— А если я откажусь?
— Ты не трус. Ты не откажешься.
— Я стратег, Гафаров. Ты пришел с предложением, которое я должен обдумать, и в случае своего согласия подготовиться.
— Кончай. Ты в СИЗО не переставал мешки колотить, — раскрываю ему свою осведомленность его времяпрепровождением за решеткой.
— И все же?
— У Камиля есть доказательства твоей причастности к тем преступлениям, о которых ни власти, ни община понятия не имеют. Ты сам ему обо всем рассказывал. В том числе, и о том, как убивал моего брата, — рычу, стервенея. — И общине, и властям эти записи будут очень интересны. Даже то, как ты под давлением заставил Роксану подписать брачный договор. Тебе же не нужно разжевывать, что ждет Мадину? Ее спасает только брак с Ильясом. Но мой брат не самый примерный муж, и ему недолго развестись. Твоя сестренка останется совсем одна. Обязательно найдется тот, кто примет ее в свою стаю. В качестве подстилки для псов. Они будут пускать ее по круг день и ночь. Без остановки. Пока не раздолбят до самых кишок.
Махдаев звереет. Кольнули его мои слова. Есть и у него слабое место.
— Заметь, я не стал похищать ее, издеваться и шантажировать, как сделал ты. Но если ты откажешься здесь и сейчас положить конец этой войне, то я ни перед чем не остановлюсь. Я найду тех, кто затрахает ее до смерти.
Саид нервно трет щетину вокруг шрама. Косится то на меня, то на Камиля. Думает. Прикидывает. Соображает, чем еще меня взять.
— Думаешь, такой умный? — насмехается, словно вынул козырь из рукава. — Помни, Ризван, крыса — она всегда крыса. Как сильно ты доверяешь Рашидову? Друг, да? Вместе общину и меня вокруг пальца обвели? Так вот что я тебе сейчас скажу, Гафаров. Твой детеныш сдох во время родов. Все это время твоя шлюха кормила сиськой подставного младенца. Как тебе такая новость?
Я начинаю снимать куртку. Невозмутимо. Абсолютно спокойно. В бою нельзя выходить на сильные эмоции. Гнев должен перерабатываться в энергию, а не в сопли.
Бросаю куртку на дорогу и разминаю шею. Срал я на его пафосные предсмертные речи.
— Я в курсе, собака! Либо мы деремся по правилам, как мужики с яйцами, либо я растопчу тебя, как кусок говна.
За моей спиной к разговору подключается Камиль:
— Саид, ты послушай Ризвана. Зачем вам еще жертвы? Не рискуй Мадиной. Жалко девчонку. Молодая совсем.
Сплюнув, он снимает куртку. Оставляет ее на капоте тачки, поверх кладет пистолет, показывая мне, что готов к равному рукопашному. И хотя он здоровее, злость моя, выращенная из мелкого зерна, уже громаднее и массивнее многолетнего дуба. Не прощу ему ни брата моего, ни Роксану, ни сына. Электризуюсь от ненависти. Готов уложить его одной левой. Но чисто по-мужски позволяю ему размяться.
— Ты совершаешь ошибку, Ризван, — втирает Махдаев. — У тебя был шанс жить.
— В качестве зверушки на цепи, на глазах которой ты убьешь всех, кто мне дорог? Нет, спасибо. Кажется, я давно дал тебе понять, что меня не прельщает такая перспектива.
Хохотнув, он сжимает кулаки и бросается на меня, повалив на землю в первом же прыжке. Целится нанести удар по лицу, но промахивается, и кулак с треском вонзается в землю. Я уворачиваюсь, вылезаю из-под него и захватываю сзади за шею. Предплечьем давлю на горло, рыча ему на ухо:
— Сдохни, тварь.
Махдаев дергается, упирается коленями в землю, пытаясь встать, царапает меня по рукам, сдирая кожу, но поздно. Ему не хватает воздуха. А все потому что я месяцами готовился к этому моменту. Воспроизводил в памяти все, что знаю о Махдаеве, как о бойце. Размышлял над его боевыми советами. Высчитывал. Изучал его слабые стороны. Чтобы однажды услышать этот хриплый всхлип.
Сжав зубы, сворачиваю его толстую шею и швыряю обездвиженную тушу на землю.
Все.
Конец.
Время замирает.
Он сдох не в муках, каких заслуживал. Но все же не будет больше топтать эту землю и заставлять Роксану бояться.
Подняв лицо к звездному небу, выдыхаю. Возмездие свершилось. Мой брат отомщен.
Глава 10
Я просыпаюсь на рассвете. От голосов. Малик старается говорить негромко, но через приоткрытую дверь спальни все равно слышно.
Приподнимаю голову с подушки и прислушиваюсь. С ним говорит Ризван. Вернулся. Живой. И не один. В гостиной приглушенные голоса. Женский и, кажется, детский.
Не понимаю, что происходит. Напрягаюсь.
— Босс, она мне выбора не оставила. Вы сами ей пушку дали, — оправдывается Малик. — Вытянула из меня всю правду. За вами рванула… Уже на полпути остановилась и передумала. Сказала, что на время забылась, только о себе думала, потеряла ориентиры. Поняла, что она теперь мать и несет ответственность за ребенка. Вернулась домой и заперлась в комнате.
— Образумилась, девочка, — отвечает Ризван в своей скупой манере на комплименты.
Но этого достаточно, чтобы я улыбнулась. Он оценил мой поступок. Может, злится, конечно, что вспылила. Но гордится, что я одумалась.
— Туже затягивай, не младенца перебинтовываешь, — фыркает раздраженно.
Перебинтовываешь? Он ранен?
Подскочив с постели, быстро надеваю халат, запахиваю и выхожу из комнаты. Дверь прикрываю, чтобы сына не разбудить, если мы ругаться начнем. Заглядываю в гостиную, где на диване сидят жена и дочь Камиля. А между ними корзинка со спящим младенцем — смуглым ребенком с пухлыми губками и черными бровками. Я и не представляла, что у Камиля двое детей.
— Доброе утро! — приветствую я гостей.
Девушка переводит взгляд на меня и изящно поднимается с дивана. Красавица — глаз не оторвать. Неудивительно, что Камиль не торопится восстановиться в правах общины. С такой-то роскошной женщиной рядом!
— Мама, это та тетя, — подсказывает ей Доминика.
— Здравствуйте, Роксана! — улыбается мне ее мама. Голос у нее тонкий, приятный, мягкий. — Простите, мы вас разбудили. Мы не хотели шуметь.
— Это вы извините. Я не знала, что у нас гости. Сейчас согрею чай.
Потуже завязывая пояс халата, прохожу на кухню, где трое мужчин замолкают сразу, как только я появляюсь в дверном проеме.
Малик, стоящий у окна, виновато опускает лицо. Камиль завязывает край бинта на предплечье Ризвана и встает. Наши взгляды встречаются. Столько всего хочется ему высказать, но слов подобрать не могу. Он сумасшедший. Еще хуже Ризвана. Потому что глупее! Подверг меня настоящей пытке, считая, что защищал. Ничего, кроме пощечины, сейчас дать ему я не готова. Но будет очень неразумно, если это увидят его жена и дочь. Для них он должен оставаться авторитетом.
— Оставьте нас, — приказываю я, кивнув Камилю и Малику на дверь.
Ризван дотягивается до стакана с молоком и осушает его, пока я выпроваживаю его друзей и закрываю дверь. Медленным шагом пересекаю кухню и, скрестив руки на груди, встаю перед ним.
— Он мертв?
Ризван салфеткой вытирает губы и, смяв ее в комок, бросает на стол.
— Ты сомневалась во мне?
— Он мертв? — повторяю четче.
Он берет смартфон, разблокирует экран, открывает галерею и показывает мне фото распластавшейся на дороге туши Саида Махдаева с вываленным изо рта языком и распахнутыми в ужасе глазами.
Я облегченно выдыхаю. Похоже, я тоже стала чудовищем, раз радуюсь чьей-то позорной смерти, но такая я есть. Моя ненависть к этому подонку не знает границ.
— Руку подрал. — Ризван взглядом указывает на бинты. — Заживет.
Достав из шкафа бутылку вина и бокал, я вынимаю пробку и замираю. Решив не наливать, прямо из бутылки делаю глоток и звучно ставлю ее на стол. Это за победу.
Ризван поднимается со стула, который скрипит под его весом. Подходит ко мне со спины и запускает руки на мой живот. Зарывается носом в волосы, разгоняя по моей коже мурашки от горячего дыхания.
— У Камиля есть знакомый психолог. Он тебе поможет.
— Психолог? — Я резко разворачиваюсь. — Ты считаешь, я чокнулась? Я родила, Ризван! В жутких условиях! Меня лишили материнства! Потому что один твой давний друг, о котором ты мне почему-то не рассказывал, решил устроить самосуд… Погиб мой брат… Тот мальчишка-курьер… Они были хорошими людьми.
— Победы в войне без жертв не бывает.
— Вот как ты это расцениваешь? Жертва во имя справедливости? — Я вглядываюсь в его глаза и не верю, что ему не жаль. — Знаешь, Риз, если бы наш сын умер при родах, я бы покончила с собой. Как бы потом ты заговорил?
Подхватив меня под мышки, он усаживает мою попу на шкаф, разводит ноги и, прильнув ко мне, цедит:
— Я не выгораживаю Рашидова, но не всегда все идет по плану.
— Я теряла надежду, Риз. День за днем. Я разговаривала с тенями. Этого можно было избежать, если бы между нами было доверие. Я собиралась убить Камиля.
— Но не убила же.
— Это вышло случайно. Возиться некогда было.
— Что ты предлагаешь? — шипит гневно. — Развод? Учти, ты его не получишь. Уходи от меня, уезжай, прячься. Я тебя везде найду. И хрен я дам тебе устроить жизнь с каким-то гондоном. Ты моя. Целиком и полностью. Всегда будешь моей. Или ничьей.
Его заявление звучит убедительно. Он собственник. Поглотил мою душу, пленил тело. Прекрасно знает, что мне никто кроме него не нужен, но все равно напоминает, как ограничена я в выборе, сделав его однажды в пользу него.
— Расскажи мне обо всех, кто повлиял на твою жизнь. На чьи жизни повлиял ты, — прошу я. — Познакомь меня с ними. Чтобы я знала, кому можно доверять в критических ситуациях, а кого надо сразу гасить. Так мы избежим многих неприятностей. — Кладу ладони на его колючие щеки, заставляя его смотреть мне в глаза. — И мне не нужен психолог, если рядом будешь ты. Без тебя я схожу с ума. Мне воздуха не хватает, когда тебя нет. Не пренебрегай мной, Ризван. Ты — моя жизнь.
Взяв меня за шею, притягивает к себе и целует. Алчно ворует мои вздохи и всхлипы. Кусает до сладкой, мучительной боли. Сжимает в тисках своих объятий, без слов давая понять, что больше не оставит меня.
И я сдаюсь. Больше не злюсь на него, не держу обиды. Верю, что он любит меня. Возможно, еще сильнее, чем раньше.