.
— Вы поэтому развелись?
— Развелись? С чего ты взяла? Она в командировке.
— Я не вижу у тебя на пальце кольца, — замечаю я, покосившись на него через плечо.
— Вы с Ризваном официально женаты? — тонко парирует он. — Я не в том положении, Роксана, чтобы выбирать себе обручальное кольцо. Есть личности, которым совсем не обязательно знать о моей семье.
— Из-за нее тебя вышвырнули из общины? — предполагаю я.
Камиль поджимает губы. Странный он. Полон загадок. Угрожал, что они с Саидом будут трахать меня до полусмерти, а оказывается, что у него жена и дочь. Что-то во всей этой истории очень мутно. Но я пока не могу зацепиться на крючок, каким бы очевидным он ни был.
— Из-за Ризвана, — вдруг отвечает Камиль. — Могла бы догадаться. Он же вредитель до мозга костей. Заставил тебя сменить тихую, размеренную жизнь на прозябание в изгнании. Из-за него ты рожала в дороге. Из-за него ты здесь. Из-за него был убит твой брат. Тебе этого мало, чтобы понять, кто есть настоящее чудовище?
— Ризван ни к чему меня не принуждал. Я сама выбрала такую жизнь. А вы вынудили меня подписать документы и лишили радости материнства. Нет, Камиль, мне этого достаточно, чтобы понять, кто здесь настоящие чудовища. Ты и Саид! И поверь, когда придет час расплаты, я никого не пощажу. — Я закупориваю бутылочку, решительно подхожу к Камилю и сую ему в ладонь. — Как родитель, войди в мое положение, — делаю попытку добиться своего. — Позволь мне оставить его у себя. Не будь конченным ублюдком. Я слышала вас с Саидом, ты не одобряешь убийство Олега. — На глаза наворачиваются слезы. В груди снова щемит от тоски и боли. — Он мой сын, Камиль. Моя кровь.
— Спокойной ночи, Роксана! — отвечает он и выходит, беспощадно проигнорировав мою просьбу.
Глава 7
Я чувствую его руки. Крепкие, широкие ладони, скользящие по моим бедрам. Его запах. Терпкий, твердый, будоражащий самые пикантные фантазии.
Я царапаю его мускулистую спину. Выгибаюсь, кусая губы. Жмусь в него. Скольжу зубами по его коже, пробуя на вкус капельки соленого пота.
Он вновь дикий зверь. Иначе у нас просто не бывает. Вколачивается в меня, рыча и свирепея. Ему всегда меня мало. Хочется больше и больше. Им управляет одержимость, алчность и страсть. Но он умеет любить только так: или все, или ничего…
Я просыпаюсь, свернутая в клубок. Замерзшая на полу. С заледеневшими от холода пальцами.
Утерев слезы, отползаю к окну, прижимаюсь лбом к стеклу и выдыхаю. Это был всего лишь сон. Горячий сон о родном мужчине, который сейчас сходит с ума, разыскивая меня. Что бы о нем ни говорил Камиль, я не обвиню Ризвана в том, что сама когда-то приняла такое решение. В глубине души я знала, какой опасности подвергаю не только себя, но и Олега. Уверена, мой брат тоже это знал.
— Доброе утро! — В комнату входит няня с моим сыном на руках. — Ох, зачем же вы сидите на полу? Вам нужно беречь грудь!
Поднявшись, беру у нее ребенка и сажусь на край кровати. С каждой минутой все вокруг обволакивает беспросветная тьма, и только этот маленький комочек дарит мне единственный лучик света — надежду, за которую я еще цепляюсь. Может, быть пленницей моя судьба?
Стоит сыну присосаться к груди, как мои губы растягиваются в улыбке. Склонившись, чмокаю его в лобик и глажу по головке. Впервые задумываюсь о том, на кого он похож. Наверное, на меня. Или даже на Олега. У него светлая кожа, маленький носик и серые глазки, как у моего отца. Наверное, Ризвана это заденет, но любить сына меньше он не будет. Это же его кровь.
— Вы уже решили, как назовете его? — интересуется няня, опять готовя молокоотсос.
— Почему нам не позволяют жить в одной комнате? Я хочу сама ухаживать за ним. Ведь я его мать.
— Роксана, мы уже это обсуждали. Перестаньте злить хозяина, иначе он вообще запретит вам видеться с ребенком.
Не так я представляла себе материнство. Совсем не так.
Отдаю малыша, как только он наедается. Привычно сцеживаю остатки молока и иду завтракать. Считаю каждый шаг, каждую ступеньку, каждый вдох и биение сердца. В доме тихо. Только часы и ветер за окном.
На столе накрыто на одного. Кухарка говорит, что господин Саид еще спит, а хозяин уже поел. Я прошу подогреть яичницу с беконом и, пока жду, подхожу к окну. Двор я еще никогда не видела. Большой, серый, с массивными коваными воротами. Фонтан в центре отключен, кусты уже почти полностью оголились. Здесь осень. Холод. Мрак. Угнетающий предвестник лютой зимы.
Вижу Камиля у колонны на крыльце и переключаю все внимание на него. Как только во двор въезжает черный автомобиль, он берет на руки свою дочку в розовом плащике.
Из машины выходит эффектная блондинка в брендовом пальто. Сняв очки, распахивает объятия, в которые тут же заключает Камиля и дочь. Они долго так и стоят, обнявшись и воркуя. Камиль то и дело целует жену, носом зарывается в ее волосы, что-то настойчиво говорит. Они не спорят, но лицо блондинки вскоре теряет улыбку, взгляд меркнет.
— Он ее очень любит, — произносит вернувшаяся из кухни повариха. — Они такая красивая пара. А Доминика у них — настоящая жемчужина. Чудесная девочка.
— Вы хорошо знаете своего хозяина? — интересуюсь я, наблюдая, как Камиль сажает жену и дочку в машину и провожает их взглядом до самых ворот.
— Они приезжают сюда раза три в год. Вот уже пять лет подряд. Купили этот дом, когда родилась Доминика. Чтобы бывать подальше от мирской суеты.
— А где мы?
В дом входит Камиль, и служанка меняет тему:
— Ваш завтрак, госпожа.
— Проснулась? — Ее хозяин окидывает меня любопытным взглядом, обратив внимание, что я стою у окна.
— У тебя красивая жена, Камиль, — констатирую я очевидный факт. — Зачем тебе кому-то мстить, если жизнь прекрасно сложилась и без общины?
Он медленно подходит к столу и, выставив в сторону покалеченную ногу, опускается на стул.
— Представь, если мы с Саидом сейчас вдруг тебя отпустим и пообещаем больше никогда не соваться в вашу жизнь. Ты простишь убийство своего брата? Или будешь жить желанием отомстить?
Я сжимаю челюсти. Нечего отвечать. Я никогда не прощу Саиду Махдаеву убийство Олега.
Молча сажусь за стол, так же молча быстро завтракаю и, коротко сказав: «Спасибо!», — возвращаюсь в свою комнату-узилище. Однако не так уж и бесполезно прошла эта трапеза. Я узнала кое-что важное: этот дом в собственности Камиля уже пять лет. А это значит, что как только Ризван выяснит, кто помогает Махдаеву, ему не составит труда перешерстить все его имущество. И он найдет меня, даже если сейчас я нахожусь на другом конце света.
Я ложусь под одеяло, подогнув ноги и прижав колени к груди. Глушу в себе боль и шепчу с закрытыми глазами:
— Где же ты, Ризван?
Весь этот день проходит так же, как все предыдущие: я кормлю сына, сцеживаю молоко, ем, таращусь в окно, сплю, снова кормлю сына, сцеживаю молоко… И так по кругу. День сурка во всей его красе. И только глубоким темным вечером происходит то, чего я так долго жду.
Сквозь сон чувствую, как на мое лицо ложится шершавая мужская ладонь. Резко распахиваю глаза и собираюсь закричать, но вижу опустившееся ко мне лицо и замираю.
Наконец-то…
— Роксана, — шепчет Малик, — я уберу руку, но пообещай не кричать. Меня прислал Ризван.
Я согласно моргаю. Едва он отнимает ладонь, как я бросаюсь на его шею и душу своими объятиями.
— Малик! Слава богу! — хлюпаю носом, ощутив прилив новых сил.
Надежда быть спасенной вновь обретает свои очертания. Дикий ужас, который терзал меня на протяжении долгих дней, сменяется облегчением и радостью скорой встречи с мужем.
— Тише-тише. Все будет хорошо, — твердит Малик, отлепляя меня от себя. Указывает на пальто и говорит: — Одевайся. Нам надо спешить.
— Погоди! — Торможу я его. — Мой ребенок.
Его взгляд опускается на мой живот, и Малик меняется в лице. Он представляет себе самое худшее, что могло случиться.
— Я родила, — объясняюсь я, успокоив его. — Еще в день похищения. Но они держат его отдельно. Без него я не уйду.
— Роксана, нам нельзя медлить. Мы поймаемся.
— Предлагаешь мне оставить сына? Ты в своем уме? — возмущаюсь я слишком громко. — Или вы еще не убили Махдаева? Он спит в своей постельке, да?
— Успокойся! — велит Малик, снова накрыв мой рот своей рукой. — Махдаева нет. Он клюнул на отвлекающий маневр, и я надеюсь, босс с ним уже покончил. Но если что-то пошло не так, он вернется в любую минуту.